— *
От света слепило глаза. Воздуха катастрофически не хватало, дыхание сбилось и стало нервным ритмом. Сердце пойманной пташкой трепыхалось в груди, а перед глазами распахнутыми страницами книги открывался полыхающий огонь. Вокруг трещали доски, дым заполнял пространство. Лёгкие разрывались, их ломило от недостатка воздуха. Зажмурив глаза, она перенеслась далеко-далеко отсюда, из горящего дома, туда, где её не достанет никакое бедствие, никакая смерть, никакая печаль. Где ничто больше не будет так безжалостно разрушено и поломано. В такой далёкий, невесомый, словно пушинка, затёртый от времени мир. Мир её прошлого… На лице была улыбка. Пусть и натянутая с большим трудом. Лёгкие ныли, болели, в горле застрял ком, а дым нещадно щипал глаза. Вокруг со страшной силой полыхала мебель, горел деревянный пол, слабыми огненными огоньками вспыхивали порванные огнём клочки обоев. Огонь жадно лизал всё, что попадалось ему на пути, издавая жуткий треск и оставляя после себя обугленное пепелище. Языки пламени подступали совсем близко, ненасытно пожирая всё, желая больше и больше, преграждая все пути к отступлению. Но она улыбалась, как и обещала. Обещала так давно, что никто не вспомнит. В воспоминаниях о прошлом остались только изрезанные куски, местами обесцвеченные, что жили в её сердце, бережно охраняемые, как самое дорогое, что у неё есть. Всё это было тогда, когда ещё не было ни этого дома, ни этого пожара, ни этого непривычно озлобленного города… Тогда всё было по-другому, и гораздо проще… Внезапно мысли заглушил треск. Сильный, пронзительный, он ворвался в горящий дом, и со страшной силой что-то обрушилось на неё, угрожающе загромыхав. Она улыбалась. Как и обещала… Вздрогнув, лисица проснулась. Она по очереди вытянула свои лапки, сбрасывая с себя сон. Такие живые сны ей уже очень давно не снились. Обычно они были мрачными, серыми, ничем неприметными. Такими же будничными, как и вся жизнь. В лёгких до сих пор будто был дым, а глаза слипались. Всё это придавало ощущение беспокойства, будто сон был… Наяву? Протерев глаза чёрной, как уголь, лапой, лиса встала и вновь с наслаждением потянулась и зевнула, обнажая острые белые клыки. Она пригладила всклокоченную ото сна шерсть шершавым языком, вычищая из неё всякий сор и опасливо оглядываясь, выбралась из колючих зарослей ежевики, в которых нашла свой приют на ночь. Интересно, сколько таких ночей она провела так? Сидя в каких-либо кустах, в траве, в чёрных, как смоль, норах, вырытыми и брошенными барсуками или другими лисами? Наверное, такое бесконечное множество, что сосчитать невозможно. . Во всяком случае, она же живёт вечно. Это те, обычные лисы, спешат, чтобы успеть пожить до своей смерти. Живут в быстром ритме, в окружении событий. И пусть их жизнь не вечна, как её, она так интересна. А ей вот некуда торопится. Впереди вечность. Такая длинная, тягучая, ничем не примечательная вечность, будь она проклята… Ведь лисе уже пятьсот сорок лет. Примерно. А точную дату лисица назвать не могла. Она давно уже сбилась со счёта, потеревшись в этих буднях, забывая о таком странном понятии, как день, когда она родилась. Во всяком случае, зачем считать года, если это не купюры, полученные из банка, и не сдача в магазине? «Так не долго совсем запутаться. Сколько мне точно лет, я уже не узнаю, но так можно забыть всё, что осталось от прошлого, а этого я не хочу! А помимо воспоминаний, у меня осталось ещё одна вещь. Имя» Кицунэ Тори. Вот оно. А копаться в прошлом лисе совсем не хотелось, этого ей пока было достаточно, правда, это имя напоминало слишком много того, чего так хотелось бы забыть, но были и такие вещи, которые хотелось бы навсегда сохранить в своём сердце. Она двигалась по лесу, гонимая голодом, терзающим желудок. Даже такие волшебные лисы, как Кицунэ, остро нуждались в пище и должны были питаться, чтобы не умереть с голоду. Ведь их также легко убить, как и обычных лисиц, но, в отличие от них, первые не стареют и не умирают естевственным образом. В общем, лисы-оборотни, как Тори, имели от обычных два отличия: вечную жизнь и способность превращаться в человека, за что и получили своё жутковатое название. Лес редел. Непроходимые ежевичные заросли сменялись чернозёмом, посреди которого росли тоненькие берёзки, а берёзки становились небольшими полянами с высокой душистой травой. Но перед глазами вместо травы и хвои мелькали картинки ночного кошмара, а сердце ещё холодело при упоминании огня. Огонь был самым большим страхом Кицунэ кроме одиночества. Но с последним она смогла смириться, ведь все, кого она любила, погибли, а вот бушующая стихия, пожирающая повсюду жизнь, дарящая хаос и разруху вгоняла в холодный пот. Лиса боялась смерти. Хотя и глупо бояться её, когда во власти вечности жизнь напоминает обыденную рутину, но липкое чувство страха, подобное инстинкту самосохранения, вызывало внутри бури эмоций. Наверное, только из-за этого страха Кицунэ Тори, пятьсот сороколетняя лиса-оборотень, была жива. Вскоре впереди зашумело. Шумное шоссе ожило, загремело и зарычало, словно очнувшийся ото сна монстр, давно ничего не евший и жутко изголодавшийся. Кицунэ вздрогнула, будто приходя в себя. «Можно же будет урвать еды в городе, — хитро улыбнулась она. — И не прийдётся охотится!» Здесь, недалеко, и вправду должен быть город. Это стало известно Кицунэ в одну из одиноких голодных ночей зимы, от лис-одиночек, тех бродяг, что иногда проходили этими местами и приносили с собой рассказы о том, что находится за пределами леса. Сама Кицунэ в этом городе не была. Она шла сюда прямиком из своей родины — далекой Японии, сбегая от страхов и прошлого. Да, она проходила мимо много удивительных городов! В них были шумные повозки с лошадьми, бары, высокие деревянные дома. Но это было так давно! С тех пор прошло уже много лет, на смену лошадям пришли моторы, а деревянные постройки превратились с помощью рук людей в большие многоэтажки, построенные из долговечного камня… Тори медленно побрела туда, куда стремились проносящиеся мимо машины. Именно в той стороне по слухам находился город. Лисица пригнулась, расправив длинный хвост. Он был пушистым, рыжим, и, насколько помнится, при превращении в человека, становился длинными рыжими волосами с белыми кончиками, будто окрашенными. Хвост и являлся, как для любой лисы, самой большой гордостью Кицунэ. Прошло уже около четыреста лет с тех пор как она, в тот роковой год, решила никогда больше не превращаться в человека без крайней необходимости. А таковой пока что не было. Но если эта необходимость возникнет, то она, не колеблясь, в миг обратится — уверяла себя лиса. Тори понимала, что испытывала неприязнь к людям, как и к другим лисам, которые не были волшебными. И у неё за четыреста лет, прошедших после дней жизни на своей родине, так и не появилось новых знакомых. Но Тори не было разницы. Она днями терялась в осколках собственного сердца, дрожью чувствуя связь с прошлым, живя им и одной жаждой узнать больше, если не считать боязнь смерти. За этими размышлениями лиса совершенно не заметила, как дорога привела её к маленьким, редким домишкам окраины города. Шоссе становилась шире. Здесь было невозможно шумно из-за гама машин, что стояли в пробке и отчаянно гудели, выписывая крутые виражи в надежде объехать других. Всюду возле шоссе валялись бутылки, склянки, грязные пакеты из целлофана, ужасно некрасиво виднеющиеся на чернозёме посреди редкой травы. «Люди совершенно не ценят того, что имеют. Красоту леса они спокойно могут променять на свою лень и на то, чтобы лишний раз не снести мусор в урну, а потом ещё жалеют эту утраченную красоту, когда сами же её и погубят» — с грустью подумала Кицунэ. Это навеяло воспоминания о прошлом, когда люди также сгубили всё, что у неё было. Ведь они ждут чуда, но если увидят его, то спешат уничтожить. В этом вся природа людей. «Странные, нерассудительные и примитивные существа» — фыркнула Тори, стараясь вложить в эти мысли всю свою ненависть, будто это могло изменить ход истории и исправить непоправимое горе, случившееся с ней четыреста лет назад. Она помотала головой, будто отгоняя назойливую муху, и даже не взглянув больше на кучи отбросов, зашагала вдоль дороги, чувствуя на свое рыжей шкуре удивлённые взгляды людей, которые высовывали свои головы из машин, стоящих в пробке, чтобы разглядеть столь редкого здесь лесного зверя. Недовольно зашипев, лиса быстро-быстро, галопом, понеслась к зарослям живой изгороди возле маленького деревянного домика, лишь бы избавить себя от этих неприятных и непривычных испепеляющих взглядов людей из машин. Люди были знакомы Кицунэ не с самой лучшей стороны. Ей никогда не нравилось их общество, в котором она быть не боялась, но находилась с опаской, лишь из любопытства всё же засовывая свой любопытный нос в города, где, как оказалось, было много вкусностей, оставленных людьми в специально отведённых мусорках или разбросанными, где попало. Охотится Тори не любила, хотя и умела. Когда в её когтях ускользала жизнь добычи, наплывали неприятные и меланхольные мысли. К тому же, можно пойти в город за едой. Зачем упускать возможность поесть за счёт других таким лёгким способом? В городе представлялась отличная возможность сделать это. К тому же, она уже лет пятьдесят не бывала в городах, если не считать небольшого посёлка возле реки. В кустах было сыро и укромно. Здесь можно было перевести дух, спокойно подумать над тем, как осторожно пробраться в самый центр города, где, хоть и раздражающе шумно, обязательно обнаружится много брошенной еды для лисицы. Отдышавшись от быстрого бега, Кицунэ выпрямилась и вышла из кустов, направившись напрямик к городу. Лес остался позади, а перед глазами раскинулись маленькие деревянные домики, какие были ещё лет сто назад. Где-то вдали туманно виднелись громадные серые многоэтажки, так украшающие этот скучный пейзаж захолустья. Людей здесь совсем не было, за исключением редких прохожих. Однако, были машины, но они не представляли угрозы, если не заходить за грань земли на заасфальтированную территорию дороги, испещерённую трещинами и рытвинами. Не упуская возможности спрятаться в кустах или траве, лиса пробралась в совершенно красивую, но необычную местность, завораживающую своей величественной красотой. Это был город, во всей своей красе. Посреди небольших неприметных домов, здесь перед глазами раскрывался, словно оазис, большой перекрёсток с машинами, на пешеходных дорожках возле которого стояли искусно сделанные ажурные фонари. На обочинах высились огромные высотки с большими стеклянными окнами, сверкали на солнце витрины магазинов, словно в лесу, шумели и перешёптывались между собой деревья в парке, украшенным фонтаном, из которого ключом била и брызгалась вода. Всюду волшебно светились огоньками вывески, гудели машины, сновали туда-сюда кучи людей, скольких в одном месте лиса не видела ни разу. Город очень изменился! Кицунэ лишь испуганно жалась в выстриженных на газоне кустах, во все глаза наблюдая из своего укрытия за необъяснимо красивым и живым местом, думая, что зря она затеяла это. За те пятьдесят лет, что она не была в местах, населённых таким количеством народа, города стали просто огромными. Это её пугало, и, одновременно, завораживало. Стоило, наверное, выбираться отсюда по-тихому, чтобы не навлечь на себя неприятностей. Кицунэ принюхалась, выискивая свой запах, оставшийся от того, как она шла сюда. Он должен был быть совсем свежий, но… Тори ничего не почувствовала. Наверное, это смрад гари и дыма от дороги сбил его, но откуда лисе было знать, что любой аромат пропадает здесь из-за этой удушающей вони дороги? «И как мне теперь выбраться отсюда?» — с тревогой подумала лисица, мысленно вспоминая, откуда она пришла, но все дома вокруг были одинаково безупречно-красивыми, и определить ту самую подворотню среди всех было невозможно. Кицунэ аккуратно высунула острую мордочку из своего укрытия, оглядывая всё своими необычными для лис синими глазами. Зная, что другого выхода нет, Тори кинулась в первую попавшуюся сторону сквозь толпу, руководствуясь правилом, что у города в любой стороне есть конец, и если долго идти, всё равно выйдешь в лес. Люди кинулись в рассыпную, провожая испуганным взглядом кинувшуюся в одну из захолустных улиц Кицунэ. Там, по её мнению, людей не было, а если и были, то значительно меньше, и там можно было спокойно попытаться выйти отсюда и перевести дух. — Мама, смотри, там лиса! — Дочь, давай отойдём, она, неверное, бешеная! — Как она здесь оказалась? — Только не волнуйтесь… — слышались взволнованные голоса людей, оставшихся позади. Тори что есть мочи припустила вперёд, вскоре оказавшись в тени старых панельных построек. Несмотря на жуткое беспокойство и учащённое после бега сердцебиение, лиса чувствовала усталость от этой суеты и быстро разгорающийся голод, глодающий её внутри, поэтому, решила отложить поиски выхода на потом и передохнуть. Спрятавшись в валяющихся возле большой мусорки коробок, она принялась грызть кость, которую нашла тут же, и, свернувшись калачиком, задремала, с мыслью, что вряд ли сможет выжить в этом городе в одиночку……
Резко и внезапно зазвенел школьный звонок, своим визгливым и неприятным голоском прорезая тишину урока. К счастью, он был последний. — Эй, Макс, мы с пацанами на футбол идём, хочешь с нами? Максим обернулся, увидев своего школьного друга Антона Капралова, который, не смотря на полученную годовую тройку по русскому языку, был настроен очень позитивно и даже не переживал. — Нет-нет, я сегодня очень тороплюсь, — бросил Максим в ответ другу. На самом деле, естественно, он никуда не торопился, просто идти играть в футбол не было настроения, пусть даже у него и вышли за год все четвёрки и пятёрки. — Ну, как знаешь, — недоверчиво протянул Антон, и, попрощавшись, вышел из кабинета, сопровождаемый толпой других парней, желающих погонять мяч. Максим, не тратя времени на аккуратность, небрежно свалил груду учебников и раскрытый пенал в портфель, не заботясь о сохранности этих вещей. Не обращая внимание на одноклассников, которые шумно обсуждали что-то возле входной двери в кабинет, парень накинул ранец на плечо и молча вышел из класса. Сегодня было 28 мая, последний день учёбы, а это значило, что больше никакой школы — по крайней мере, целые три месяца. Это очень радовало, на миг заглушая чувство усталости и превращая апатию в радостное предвкушение лета. Максим уже устал от учёбы. Ему хотелось сейчас прийти домой, сесть на диван и без перерыва просматривать на DVD какие-нибудь хорроры, чтобы отвлечься и расслабиться, перенесясь в мир фильмов. Вот и закончил он этот десятый класс. Ничего, осталось отмучиться ещё один учебный год, а потом будет долгожданный выпускной. На улице стояла такая жара, что казалось, будто сейчас уже наступил июль, хотя был всего лишь май. На небе не было ни облачка, а солнце золотило улицу своим ярким, поистине летним свечением, создавая ощущение духоты, повисшей в воздухе, словно туман. Парень прибавил шаг, увидев впереди показавшийся из-за деревьев во дворе знакомый подъезд. Дом Максима был совсем недалеко от школы, а сам он был старым, панельным, стоявшим и нерушимым уже многие года посреди этой захолустной улочки возле проспекта. Двор представлял собой классическую подворотню со сломанными качелями напротив подъезда и турником для выбивания ковров. Кроме того, двор был густо заросший деревьями и обладал небольшой пыльной площадью для качель с турником и "украшением" напротив — старыми разваленными гаражами, а возле большого, традиционно зелёного бака для мусора, стоявшего возле подъезда, неаккуратно валялись большие картонные коробки, покрытые разводами от дождя и других смен погодных условий. Максим подошёл к двери в подъезд и потянулся в портфель за ключами, но внезапно со стороны разбросанных коробок уловил краем глаз какое-то движение. Обернувшись, он так и остолбенел, увидев, что посреди коробок сидела ярко-рыжая лисица, которая замерла, в упор уставившись на него своими испуганными синими глазищами. — Ты как здесь оказалась? — сочувственно и удивлённо обратился он к животному. Максим был, наверное, единственным из его школы, который всегда считал, например, животных умными и понимающими. Да и вообще, он был… Не таким, как все остальные. Но всё равно имел друзей и пользовался уважением в школе, несмотря на некоторые различия с коллективом, которые принято в обществе называть странностями. — Иди сюда, не обижу, — Максим боязливо протянул руку к лисе, боясь, что она укусит. Но испуганный зверь лишь плотнее сжался в комок, глядя умными и печальными глазами в глаза парня. Ему стало внезапно очень жаль потерянную и одинокую лисицу. И, несмотря на всю странность сложившейся ситуации, в его мысли вспышкой молнии пронзило желание помочь лисе и подобрать дикого лесного зверя домой, который, наверное, жил раньше у какого-то любителя экзотики дома. Максим взял лисицу в руки, почувствовав прикосновение тёплого и пушистого меха к своим рукам. Лиса обмякла в его руках, как ручная, и смотрела куда-то сквозь него. Макс немного удивлённо среагировал на это, но подумал, что лиса, наверное, ручная, и просторно правде потерялась. Набросив на плечи свой рюкзак, Максим взял зверя поудобнее и с трудом найдя в рюкзаке ключ от двери, вошёл внутрь, с трудом удерживая на плечах спадающие лямки портфеля и довольно тяжёлую и крупную лисицу. Но он считал своим долгом помочь животному не погибнуть. Наверное, он и вправду не такой, как все……
Кицунэ уткнулась своим носом в кофту парня, подобравшего её. Вдыхая давно забытый человеческий запах, она переносилась куда-то в собственные мысли. Лиса сама не знала, почему дала себя поймать. Просто в глазах этого парня она прочитала что-то такое… Доброе. Такой давно забытый взгляд, выражающий переживание за её жизнь. Именно поэтому лиса доверилась человеку. Впервые за много лет… У неё ярко разгоралось желание показать ему, что она оборотень. Ей хотелось превратится в человека. Это было такое странное, возникшее из ниоткуда желание, побуждающие на действие. Но нужно было обязательно выждать нужный момент. Ведь ей совершенно не хотелось пугать его… Он сказал, что её не обидит. Она поверила ему. Ведь она жила уже пятьсот сорок лет, и могла отличить доброго человека от злого. К тому же, всё происходящее вызвало у лисы интерес. Тоже забытый, а теперь будто воскрешённый из недр сознания. Ведь теперь, пусть и временно, она сможет пожить там, где живут люди. В случае опасности она сбежит. До мелочи продуманный план вертелся в голове, как рой пчёл, не дающий покоя и возбуждающий внутри чувство этого самого интереса. Нельзя терять такую замечательную возможность узнать то, как живут теперь люди, и… Превратится в человека. Интересно, как это — быть человеком? Эти ощущения давно уже забылись, превратившись в лёгкую дымку, будто это было не с ней. Несмотря на свою ненависть к натуре оборотня, она являлась им, и остро нуждалась в превращениях. Нужно же было когда-либо разорвать эти скучные будни в лесу? В себя лису привёл щелчок открывающейся двери. С трудом удерживая зверя, парень открыл дверь в своё жилище, то есть, квартиру. Захлопнув её за собой, он выпустил с интересом смотрящую за происходящим лисицу и закинул портфель на тумбу с обувью. Тори огляделась, легонько помахивая хвостом. Искорки горели в её синих глазах, на мгновение завесой закрывая печаль, вечно светившуюся в них. Перед Тори предстала красиво обставленная просторная квартира, в которой было очень чистенько и аккуратно, но не совсем привычно для дикой лисы. Но и это не вызвало страха, а лишь подгорело желание узнать о людской жизни побольше, а этот парень мог ей в этой затеи помочь. «Странное место» — пронеслось в голове у Кицунэ, в глазах которой горел маленький огонёк хитрости, присущий таким животным, как лисы. — Ну вот, теперь ты будешь жить тут, только гляди, чтобы тебя мои родители не заметили, — парень нагнулся к ней и легонько погладил, но Тори никак на это не отреагировала: не отодвинулась и не обрадовалась. — Меня зовут Макс, а тебя я назову… Рыжинкой. «Что за глупое имя? Рыжинка?» — раздражённо подумала Кицунэ, мысленно запоминая голос человека, который представился Максимом, и ловя каждое его слово, разглядывая всё, что попадалось на глаза. Решив, что пришло время срывать с себя эту лисью шкуру, она мысленно сосредоточилась, чувствуя, как её тело рассыпается на малейшие частички и трансформируется в человеческое тело, даря ощущение лёгкого жжения и поняла, что стала, как в далёкие времена, красивой рыжеволосой девушкой, уже давно забывшей, как ощущают мир люди, и эти новые ощущения ударной волной пригибали к земле. От ощущения того, что она человек, кружилась голова. Все чувства мигом притупились, будто она внезапно оглохла и потеряла обоняние. Звуки стали слишком близкими, будто всё в своеобразном вакууме, мир запахов пропал, а странная вонь всюду в городе исчезла, сменившись слабым ароматом завядших роз в прихожей Максима. Стоять на ногах, будто ватных, получалось с трудом, а зрение стало совершенно другим, наполняя мир новыми незнакомыми в лисьей шкуре цветами, тупо сплывающихся перед глазами, словно учебник после обеда. Ощущение головокружения становилось невыносимым, а устоять на ногах было почти невозможно. С виду Тори оставалась неподвижна и строго холодна, но внутри с трудом боролась с слабостью и головокружением, стараясь привыкнуть к новым ощущениям и не свалиться в обморок. — Моё имя Кицунэ Тори, — голос звучит непривычно, до ужаса визгливо и неприятно, не похоже на лай лисицы, а старания сказать эти слова более дружелюбно заканчиваются провалом, в голосе всё равно звучит лёд и холодность. Поправив копну рыжих волос с белыми кончиками и любуясь своим новым телом, Тори продолжила……
Максим так и остолбенел, глядя на то, как лисий острый ног медленно втягивается, превращаясь в человеческий, мех сменяется кожей, а лапы ногами и руками. А он сейчас становится свидетелем чего-то совершенно необъяснимого, неподвластного разуму. За считанные секунды лиса стала до неприличия красивой девушкой, на которой совершенно не было одежды, но это было не так важно, ведь… Она только что была лисой! — Моё имя Кицунэ Тори, — своим ледяным, но красивым голосом сказала девушка-лиса, прожигая Максима печальным взглядом синих глаз. Максим так и остолбенел, глядя на то, как лисий острый нос медленно втягивается, превращаясь в человеческий, мех сменяется кожей, а лапы становятся ногами и руками. И он сейчас становится свидетелем чего-то совершенно необъяснимого, неподвластного разуму, запредельно невероятного чуда… За считанные секунды лиса стала до неприличия красивой девушкой, на которой совершенно не было одежды, но это было не так важно, ведь… Она только что была лисой! — Моё имя Кицунэ Тори, — своим ледяным, но красивым голосом сказала девушка-лиса, прожигая Максима печальным взглядом синих глаз. — Не подходи ко мне! — крикнул Макс, отодвигаясь подальше от девушки и чувствуя подступающую панику. — Ладно, я же знаю, что это сон, просто не помню, чтобы ложился спать… На секунду в квартире воцарилась тишина, а Максим сделал первое, что пришло ему на ум — сильно ущипнул себя, так, что на том самом месте кожа покраснела, но почувствовав боль, как-то странно провыл. — Тише-тише, успокойся, дыши глубже, — заговорила своим красивым голосом девушка, который действовал успокаивающе и леденяще спокойно. Этот голос подействовал, и Макс невольно забыл обо всём, залюбовавшись девушкой. Она не была похожа ни на кого. Она была слишком красива. Настолько, что не могла сравниться с людьми. Просто… Слишком идеальна. Это слишком бросалось в глаза. И вообще всё это было слишком странным. «Слишком много „слишком“!» — пронеслось в голове Макса. — Раз ты не сон, то как… Кто ты? — выдавил он из себя. — Я же уже представилась, — немного раздражённо заявила девушка-лиса. — Моё имя Кицунэ Тори. Я лиса-оборотень из лесов Японии. Знаю все языки мира, за исключением языка других зверей. Приятно познакомится. Максим потёр свои глаза, не веря им. Всё было по правде чересчур нереально. Не верилось, что происходящее случается сейчас, с ним, в действительности. — Ну, а ты у нас значит Макс? А второе имя? Или это первое? Максим не ответил. Он ничего не понимал. — К-кицунэ… — выговорила он, оседая на белый коврик в прихожей. — Да-да, именно так. Ну я вижу, ты немножко в шоке, поэтому… Может покажешь мне свою нору? Жилище? Ну или как там у вас это называется? — девушка-лиса звонко рассмеялась, но после пошатнулась и приложила ладонь ко лбу, чтобы голова после превращения не так кружилась. — Квартира, — подсказал парень. — Странное название. Теперь понятно. Я тебе о себе расскажу, не волнуйся. Но потом. Как твоё второе имя? Макс отрешённо помотал головой: — У меня нет второго имени, только фамилия. — Фамилия? Странно. Всё странное, — зачем-то повторила Тори, с интересом разглядывая его. — Я Макс Серёжин, — представился наконец парень, немного прийдя в себя. Бывшая лисица тоже села на ковёр, устало запрокидывая голову. — И как вы живёте с этим подобием тела? Оно неудобное! Максим как ошпаренный подпрыгнул, немного смутившись, поняв, что сейчас сидит на ковре рядом с лежащей девушкой, на которой совершенно ничего не было. — А не могла бы ты одеться? Хоть во что-нибудь! — взмолился он. — Правда что ли? Странные вы. У нас, раньше, лет так четыреста пятьдесят назад, все мужчины с деревни наоборот только и ждали, когда лисица станет человеком… Без одежды. Видно было, что Максим сильно смутился и немного покраснел, даже не обратив внимание на «четыреста пятьдесят лет назад», подумав, что ослышался. — Подожди, — терпеливо бросил парень и ушёл в какую-то комнату. То была комната его родителей, в шкафу которой он и принялся рыться. — Что ты делаешь? — в дверном проёме появилась вездесущая Кицунэ, с любопытством и тревогой наблюдающая за его действиями. — Ищу тебе одежду, — пробормотал Макс, не отрываясь от дела и вытягивая из шкафа какую-то шмотку. — Вот. Он протянул лисе-оборотню платье, принадлежащее его матери. Оно было уже старое, но красивое и чистое, жёлтого цвета с синим пояском. — И что мне с этим делать? — непонимающе захлопала большими синими глазами Тори, хватая вещь в руки и разглядывая её, как разглядывают и изучают микроб под микроскопом. — Одевай. Девушка немного неуверенно покрутила в руках эту странную для неё вещицу, недоверчиво косясь на парня. — А как? Ты мне поможешь? — она посмотрела на него глазами голодного котёнка. Максим пробурчал что-то нечленораздельное и с трудом выдавил: — Руки вверх подними! — Что? — не поняла Кицунэ. — Лапы! — воскликнул Макс, весь красный от осознания того, что одевает платье красивой голой девушке, а когда Тори послушно подняла «лапы», рывком напялил на неё платье, зажмурившись. — Ну как мне? — девушка улыбнулась, обнажив ослепительно-белые лисьи клыки, которые были похожи на вампирьи. — Х-хорошо. Так-то лучше, — выдохнул парень. Теперь уже Максим смог не стыдится и разглядеть свою новую знакомую. У неё были ярко-рыжие огненные волосы чуть ниже пояса, кончики которых были белыми, алые губы, будто подкрашенные, длинные распахнутые ресницы, словно подведённые подводкой, глубокие и печальные синие глаза с кошачьими зрачками, белоснежно-белые клыки, стройная талия и удивительно идеальная фигура, украшенная длинными ногами и утонченными руками. Именно так можно было бы описать Кицунэ, идеально красивую девушку-лису. — Слушай, я поживу у тебя, ладно? Я же лиса, ты меня подобрал. Родителям не покажусь, не волнуйся, — проговорила Тори, по-лисьи и на четвереньках запрыгивая на кровать родителей. — Хорошо, только когда они дома, не превращайся в человека, а то заметят, — как-то не осмыслив эти слова, ответил Максим, изучая черты лица Тори. А зря он сказал это, даже не подумав, ведь именно так и начались для него настоящие проблемы с лисицей Кицунэ…