Интерес

Уотсон почти неподвижно смотрел в окно такси. Проносящиеся мимо свет фонарей и огни зданий утомляли глаза, но смотреть вперед означало увидеть гораздо больше огней в виде горящих фар автомобилей. Ночной Лондон всегда нравился доктору, но, увы, не сегодня. На работе, в больнице, сегодня было предостаточно несчастных случаев, и несколько раз пришлось подменять в очередной раз отлучившегося куда-то работника скорой помощи. Таскать носилки, может, дело было и не особо легким, но Джон бы не жаловался, если бы к нему без всякого на то повода не предъявляли претензии. А какой-то пьяный подросток, упавший, кажется, с невысокой лестницы на асфальт и какие-то стекла, истекающий кровью, внезапно решил, что Джон собирается его убить, хотя тот всего лишь потянулся за бинтами. В итоге подросток едва не напал на бывшего военного, даже схватил того за халат, резко дернув к себе и собравшись ударить, но другие работники больницы, зная о прошлом Уотсона и о возможных последствиях сложившейся ситуации, поспешно оттащили врача и пациента друг от друга. В итоге оставшуюся часть рабочего дня Джона не подпускали к пациентам, чем вызвали у него явное недовольство, заставив работать с бумагами. Но Уотсон даже не прикоснулся к множеству историй болезни, которые должен был подписать. Он прекрасно понимал, что в его должностные обязанности просматривать всякие ненужные ему бумажки не входит, но и к людям его больше сегодня не подпустят, стараясь избежать повторного случая нападения. Джон не мог успокоиться. Тот подросток слишком странно на него смотрел, будто бы вовсе был не в своем уме. Такие взгляды доктор много раз встречал на войне. Обезумевшие от страха смерти трусливые взгляды. Около полуночи, когда основная волна несчастных случаев спала, Уотсон позвонил младшему Холмсу, оповестив его о том, что скоро будет дома. Шерлок промолчал, внимательно выслушивая друга, и повесил трубку. Джон еще с полминуты удивленно смотрел на экран телефона и на надпись «Звонок завершен», прежде чем убрать телефон в карман брюк и снять халат. То, что детектив молчал, не означало ничего хорошего. Может, он просто о чем-то задумался, машинально отвечая на звонок, может, был занят, а может, микрофон телефона просто был не в порядке. Таксист резко остановил автомобиль, нажав на тормоз, и если бы Джон не увидел дверь уже ставшего родным дома, то непременно бы по инерции дернулся вперед, а так он уперся руками в сидение напротив, практически не сдвигаясь с места. Вложив в протянутую таксистом руку пару купюр, Уотсон поспешил покинуть машину и направиться в сторону входной двери. Найдя ключи в кармане, он, стараясь действовать как можно тише, открыл дверь, переступил порог и закрыл ее за собой. Поднявшись по поскрипывающим ступенькам наверх, Джон собрался было сразу завернуть на лестницу, ведущую на третий этаж, к своей спальне, но свет на кухне оказался включен. Это было странно. Слишком тихо для бодрствующего Шерлока. Никакого звона пробирок друг о друга, никаких выстрелов или музыки. Ничего. Может, мозг детектива наконец донес до своего владельца то, что нужно поесть? Но если бы Шерлок что-то принялся бы готовить лично, то вряд ли бы от кухни уже что-то осталось. Доктор открыл дверь, повернулся и тут же замер. Шерлок действительно спал. Все бы ничего, в обычной ситуации бы Джон попросту развернулся и ушел, если бы не несколько факторов. Холмс устроил свою темноволосую кудрявую голову на кухонном столе, при этом вальяжно расположившись на стуле. Вместо какой-либо пробирки в руке детектив сжимал бутылку. Она была уже почти пустая, и Джон узнал в ней подарочный коньяк, врученный ему каким-то щедрым пациентом. Почти пустая. А Холмс до этого никогда не пил. Уотсон выругался, быстрым шагом подходя к столу и, наклонившись, принялся тормошить друга за плечо, прежде бережно изъяв у него из руки бутылку. Холмс проворчал что-то невразумительное, и вскоре поднял голову, негромко простонав от боли, в видимо, крайне затекшей шее. – Шерлок! Что ты... – Это всего лишь эксперимент. Нахмурившись, Уотсон продолжал пытаться вытянуть из напившегося друга хоть какую-то информацию, помимо слова «эксперимент». Спустя почти две с половиной минуты безуспешных односторонних разговоров Джона с Шерлоком, последний кое-как выпрямил спину, изрядно при этом пошатнувшись, и с третьего раза сумел достать из кармана пиджака какую-то бумажку. Протянув ее Джону, социопат вновь положил голову на стол. «Джон. Я не знаю, насколько буду адекватен после этого эксперимента, поэтому решил тебе сообщить о нем подобным образом. Я назвал этот опыт «воздействие алкоголя на чувства и память человека». Надеюсь, ты не будешь обижен на меня за то, что я взял у тебя из комнаты этот коньяк. Если я засну где-нибудь в неположенном для сна месте, ты знаешь, что делать». Уотсон вздохнул. Действительно, он знал, что делать. Прочитанное почти не шокировало Джона, разве что с профессиональной точки зрения – такое количество алкоголя для не привыкшего организма может обернуться болящей печенью на следующее утро. – Джон... – хмуро пробубнил Шерлок, когда его подхватили под руки и заставили встать со стула. – Да-да, я Джон. А себя ты помнишь? – с усмешкой и тихо проворчал доктор, принявшись почти в прямом смысле тащить на себе пьяного Шерлока в сторону его же спальни. – Помню. Я люблю тебя.

***

Наутро Шерлок проснулся в собственной, смятой кровати, и сделал вывод, что ему снилось что-то не особо приятное и он из-за этого ворочался. Холмс, устало опустив голову на подушку, взглянул на часы – почти полдень. Негромко вздохнув, детектив тут же прижал ладони к вискам – голова болела неимоверно. Шерлок откинул одеяло в сторону и обнаружил, что его даже не удосужились раздеть. Хотя это было, кажется, даже лучше. Детектив напряг память, вспоминая детали вчерашнего вечера. Принявшись шарить по карманам, он был точно уверен, что отдал свою записку с оповещением об эксперименте Джону. Но социопат нахмурился, когда в том же кармане обнаружил другую записку. Причем, совершенно другую. Судя по почерку, написал ее Джон, и явно второпях. Значит, вызвали с утра пораньше на работу. «Надеюсь, что твой эксперимент удался, Шерлок. Я едва смог выбраться из твоей кровати, поскольку ты не хотел меня отпускать. p.s. И я тебя».