Euphoria

Я под впечатлением от самого себя. Не сдерживайте себя, тапки принимаются в личку. Если не тапки, то можно и сюда. Хэй, Крииис… Эй, Ииифань. Ты чувствуешь боль каждой клеточкой своего бренного тела? Ты ощущаешь, как сквозь тебя походят тысячи острых игл, наносящих вред твоему организму? Однажды ты почувствуешь это. Ту боль, что ты старательно скрывал в себе, прятал в потаенные местечки внутри своей хиленькой душонки, думая, что тем самым скроешь ее навсегда от посторонних глаз. Тебе ведь становилось легче, когда ты откладывал ее в долгий дальний ящик, как бы на время. По-твоему, это было разумным решением? Как глупо. С каждым разом ее становилось все больше и больше, больше и больше, и вскоре, места там глубоко уже не хватало, но ты продолжал пихать и пихать. Так никто бы не узнал, не увидел, не обнаружил твои погрешности и язвы. Никто бы не догадался, насколько ты слаб и хил, что не можешь даже сам с собой разобраться. Каково это иметь в себе двоякую личность? Ты не собирался поделиться этим со мной? Нет? А ведь я твоя неотъемлемая часть, если ты не забыл. Я навсегда с тобой, твоя лучшая половина, что не стыдилась своих поступков, не пряталась и не смела плакать. Я то, что восставало из пепла, стоило тебе потерпеть очередную неудачу и забыться, я занимал твое место. Словно чужой, вырываясь из твоего нутра, я пробивался к свету, я рвался вперед, завладевал властью, которая по праву должна принадлежать лишь мне и только мне. Я сильная сторона твоей личности, я победитель, а не проигравший. Но твоя мать не позволяла мне играть с детишками, она разрешала лишь тебе, ты был правильным, слишком идеальным. Помнишь, как я улыбнулся тебе в зеркале своей лучшей улыбкой? Ты тогда испугался и визжал, словно маленькая девчонка, побежал плакаться к мамочке, говоря, что увидел чудовище в отражении. Однако, милый мой, то был ты сам, точнее вторая твоя половина, темная. А она тебя успокаивала и объясняла какую-то чушь про игру света и тени, преломление и прочее. Ты поверил, купился на эту байку, как последний идиот. Хотя, нам было всего четыре, я не мог тогда тебя осуждать. Ты все же выпустил меня на волю один раз, играя с другими погодками, ты упал и ударился головой. А в сознание пришел я. Мне было очень весело скакать среди твоих, так называемых, «друзей», разбегавшихся от меня, от нас, по сторонам. Все родители заметили изменения в тебе, после того, как ты очнулся, на глазах возникла потусторонняя тень, злющая ухмылка на пол-лица вместе со звериным оскалом. Пальцы, цепляющиеся за любого, кто посмел подойти ближе, чем на пару метров. Твое тело потрясывало от того, что я впервые показался на поверхности. В тот раз я поранил девочку твоими руками. Тебе до сих пор страшно вспоминать ее блондинистые волосы, окрашенные бордовыми каплями. Жаль, что мне не удалось ее убить, меня раздражала ее мамаша с закидонами и пустыми фразами. Выродки. Но ты знал, мы с тобой не такие ,как они, мы умнее, сообразительнее, мы особенные. Будто двое братьев в одном теле. Ты стал чаще рассматривать меня в зеркалах, в любом попадавшемся отражении ты искал меня. Ты разговаривал со мной сутками напролет, делился мыслями и чувствами. Чего ты ждал взамен? Отдачи? Я не умею отдавать, я только беру, я не хочу и не желаю делиться с тобой, братик. После того, что сделала наша мать, я не стану довольствоваться скудными мыслишками полоумного паренька, высматривающего свое второе в отблеске широкоформатного монитора. Ты выглядел жалким. Я смотрел в твои кофейные глаза и видел тоску, боль, жалость, просьбу, но в ответ от меня ты получал лишь пустоту. О, я формировал внутри твоей души пространство для себя. А если уж ты позволил мне быть корректным, то ты сам рыл яму. Новое мое воспоминание – твое очередное похмелье или вспышка, которая постепенно прояснялась со временем, формируя трещинки в сознании. Малюсенькие такие трещинки, при каждой тряске дающие крупные разломы. Словно твой великий кукольник, я вел тебя к мысли, что мы едины. Инь и Ян. Зло и добро. Хорошее и плохое. Белое и черное. Твои часики тикали, подводя стрелки таймера к намеченному числу. Время было на исходе. У меня неплохо получалось руководить тобой, посылать тебе неожиданные приступы, маскирующие смену личности на кардинально новую. Тебя называли Крисом, а твое второе проявление, твою головную боль, твою мигрень, помешательство, наваждение – Кевином. Одно лицо на двоих, но различные характеры и цели. Так вот Ифань... Ощутил ли ты всю прелесть бытия, рухнув с этих лесов? Почувствовал ли ты, что живой, что дышишь? Вряд ли, я сомневаюсь. Твои легкие сдавило балками, а сквозь левое колено прошел один из заточенных штырей, поддерживавших конструкцию. Ты вновь плохо закрутил нижние болты или я потрудился их расшатать, я не уверен. Твои ребра слишком сильно сжаты, это помешало нормальному кровообращению и вентиляции, потому ты отключился, а я сейчас разговаривал. Кажется, ты разбил голову, прямо как та дурная девчонка, только тут виноват ты сам, а не я. Рана красивая, мне понравилась. Рваные края очень живописны, а кровь льется потрясающего цвета, сродни багряному рубину. Будь моя воля, смочил бы в ней пальцы и попробовал на вкус. Хочешь вместе со мной? Я увидел и твои новоприобретенные синяки по всему телу. Ты такой неосторожный, посмел истязать такой шикарный сосуд, вынуть бы тебе конечности из суставов за такое, да подвесить под потолок на тросах. Точно, я вспомнил, как твою собачку, пусть и плюшевую, но ты считал ее живой. Я тоже хотел играть! Подумаешь, сотворил марионетку! Это не преступление! Мама потом строго наказала меня, именно меня! Ох, Крис. А перелом-то открытый, я заметил. Фу, как не стыдно выставлять свои внутренности напоказ. Разве не обратного ты все года добивался? Не спрятать своих тараканов подальше в закрома? Хэй, ты дернулся. Неужели мои прохладные пальчики ты ощутил? Или это предсмертные конвульсии, я запутался… Тебе рано умирать, я еще не закончил свою гневную речь. Крис, я всегда считал и продолжу так считать, что тебе не место среди людей. Лучше уж чтобы среди них был я, знающий кого нужно убирать первыми и, сразу, не колеблясь. Ты всегда долго соображал, придумывал очередные фишки, верил в людей, в их второй шанс. А на самом деле всегда проигрывал, оставался один, жил в иллюзиях, хотя иллюзорным считаюсь я. Ведь так тебе внушали врачи, изучавшие твои приступы агрессии и беспричинной ярости, возникавшие на пустом месте? Они так старательно прочищали тебе мозги, заставляя сомневаться в моем существовании, мне было искренне обидно за себя. Я рос внутри тебя весьма ранимым ребенком, потому так часто и выходил из себя. Но согласись, было время, когда наше единство приносило не только беды. Мы победили того придурка, напавшего на тебя в младших классах с ножиком. Мы вместе пропороли ему руку его же игрушкой, или ты опять скажешь, что это только я? Ты подлый. Точно. Ты воспитывался женщиной, вравшей тебе на протяжении многих лет, рассказывавшей тебе сказки, но не упоминавшей про меня. Я был всегда ближе, чем кто-либо, я всегда точно чувствовал тебя, понимал, знал до мелочей, однако ты прятался и от меня. И ты всегла предпочитал ее мне, выбирал это лгунью, обзывая меня последними словами, если я не отвечал тебе взаимностью. Предатель! Прекращал бы ты уже кашлять кровью, мне надоело. Наскучило день ото дня видеть, как ты зарываешь нас обоих, губишь жизнь, пропадая пропадом в этом злачном местечке. Нашел себе какого-то помощника, стал с ним заигрывать. Ты думал, тебе сойдет это с рук? Не зря я все-таки прорвался после последнего звонка и пробил тот витраж, который ты холил и лелеял. Цветные стеклышки тебе важнее братика? Да? Конечно нет, ты бы не посмел сделать такой неразумный выбор, снова ошибиться с приоритетами и вновь проиграть самому себе, только улучшенному. Самое прекрасное в моем существовании – отсутствие боли. Я калечил кого угодно, но мне никогда не было больно. Все сенсоры достались любимчику, тебе. Я злорадствовал, видя как ты крючился после каждой вспышки от боли в мышцах, как еле доползал до ванной и падал в кипяток, чтобы чем-то ее заменить. Кусал губы в кровь, восстанавливая картины произошедшего, кричал вместе с шумом воды, проклинал меня, а я смеялся в твоей голове, разносясь громоподобным звуком. Меня называли эхом. Темным отголоском внутри правильного светлого Криса, мне дали имя, не спросив моего мнения, и я тут же возненавидел их. Отец стал холоден с тобой, выяснив про твою малюсенькую проблемку в лице меня, а еще погодя, он узнал первопричину, ею являлась наследственность твоей матери. Правда мило, она соврала всем вокруг, думая, что это спасет положение и не придется посещать уйму врачей и платить тонны денег, чтобы разобраться в проблеме. Как легко. Только я вырос и возмужал, стал в разы сильнее, стоило тебе лишь однажды соврать ей в ответ. Ты сказал, что все прекратилось, и меня больше нет рядом с тобой. Ты сказал, что полностью здоров и лечения больше не потребуется. Ты сказал, что победил меня, что заставил уйти прочь без помощи таблеток. Вы одинаковые с ней. Мы, безусловно, похожи лицом, но личностью ты – ее копия. Двуличный наглый лжец, что прячет внутри себя секретик. Ты хорошо его спрятал? Я собирался его найти и вскрыть, как Пандора свой сундучок, и выпустить всю твою бездну наружу, чтобы она поглотила весь твои мир, чтобы все твои приспешники познали истинную природу отчуждения, ненависти, лжи, уныния, мести, чтобы кинулись друг на друга. Я бы смотрел и улыбался, купаясь в кровавом дожде. Такова наша природа. Я никогда ее не отрицал, я верил, даже радовался, что знаю истину. Мне не приходилось прятать настоящие эмоции за улыбками и говорить приятные вещи вместо правды. Кстати, Кая унизил тогда я. Ты и представить себе не мог, насколько сильно он бесил меня свои нытьем про танцы, про мать, про семью, про болезнь, про побег. Он идиот. Правильно я тогда сделал, что накинулся на него из своего укрытия. Ты заметил, как он испугался узрев перемены в твоем лице? Я, наверное, около часа трепал ему нервы, унижая прилюдно , кричал про его ориентацию, поносил его взгляды на жизнь, пару раз врезал по его хиленькому тельцу. Его кровь была черной и густой, прямо как моя. Только я не болен тем же, чем и он, я сам превратил себя в сплошную темень, а он заразился. В тот момент я понял в чем заключается моя особенность: я заражал своим вирусом всех, к кому прикасался. Это не материальный вирус, с которым возможно бороться вакциной, это заразная идея, поселяющая в мозгу пагубные мысли и желания. Как приятно было видеть его медленное тление изнутри, он сопротивлялся, но слабел с каждым разом. Я млел, зная, что тебе это неприятно. Ты даже на время забыл про меня, отдалился и не позволял проникать глубже, словно обиделся. Тупица, я не так прост. Никогда не думал, что у тебя будут те, кто не отступится, поборется за тебя. Как думаешь, ты бы позволил мне поиграть с Тао? Он красивый, утонченный, по его венам бежит не простая кровь, а нектар богов. Я бы играл осторожно, но после вошел бы во вкус и истязал бы его по полной. Он бы не ушел от меня живым, зато я , вполне вероятно, насытился бы им надолго. Твой мальчик выглядел весьма обеспокоенным, пока раскапывал твою тушу, так бережно держал твою голову, остальные убирали балки, а он охранял твою тупую башку. Ты стопроцентно спал с ним, хоть и не дал мне увидеть это вживую, я поверю инстинктам, они не подводят меня так, как ты! Слишком он уж аккуратен с тобой. Аж противно! Аж бесит! Ненавижу тебя и твою отвратительную способность везде получать выгоду! Лучше бы ты сдох в утробе у матери, лучше бы ты не рождался и не портил мою жизнь! Надеюсь, твои повреждения очень серьезны, ты услышал меня, я надеюсь, что ты умрешь раньше, чем они полностью освободят тебя от обломков! Еще при первой встрече, я знал, что нас перепутали, я понимал, что на твоем месте должен стоять я и никто другой! Ты, со своим багажом, не смел появляться в этом мире и управлять моим телом! Голова же разрывалась от переживаний, переосмысливаний о том, «кто я?», « что со мной?», «почему я?»! ты думал и думал, а я делал, искал пути, выходы и входы! Тебе приходилось сидеть на сеансах психотерапевта, выслушивать различные доводы, а я рыл тоннель к твоему потаенному местечку, чтобы постепенно подобрать к нему ключи и иметь круглосуточный доступ к рычагу переключателя! Оказалось, я был прав. Ты услышал про смерть матери. И я тут же воспользовался возможность досадить тебе вдвойне. Я слышал хруст твоих костей и смеялся, падал вместе с тобой, но не пострадал, заглянул в твои глаза и показал, кто здесь победитель. Никак не ты, дорогой мой братик. Однако, после стольких годов заключения я тоже начал задумываться, почему мать выбрала тебя. Я ночами путешествовал по твоему сознанию, выуживая самые давнишние из воспоминаний, самые тяжелые, досконально изучал их, рылся, копался. Искал причину столь сильных различий между нами. Я попросту не понимал логику нашей матери. Изначально стало известно, кто из нас двоих мощнее, кто способен на великие поступки, но она отвернулась в сторону слабого. Стала посвящать все свое внимание тебе, позабыв про меня. Совсем недавно я нашел ответ, и он меня поразил до глубины того, что у людей зовется душой. Наша связь, нечто неразрывно связавшее нас еще в утробе, превратилась в прочную цепь из неразрушимых звеньев. Несмотря на все мои закидоны, ты ни разу не попытался меня убить, за все то время, что я пакостил тебе, ты не решился меня прикончить. Я продолжал издеваться над тобой, рисовать кровавыми пальцами картины, иногда буквально, а ты перевязывал свои раны , обрабатывал их антисептиком и вежливо просил меня прекратить. Я рушил твою жизнь, превращая тебя в неконтролируемого маньяка, по мнению окружающих, портил мнение о тебе, а ты разговаривал со мной и прошедших днях и желал доброй ночи. И рухнув с высоты, раскроив себе башку, повредив конечности, внутренности и прочее, все, что ты мне сказал, было не словами обиды. Ты поблагодарил меня, что я не бросил тебя, что остался с тобой, что завел эту беседу. Ты, черт тебя дери, сказал мне «спасибо, братик..» И если тебе все еще интересно, про тот ответ на все вопросы, так знай, как бы мы не ссорились и не ругались между нами все равно существует то самое сокровенное – любовь. Не извращенная, как моя любовь к твоей крови, не сентиментальная, как твоя к этому брюнетику, а возвышенная, какая может присутствовать лишь между братьями. Хоть ты и лежал большую часть моего монолога без сознания, поверь, Крис, я всегда буду тебя любить, каким бы уродом я не был, в какого бы мудака не превратился, я никогда не посмел бы отнять у тебя жизнь или еще хуже навредить тому, кого ты постарался полюбить идентично мне. Бывало сложно смириться с твоими поступками или идеями, но… Ты ведь и правда не хотел моей смерти, ты запирал меня в тайнике, однако больше оберегал , нежели стеснялся. И хотя в моей грудной клетке давно уже нет сердца, оно по праву принадлежит тебе, мой дорогой братик. Мама сделала правильный выбор, заставив врачей вылечить тебя. Ведь я бы не смог ходить, я бы рос со здоровым сердцем, но как овощ, я бы не умел самостоятельно передвигаться, есть и пить, разговаривать. А тебе для полного комплекта не хватало лишь сердца. Мама не подозревала, что все так обернется. Она не виновата. А мое сердце по праву твое.