Идиоты

Этот мир обречен. В каменных джунглях едва ли не опаснее, чем в настоящих. Тут действует лишь один закон: выживает сильнейший. Нет места гордости, чувствам, состраданию – их заменили алчность, похоть и подлость. Этот мир обречен – это знает каждая крыса в городской канализации. Потому что людям еще далеко до благородства волков. Да, слабый пес, неспособный шагать по трупам и питаться падалью, неизменно становится добычей более сильных. Домашний щенок, который никогда не решится прогнуть общество под себя, так и сдохнет в подворотне. Но и беспринципному, жалкому человечишке никогда не стать волком ни на одну сотую – он так и останется паршивой гиеной и мерзким шакалом. Тсумэ – сильный волк. А по-настоящему сильный волк, по его мнению, всегда будет одиночкой. Волк не имеет права никому верить, и никто не обязан верить волку – так будет правильнее для обеих сторон. Тобоэ в его представлении был просто собирательным образом слабака: маленький, хрупкий волчонок с ясными золотисто-карими глазами, домашний до мозга костей, ни на что не способный и безоговорочно верящий людям – не нужно быть провидцем, чтобы понять, что этот малыш не сможет, даже теоретически, выжить в этом мире, среди всей грязи каменных джунглей. Слабый обречен на смерть, потому что жить должны только сильные – банальный естественный отбор, которому нельзя перечить. Так почему же Тсумэ не ушел тогда восвояси, не бросил все как есть? Почему рискнул собственной жизнью ради бесполезной мохнатой тушки? Он ведь терпеть не может таких наивных идиотов, наотрез отказывающихся снять розовые очки и смотреть на жизнь трезво… Волку-одиночке плевать и на людей, и на других волков, после повторного изгнания он окончательно избавился от слова «стая» в своем лексиконе. И не то чтобы этот щенок что-то для него значил (как это вообще можно вообразить, они ведь встретились только что и совершенно случайно), просто… «Он просто напомнил мне кое-кого, - решает Тсумэ, приземляясь между испуганным малышом и охотником, - оно и понятно: все идиоты похожи друг на друга». А щенок, кажется, воспринял минутную прихоть на свой счет и успел понастроить себе невесть чего в, наверняка, нездорово богатом своем воображении. И теперь преследует бывшего главаря банды, не отходя ни на шаг, заливается соловьем о том, какой он, оказывается, хороший, пропуская мимо ушей все угрозы и едва ли в глаза не заглядывая по-собачьи преданным счастливым взглядом. Бесит. Спустя еще пару сотен метров сребровласый не выдерживает и останавливается так резко, что волчонок зарывается носом в пушистый хвост, отскакивает, бряцая браслетом на лапе, и непонимающе хлопает длинными, будто завитыми щипцами, ресницами: - Сколько тебе еще твердить, чтобы дошло?! Не. Ходи. За. Мной, - убийственным тоном, которым он пресекал любые споры в своей группировке на корню, процедил Тсумэ, делая акцент на каждом слове для пущего эффекта. - Но нам в одну сторону, – вспыхнув, пробормотал Тобоэ, после чего снова доверительно подался вперед. – Ты ведь тоже тут из-за него, да? Запах Цветка… То, что эта плюшевая игрушка может что-то там учуять, стало неожиданностью. Может, не все так запущенно… Старший волк лишь фыркнул и направился дальше, не надеясь уже на то, что торопливые шаги сзади стихнут. Все закрутилось-завертелось в бешеном вихре, серое небо и грязный город смазались в одну бурую спираль, земля и небо поменялись местами, выстрелы оглушали, в голову ударил адреналин и запах крови, затуманивая сознание… И вот он уже бежит прочь из города, несется сломя голову за высокомерным белым волком, отправляется с этой кучкой наивных придурков в погоню за Дочерью Цветка, за вратами в Рай… «Рай»? Чепуха. Тсумэ не верит в него, он уже давно вырос из детских сказок. Откровенно говоря, он уже и не помнит себя несмышленым щенком или горячным юнцом, как остальные члены их столь неожиданно образовавшейся «команды», - вся его память заключена в крестовидном шраме на широкой груди, который сейчас так пристально рассматривает Тобоэ. - Не жри меня взглядом, - лениво огрызнулся волк, приоткрыв один глаз. - Я вовсе не… - его темно-рыжий сородич отчаянно краснеет, весь подбирается и снова заливается краской до корней волос, когда чутких ушей Тсумэ достигает утробное урчание. - Неужели, и вправду, сожрать собрался? – деланно удивился тот. Подначивать малыша уже стало чем-то вроде привычки. Жаль, серый пропустил этот момент. – Ты гляди, я-то посильнее буду. - Не собираюсь я никого жрать!.. – юнец ожидаемо взвился, хмуря тонкие бровки, - нет, то есть, конечно, хотелось бы: шесть дней уже не ели, но… - Не так уж и много. - Но и не мало!.. Где-то вверху надрывно каркали вороны. - Ах, ну конечно, для комнатной собачки – немало, - ухмыльнулся старший, устраиваясь поудобнее в корнях старого дуба: все-таки перед завтрашней дорогой лучше выспаться. - Я волк! – оскорбился, бренча браслетом, Тобоэ. А чуть позже добавил. – Почему вы так не любите людей?! И ты, и Киба, и Хигэ… Почему волк не может сосуществовать с человеком в равноправии?! В мире ведь столько добрых людей… - с каждым словом его горячая речь угасала, превращаясь в обиженный шепот. В этом весь Тобоэ. Глупый, наивный домашний щенок, живущий со своей бабушкой где-то в пряничном домике на кисельном берегу молочной реки. Не желающий признать, что в этом прогнившем мире каждый сам за себя, эта фантастическая дружба невозможна в принципе, свято верящий в свои радужные иллюзии. Тот, кто не может выжить без посторонней помощи, и это странно грело самолюбие. Луна выплыла из-за туч и озарила лес своим потусторонним сиянием, серебряными нитями запутавшимся в медно-рыжей шерсти волчонка, скользнувшим ласковой дланью по лицу и застывшим в теплых золотисто-карих глазах причудливой дымкой. - Тсумэ… - юноша лежит к нему спиной, свернувшись в комочек, - Тсумэ, как думаешь, а какой он – Рай?.. - Откуда я знаю? – вопрос почему-то вызвал раздражение, - я не верю во всю эту чепуху. - А я верю… - кто бы сомневался. – И, думаю, там хорошо. Там нет зла и воин, цветут цветы и светит солнце, - его сознание, казалось, уже уплывало, погружаясь в сон, - и там… Всегда… Полно еды… Старший волк хотел фыркнуть в своей излюбленной манере, но получилось больше похоже на смешок. И правда, Тобоэ всегда останется Тобоэ, даже если рухнут небеса. Всегда останется чистейшим членом их разношерстной команды, обойдя, пожалуй, безграничной добротой даже Чезу, прогуливавшуюся сейчас с Кибой (и Хигэ) где-то неподалеку. Всегда останется глупым щенком с огромными лучистыми глазами, беспомощным и беззащитным, нуждающимся в его, Тсумэ, поддержке. Криво усмехнувшись, он прикрывает глаза и с удивлением ловит себя на мысли, что совсем не против существования «Рая», и даже очень за: этот мир обречен, обречен с самого начала, полный грязи и горя, и совсем не пригоден для жизни таких наивных идиотов с их по-детски глупыми мечтами. «Поэтому я, во что бы то ни стало, приведу его к Раю, - решает Тсумэ, придвигаясь ближе к теплому меховому тельцу, - в конце концов, идиоты должны держаться вместе».