Я не боюсь лететь

Мы будем встречаться снова. И каждая наша встреча будет началом новой жизни.

      Зимнее утро в Саппоро* редко было таким колючим и белым, как сегодня. Все улицы занесло толстым слоем обжигающе холодного снега, покрывалом укрывшего крыши даже самых высоких небоскребов, заслонявших своими каменными серыми боками едва показавшееся за горизонтом солнце. В бледных лучах переливались, словно большие кристаллы, пышные снежинки, опускающиеся на землю в незамысловатом хороводе, а после они мгновенно растворялись в небольших сугробах, становясь идеальным дополнением к почти завершенной зимой картине.       Было около шести часов утра. На мертвых улицах города лишь изредка можно было встретить кутающихся в теплые шарфы людей, шепотом ругающих наступившие неожиданно холода. За ними змейкой тянулась тонкая полоска следов, которую через несколько минут обязательно спрячет легкий ветер, засыпав глубокие вмятинки новой порцией идеально чистого снега.       Недалеко от города, всего в полукилометре от последнего жилого дома, и вовсе некого было встретить. Густой лес тянулся далеко в гору, а сосны-великаны стражниками окружали невысокий витиеватый забор. Железные черные листочки запутанным узором скользили по переплетенным прутьям, а маленькие кучные цветочки и вовсе казались живыми, только холодными очень. Калитка, гоняемая ветром туда-сюда, жалостливо поскрипывала, иногда пугая стаи пролетающих мимо птиц, которые сразу же устремлялись выше — в бледно-серое небо.       — Бабушка Цунаде, а разве цветы не умрут на таком морозе?       Практически неслышный детский голос показался слишком громким в звенящей тишине, стоящей на большом кладбище. Ряды укрытых белыми шапками могил тянулись далеко вперед, сливаясь в одно светлое пятно, и казалось, что там, буквально в нескольких метрах, — ровное заснеженное поле.       — Не переживай, Наруто, они ничего не почувствуют.       Среди нескончаемых рядов, практически возле самого входа, два темных силуэта резкими чертами выделялись на фоне окружающей белизны. Высокая женщина поправила ладонью спутавшиеся от ветра светлые волосы, заправляя за ухо непослушную прядь, а после повыше подтянула зеленый шарф, вдохнув легкий аромат цитрусовых духов. Волосы стоящего рядом мальчика были чуть темнее. Будто золотые, блондинистые пряди выглядывали из-под оранжевой вязанной шапки. Мальчик шмыгнул, потер окоченевшими пальцами покрасневший от мороза нос и поднял большие голубые глаза на женщину, крепче стиснувшую его вторую ладонь, которую она держала уже давно.       — Почему? — он смотрел внимательно, требовательно, чуть хмурил брови и поджимал посиневшие губы.       — Потому что они уже умерли, — голос женщины неуловимо дрогнул, и мальчик заметил в светло-карих глазах слезы. — И больно им уже не будет, — она слабо улыбнулась, вытирая лицо холодным рукавом.       Мальчик опустил взгляд в землю, рассматривая носки своих ботинок и замечая в растоптанном вокруг снегу клочки сухой травы, а после поднял его вверх, задержавшись на двух улыбающихся лицах напротив. Он не умел читать, и непонятные закорючки на идеально гладких каменных плитах не говорили ему ни о чем, но если его спросят, то он с улыбкой на губах ответит, что это — его мама и папа. Кушина и Минато. Почему их лица на каких-то непонятных камнях, он не знал. Зачем плачущая Бабушка Цунаде приводит его в это место и почему мама и папа не приезжают за ним — тоже. Поэтому он снова молча кладет на заледеневшую железную подставку букет белоснежных роз, лепестки которых тронула едва заметная коричневая каемка.       — У меня же День Рождения скоро*, да? — мальчик вдруг оживился, подпрыгнул на месте, как кузнечик, и встал прямо перед застывшей от неожиданности женщины.       — Да, — голос ее был вымученным, хриплым, словно больной, но она улыбнулась, присела на колени и, прищурив глаза, потрепала ладонью оранжевую шапку. — Что, наконец выбрал, что хочешь в подарок?       — Нет, — мальчик еще шире растянул губы в улыбке, — но мама с папой точно выберут мне что-нибудь удивительное и большое, вот такое, — он развел руки в стороны, описывая широкий полукруг над головой, — мне ведь целых шесть будет! Они не пропускали мои Дни Рождения, и я знаю, что придут и на этот. И тебе они тоже что-нибудь привезут, Бабуля, у тебя же тоже недавно День Рождения было! А мы приготовим огромный торт, чтобы всем-всем хватило, хорошо?       — Конечно, обязательно приготовим, — схватив мальчика за щеки, женщина, не замечая стекающих по продрогшим щекам слез, весело улыбнулась и прижалась лбом к его макушке, чувствуя через шапку тепло. Подбородок щекотали короткие пряди. — И не только торт, но и еще много-много всего. А теперь идем, ребята скоро просыпаться начнут.       — Хорошо, пошли.       Мальчик еще раз окинул взглядом счастливые лица родителей, что-то шепнул себе под нос и, стряхнув с ботинок прилипший снег, побежал к выходу, крикнув на выдохе: "Догоняй, Бабуля!".       Женщина фыркнула, в который раз за еще не успевший толком начаться день стирая мокрые дорожки с щек.       — С ним не соскучишься, — она кинула на замершие каменные плиты уставший взгляд, — и он меня спасает. Спасибо, — она развернулась, зашагав в противоположную от могил сторону; под ногами, словно битые стекла, хрустел мешавший идти снег.       Мальчик ждал у входа, дуя на замерзшие руки. Они не были здесь долго, всего полчаса, но казалось, что простояли не меньше полутора. Мороз жег легкие, а ноги окоченели, поэтому мальчик прыгал с одной стопы на другую, пытаясь согреться.       — Бабуля, быстрее, у меня сейчас руки и ноги отвалятся.       — Ну и пусть отвалят...ся.       Мальчик вздрогнул и обернулся. Голос, раздавшийся сзади, был незнакомым, и пытались сказать эту обидную фразу явно грубо, но не получилось. На последнем слове голос дрогнул, перерастая в хриплый всхлип.       — Саске, замолчи! — пожилой мужчина грубо тряхнул за плечо уткнувшегося в его бок ребенка. Мальчик это был или девочка — непонятно. Видно было только черные, как сажа, волосы и один выглядывающий исподлобья глаз. — Извините его, он просто очень расстроен.       — Ничего, — подошедшая только что женщина положила руку на оранжевую шапку, чувствуя, как под ладонью тает насыпавшийся на нее холодный снег. — Идем, Наруто.