Последний Танец

      Танец — это искусство. Каждый уважающий себя аристократ должен был знать хотя бы самый лёгкий вид вальса, чтобы представить себя и свой род на званных ужинах и балах подобающим образом. Её учила этому с самого детства сама матушка, ибо, как она говорила: «Истинная леди должна показать себя в лучшем свете перед своим мужчиной!». Да и сама молодая девушка любила танцевать. Только судьба распорядилась так, что ей не суждено было отдаться этому прекрасному чувству мимолётной свободы и лёгкости.       На банкетах знатных родов семья Рейнсворт была вверху списка приглашённых: семья, содержащая порядок в городе и имеющая привилегию в государственной палате. Каждый хотел состоять с ними в дружеских отношениях, каждый лживо улыбающийся и прячущий в глазах свой коварный замысел. Каждому нужно было лишь одно: деньги, власть, господство. И эти взгляды преследовали её даже здесь: из зала, из-за небольших круглых столиков, и шепот их, мерзкий, скрипучий, проводил острым лезвием по мыслям. Однако всё, что ей оставалось, — мило улыбаться. Леди, дама знатного рода.       Только один человек не смотрел на меня такими глазами.       Люди кружились в лёгком и парящем вальсе. Многослойные юбки дам развивались от круговых движений, спины их кавалеров прямы, а каждое движение пропитано уверенностью. Вальсируя под ритм духового оркестра, пары кружились по всему просторному залу, меняясь местами, улыбаясь широко и счастливо, полностью отдаваясь иному миру, в котором не было тех трудностей и забот, что преследуют их каждый день. И она, сидя в стороне, прикрыла глаза, отдаваясь во власть мягкой мелодии, обволакивающей и сердце, и душу.       Но, услышав отклик своего имени, девушка была вынуждена открыть их, замечая перед собой чью-то руку, облачённую в белую перчатку. Тёмный удлинённый пиджак, пёстрый платок на шее и взгляд, пропитанный не только привычной шутливостью: заботой, мягкостью, улыбкой, красующейся на тонких губах. В груди от этого разлилось тепло, отдающее и болью, и радостью, и хотелось даже плакать, но вместо этого она широко улыбнулась, вкладывая свою маленькую ладонь в чужую руку и поднимаясь с места.       И затем, выйдя в центр огромного светлого зала, они последовали примеру многих здесь: крепко стиснув ладони, мягко положив руки на плечо и тонкую талию, пара закружилась под лёгкую и незатейливую мелодию. Медленно переставляя ноги, улавливая темп друг друга, словно всё так и должно быть; словно они были единым целым. Чувствуя тепло чужого тела, глядя партнёру прямиком в глаза, она широко улыбалась, и трепет, паривший в груди, делал её легче, словно она не вышагивала по полу: летела.       Кружась, словно летящая в небе птица, она чувствовала, как её уносит далеко из банкетного зала; видела, как люди, окружающие их со всех сторон, рассыпаются на золотую пыль, вздымаясь в небо, разносясь повсюду ветром, оплетающем собой тела танцующих. И эти блёстки, кружащие рядом, и этот ветер, подхватывающий подол пышной юбки: всё это создавало ту самую мягкую мелодию, заставляя утонуть в ней, забыться и просто отдаться танцу, рукам своего партнёра и ярко-красным глазам вроде бы проклятого, но приносящего лишь радость и тепло.       Она знает — он никогда не умел танцевать. Но сейчас именно его руки придерживали её за талию. Именно он задавал темп движений, заставляя девушку утонуть в этом с головой, забыть, кто она и где находится: кроме их двоих и этого танца не было больше ничего. И она могла бы отдать всё что угодно, лишь бы это не кончалось. Лишь бы чувствовать его тепло, лишь бы видеть его улыбку, лишь бы смотреть ему в глаза: усмешливые и притворные, но честные по отношению к ней.       Однако стоило музыке прекратиться, как он остановился. Посмотрел на неё грустными, полными нежностью и извинений, глазами, а затем, подобно иным людям, рассыпался на миллионы блестящих осколков, подхваченных ветром. Вытянув руку перед собой, она попыталась ухватиться за крупицы, но пыль проходила сквозь пальцы, не оставляя после себя ничего. И тогда зал приобрёл цвета, золотая пыль приняла образы силуэтов гостей банкета, на которой она была приглашена с семьёй.       Сжав вытянутую ладонь в кулак, девушка прижала ту к груди, обхватывая второй рукой. Сердце защемило от боли, сковавшей его, и только сейчас она поняла, что из глаз её льются горячие слёзы. Утерев те белой перчаткой, которая вмиг испачкалась, из груди вырвался тихий смех: всего лишь сон. Как же глупо с её стороны было подумать о том, что подобное могло оказаться правдой. Ведь он… Он совершенно не умел танцевать.       Развернувшись к окну, расположившемуся у неё за спиной, она посмотрела блестящими от слёз глазами в вечернее небо. Тёмное, оно было усыпано миллионами крупиц звёзд, сверкающих, словно золотой песок. И тогда, сорвавшись со своего места, один огонёк ринулся вниз, падая стремительно и быстро, оставляя после себя тонкий, быстро гаснущий хвост. И девушка, улыбнувшись чему-то, вытянула руку перед собой, проводя кончиками пальцев по тонкому стеклу.       Эй, Зарксис… подари мне последний танец.