no way out

Намджун никогда не задаёт лишних вопросов, потому что он всегда либо уже знает ответ, либо не нуждается в нём. Он ничего не спрашивает, когда Чонгук аккуратно приоткрывает дверь его студии и входит внутрь, стараясь не издать ни единого звука, не потревожить и остаться незамеченным. Намджун сосредоточен и всё слышит, но даже не оглядывается, потому что его совсем не интересует причина, по которой Чонгук вдруг завалился сюда. Если он будет молчать и поменьше ёрзать, то всё будет в порядке. Чонгук заглядывает через его плечо в экран монитора — звуковые дорожки, раскрашенные разноцветными семплами, выглядят как мозаика, — и лезет руками в тугие узкие намджуновы карманы, пытаясь выцепить пачку сигарет и зажигалку. Жест этот слишком интимный в тёмной маленькой комнате, больше напоминающей коробку. Намджун напрягает живот от прикосновений, Чонгук чувствует это напряжение под своими пальцами и ухмыляется. Ухмылку эту Намджун больше слышит, чем видит. — Не кури здесь, — буднично и тихо просит он. — Понабрался у Юнги дурных привычек. Чонгук тяжело вздыхает, но пойти против не решается, оставляет пачку с зажигалкой на столе и совсем неслышно отходит к дивану. У противоположной стены он хотя бы не будет мешаться. Намджун затылком ощущает, как из Чонгука просятся тупые вопросы, которые он никогда не задаст. Он же не идиот, чтобы задавать вопросы, которые заведомо всё испортят. И в этом его очевидный плюс, так Намджун считает. Чонгук ложится на мягкий диван, подложив одну руку под голову, и расчерчивает взглядом чуть ссутуленную спину Намджуна. Пронизывающий взгляд вспарывает кожу, изучает каждый позвонок, будто рентген, Намджун ощущает это, и руки его почему-то перестают поддаваться контролю. Как будто его держат на прицеле. И пусть это напрягает несильно, зато здорово мешает сосредоточиться. Намджун терпит молча, проглатывает это. Через несколько минут Чонгук сдаётся, закрывает глаза и падает в сон. Перед этим он бросает едва слышное: «У меня совсем нет друзей». Намджун не до конца понимает, сознательно это или нет. Да и вообще, что это, собственно, может значить. Но чувство вины после этого встаёт прямо в горле и продуктивно как-то больше не работается. Он выключает аппаратуру, чтобы та не шумела, накрывает Чонгука пледом и выходит, бесшумно закрывая за собой дверь. Людям нужно отдыхать. Даже таким, как Чонгук. На кухне Намджун встречает помятого Юнги, грызущего лёд из стакана и залипающего в одну точку, и интересуется просто мимо делом, пока заваривает себе кофе: — Поссорились? Юнги отмахивается еле внятным из-за набитых льдом щёк: — Мы не ссорились, — и хрустит громче. — Ясно, — серо отзывается Намджун, присаживаясь напротив и гремя ложечкой в своей кружке. По Юнги видно, что рассорились они с Чонгуком в хлам, но Намджун не лезет, это не его дело, он к двум идиотам психоаналитиком не нанимался, просто так вышло, что они какое-то время живут у него дома. И актуален вопрос именно о том, почему всё происходит так. — Почему вы живёте у меня? — Понятия не имею, — Юнги кривит губы. Намджун устало трёт пальцами висок. — И как долго вы собираетесь здесь быть? — Мы мешаем? Намджуну хотелось бы сказать, что да, но он проглатывает это желание вместе с первым глотком горячего кофе. Как будто это даёт возможность не леденеть. — Мы не настолько близкие друзья. Юнги хотелось бы спросить, почему так, но он затыкает себя, нервно запихивая большой кусок льда в рот. Намджун окидывает его неоднозначным взглядом: перед Юнги стоит высокий стакан, полностью забитый льдом, запотевший и покрывшийся мелкими каплями, с тонким слоем воды на самом дне. Намджун думает, ладно. И дальше пьёт свой кофе. — Ангину заработаешь, — больше как факт, чем как предупреждение, выдаёт он. Юнги растягивает губы в улыбке, еле сдерживая куски льда во рту. Получается очень натянуто и некрасиво, он и сам это знает. А Намджун терпеть не может спектакли, особенно сыгранные неумелыми актёрами. Внутри Юнги живёт какое-то особенное желание сделать всё хуже, надавить пальцами на раны и синяки, чтобы раскрасить жизнь очередной болью, пусть и совсем ничтожной. Он вытягивает вперёд ноги, касаясь ими Намджуна. Босая стопа сначала касается пальцев, поднимается выше колена, гладит по бедру и ложится Намджуну на ширинку. Намджун смотрит на Юнги со здоровым равнодушием, но внутри у него что-то всё равно дёргается. — Вы вообще нормально жить можете? Юнги ухмыляется — очень по-чонгуковски. — Ты знаешь, я не против, — продолжает Намджун, пока Юнги настойчиво гладит его пах ногой. — Но вам-то это зачем? — Я не могу с ним быть, — признаётся Юнги, — я редкостное дерьмо. «Да», — про себя соглашается Намджун. Юнги продолжает. — Он говорит то, что ему вздумается. — Ты тоже. Ледяной высокий стакан Юнги сжимает в руках как-то на автомате, чтобы не выплюнуть пару-тройку едких комментариев Намджуну в лицо. Внутри медленно поднимается ураган, вот-вот готовый вырваться из глотки; он поджимает ноги под стул и смотрит с неприкрытым раздражением. — Ладно, я пошёл, — Намджун встаёт из-за стола и ставит в раковину свою кружку. — И хватит жрать лёд. Ангину заработаешь, я сказал. Юнги отшвыривает стакан и мысленно вбивает в намджунов череп пару гвоздей, всем своим видом спрашивая: «Ну что, доволен?» Стакан падает на пол, разбивая воздушное пространство резким стеклянным звоном на куски. Намджун оборачивается через плечо на звук. — Убирать сам будешь. Юнги кусает щёку и, перед тем как Намджун действительно собирается уйти, просит, засовывая раздражение обратно в себя: — Поцелуй меня. Намджун минует осколки, подходя к нему, и целует, придерживая за затылок, осторожно и ласково. Ледяные губы Юнги тают под его горячим языком. Намджун весь такой до одурения горячий, что у Юнги ломит зубы. Холодное с горячим нельзя — портится зубная эмаль. Юнги плевать хотелось на это. Губы после короткого поцелуя покалывает, они приятно немеют, а во рту остаётся едва ощутимое кофейное послевкусие. В дверях кухни Намджун встречается с заспанным растерянным Чонгуком, ловит его одной рукой, прижимая к себе, и целует в макушку. Чонгук лезет под намджунову майку прохладными одеревеневшими после сна пальцами и хрипит, поглаживая теплую кожу: — Как долго я спал? — Чуть больше получаса, — вполголоса отвечает Намджун и выходит. Юнги смотрит на Чонгука так, будто готов убить его прямо сейчас. Чонгук идёт к нему. — Что ты ему сказал? — нахмуренные брови и поджатые губы Юнги как-то слишком цепляют взгляд, и Чонгук едва осознаёт вопрос, который ему задают, но всё равно смотрит на Юнги как на полного кретина. — Ничего. — Ты надо мной издеваешься? Чонгук закатывает глаза, подходит вплотную и прижимает его спиной к столешнице. — Ты меня бесишь, — бросает Юнги ему в лицо и стягивает с него футболку. — Ты меня тоже, — горячо выдыхает ему в шею Чонгук и расстёгивает его джинсы. У Юнги перехватывает дыхание. Сдёргивая с него брюки, снимая майку, целуя плечи и кусая ниже ключиц, Чонгук заставляет реальность крошиться в пыль перед его глазами. — Как же ты заебал меня, — неправдоподобно шепчет Юнги, упиваясь чужими прикосновениями, и ловит ртом тяжёлое дыхание Чонгука. — Ещё нет, — шуршит тихим смехом тот, и желудок Юнги липнет к позвоночнику от возбуждения. — А надо бы. — Я же тебя бешу, — у Чонгука в голосе горстка гвоздей, он играет и знает, что ему это позволено, кусает Юнги у основания шеи, и тот тихо всхлипывает, сдаваясь со всем, что имеет внутри себя. — Ты не представляешь, как сильно, — он вкусно облизывает губы и встаёт перед Чонгуком на колени, с предвкушением расстёгивает и стягивает с него брюки вместе с бельём, кусая губы, сплёвывает на ладонь, растирает по члену Чонгука и смотрит вверх такими глазами, что Чонгука прошивает насквозь. Чтобы добить, Юнги оставляет влажный поцелуй чуть ниже пупка и берёт чонгуков член в рот с таким наслаждением, будто только этого и ждал, вырывая из Чонгука сдавленные слабые выдохи-вдохи. Чонгук на несколько секунд теряет над дыханием контроль, и в глазах темнеет от недостатка кислорода. Или от переизбытка Юнги. Намджун возвращается на кухню, когда Чонгук уже готов кончить Юнги в рот, а тот довольно причмокивает и почти мурчит, словно кот. — Ясно, — декламирует Намджун и проходит к холодильнику. Берёт оттуда яблоко и спокойно, просто по пути спрашивает Юнги, откусывая сочный кусок: — Ну как, вкусно? — Супер, — бурчит Юнги, отрываясь. — Круто, — отзывается Намджун и снова уходит, потрепав Чонгука по макушке. Юнги бесит это всё. Он поднимается на ноги и хватает Чонгука за горло: — Ты ему всё-таки что-то сказал, да? — Прекрати это, — почти спокойно просит Чонгук. Ему сейчас немного не до глупых истерик. — Что прекратить? — Вот это всё. — Отлично, я пошёл тогда. — Прекрати и дай мне трахнуть тебя спокойно. — Спокойно? То есть тебе похуй на всё? — Боже мой, Юнги,— Чонгук заламывает ему руки, чувствуя, как начинает звереть, — заткнись. Не выводи меня. — Отлично, — у Юнги в глазах иглы, — теперь ты у нас жертва. Чонгук теряет тонкую полупрозрачную ниточку самоконтроля в долю секунды, он сам не успевает заметить и осознать момент, когда срывается. Перед глазами всё темнеет, остаётся только чуть солоноватый вкус кожи, натянутой между лопатками Юнги, и её теплота на губах, хриплые надрывные стоны и грубые размашистые толчки. Юнги под ним податливый, покорный, Чонгук долбит его сзади, нагнув над столешницей, и тянет за волосы, заставляя прогибаться сильнее. Юнги полностью его, до самой последней капли крови, его бледные бёдра покрыты бордовыми пятнами от чонгуковых пальцев, а сердце готово остановиться в следующую секунду от переизбытка чувств и ощущений. Он просит глубже, потому что Чонгук ещё не достаточно сожрал его внутренности, просит сильнее, потому что не достаточно привязал к себе. И казалось бы, куда больше, но Юнги мало всё равно. А потом они целуются на этой же самой кухне, лениво и прохладно. Чонгук обнимает Юнги за талию бережно, словно держит в руках хрустальную вазу, а тот сжимает его бёдра своими коленками. Под ногами на полу совсем рядом с ними лежит разбитое стекло, тает и течёт лёд. Юнги тоже тает и течёт, только как чёртова сахарная вата.

***

Чонгук квасится, растянувшись на диване в гостиной перед телевизором, и убивает лениво тянущееся время джойстиком, пока Юнги торчит у Намджуна в студии, целуется, хватается остервенело за чужие плечи и гнётся, подставляясь крепким рукам. Чонгука спасают файтинги, Юнги думает, что их спасает Намджун, но Намджун вообще никого не спасает. Спасение утопающих дело самих утопающих, и если те отчаянно хотят потонуть, то это их право, их выбор. Единственное, что делает для них Намджун, это позволяет им упасть туда, куда они хотят упасть. Ну и нервы себе трепать позволяет. Иногда. Недолго. — Я так хочу, чтобы меня любили, — шепчет Юнги, придавленный Намджуном к студийному дивану. Намджун закатывает глаза и ухмыляется ему в лицо, он делает это беззлобно, но Юнги видит это по-своему и напрягается. — Тебя уже любят, нет? Юнги тянется за поцелуем и даёт отрицательный ответ. — Хорошо, что Чонгук этого не слышит, — тихо басит ему в губы Намджун и лезет руками под пояс его брюк. Юнги так горячо, так классно, что внутри всё звенит, но выжженное на ребрах имя Чонгука всё равно горит и саднит. Чонгука спасают файтинги. И хорошая изоляция в студии. — Ты любишь Чонгука? — давя стоны, спрашивает Юнги. — Вас обоих. — Нет, — Юнги обнимает Намджуна за шею и прижимает к себе, — кого больше? Он хочет услышать, что его, любят больше его, что его вообще любят. Но вместо этого слышит ровное: — Обоих одинаково. Юнги кусает его губы. А потом пытается закурить в его студии. Намджун говорит: — Вы оба одинаковые. Сколько раз просил в студии даже не думать о том, чтобы курить. У Юнги подкатывает ком к горлу и руки дрожать начинают. Это всё как-то обидно. Во рту очень сильно не хватает льда. Уж лучше ангина, чем всё это дерьмо. Намджун видит это и не может сдержать в себе правду: — Почему ты так всё усложняешь, Юнги? Близки вы вдвоём. Со мной вы не близки, понимаешь? Юнги сбегает из студии, хлопая дверью. Намджун вздыхает и идёт следом. — Отсосешь мне? — с ехидством интересуется Чонгук, когда Юнги садится на его согнутые колени и перегораживает собой экран с видеоигрой. — Разбежался, — Юнги трётся задницей об острые коленки и прикрывает глаза, когда Чонгук почти ласково шепчет «пожалуйста», откладывая джойстик в сторону. С появлением в комнате Намджуна в Чонгуке всё переворачивается. Он смотрит на Намджуна, потом на Юнги, и до него сразу всё доходит, а двери внутри выламываются все разом. В жизни с Юнги есть один очевидный плюс — учит самоконтролю. Чонгук прикрывает глаза и представляет, как избивает Юнги до полусмерти, но быстро заставляет силой воли наваждение раствориться. Только ничего не делать он не может всё равно, от злости его трясёт. — А если я? — цедит он сквозь зубы, обращаясь к Юнги, приправляя едкие интонации злобной издевательской улыбкой. Юнги ничего не понимает и молчит. Понимает только тогда, когда Чонгук целует Намджуна, сладко и глубоко, и торопливо снимает с него одежду. Это не то, на что рассчитывал Намджун, идя сюда, но если эти ребята хотят именно этим себя доломать, то почему бы и нет. Дело-то их. Чонгук целует Юнги, крепко сжимая волосы на его затылке, пока Намджун прижимается губами к внутренней стороне чонгуковых бедер и скользкими пальцами лезет в его узкую задницу. Юнги думает, что Чонгук последняя мразь, глотая его стоны. Чонгук думает, что Юнги истеричная сука, которая у него уже в глотке сидит, и только крепче сжимает его волосы в руке. Но с первым толчком Намджуна внутри Чонгук шепчет сквозь стон Юнги в самое ухо, касаясь губами мочки: — Люблю тебя. Юнги дохнет. А когда Чонгук целует шею Юнги, вдавливая его в диван, пока Намджун размеренно и глубоко двигается в нём самом, покрывая поцелуями спину, от Юнги вообще ничего не остаётся. Чонгук толкает пальцы ему в рот, надавливая на корень языка и заставляя давиться, в уголках покрасневших глаз собираются капли, Чонгук толкает пальцы ещё глубже, а потом подносит их к губам Намджуна. Намджун облизывает их и целует Чонгука, мокро гладит его язык своим и вылизывает нёбо. Намджун с Юнги зажимают Чонгука между собой, раскрашивают поцелуями его шею. Юнги гладит кончиками пальцев его рёбра, готовые сломаться в следующую секунду от бешеного сердцебиения. Чонгук вслушивается в мелодику их общих стонов и не может сдержать диких блаженных улыбок. Всё получается слишком по-намджуновски просто. — Когда вы собираетесь съехать? — Намджун закуривает свои «Мальборо» и гладит Юнги, свалившего ноги на его колени, по бедру. Чонгук, лежащий с противоположной стороны, забросив одну ногу ему на плечо, а второй поглаживающий Юнги по животу, откидывает голову на подлокотник и отказывается отвечать. — Не знаю, — тянет Юнги и задумчиво водит рукой в воздухе. — Мы не близкие друзья, — напоминает Намджун. — Да-да, — отзывается Чонгук. Они слышали это сотни раз. Намджун поворачивает голову и целует его в колено, ласково прижимаясь губами. Чонгук скалится. — Мы с ним не сможем вдвоём, — Юнги проходится кончиками пальцев по ноге Чонгука. — Раньше же как-то могли. А теперь мешаете мне жить. Намджун размеренно курит, разрисовывая воздух сизым дымным узором; полупрозрачные облака, отливающие фиолетовым, стелются над головами. Чонгук разглядывает умиротворенное лицо Юнги и думает, что за пределами этих стен, вне намджунового поля зрения, от них с Юнги толком ничего не останется. Они с Юнги — одна большая война. — Ты посмотри на Чонгука, с ним же невозможно, — за эти слова Юнги получает от Чонгука пяткой по рёбрам. — На себя посмотри, истеричный мудак. Намджун хрипло смеётся. Юнги берёт в ладони стопу Чонгука, тянет на себя и, блаженно прикрывая глаза, облизывает чонгуковы замёрзшие пальцы на ногах.