Держаться за руки

В этот раз они пересекаются в коридоре. И это странно. Ведь есть же обеденные залы, бесчисленные гостиные, даже парочка библиотек… А это – встреча в гулком проходе с высокой каменной стеной с одной стороны и большими окнами с другой – слишком напоминает прошлое, те времена, когда Луна пряталась, убегала, таила злобу. И Селестия никогда не могла её догнать. Только в коридорах. Луна прячет глаза под плащом и чувствует, что улыбается, когда твёрдая рука нежно, но крепко ловит её за локоть. Придерживает сначала мягко и слабо – но останавливаться не интересно, младшая сестра немного играет со старшей, продолжая идти вперёд, поэтому хватка становится крепче. Приходится притормозить. - Приветствую тебя, принцесса Селестия, - усмехается Луна, поднимая взгляд на беспокойную правительницу, предпочитающую, как всегда, если её что-то тревожит, пропустить официальную часть и перейти сразу к главному. - Так ты специально насылала на себя кошмары? – и хорошего настроения как не бывало. Сестра так прекрасно умеет его портить. Её белая рука в идеально-чистой перчатке спускается от локтя к вмиг повлажневшей ладони младшей принцессы, сжимая её так же крепко и бережно, как до этого локоть. Чтобы не вздумала сбежать. Луна к этому немного близка – разгромить ползамка эффектным заклинанием и удрать в чей-нибудь сон. Всё равно уже вечереет, настрой ни к чёрту, а потом можно списать всё на нервы. В идеальном плане лишь одна маленькая прореха – крепкая ладонь сестры. Такую хватку не разжать и смерти. - Ну да. Знаешь ли, я когда-то чуть не разгромила Эквестрию и пыталась прикончить тебя, вот, решила, что хорошее напоминание никому не помешает… - если Луна не может закричать и затопать ногами, она попробует отшутиться. Сказать по правде, тот вечер – далеко не то, что хочется обсуждать в уютной гостиной за чашечкой чая ради поддержания беседы. А особенно – в холодном коридоре, пусть даже из него открывается величественный вид на Кантерлот и Эквестрию за ним. Но когда Селестии было какое-либо дело до её желаний? - Сестра, - вздыхает поднимательница солнца и продолжает более мягко, видимо, решив отказаться от вычурного и несколько официального обращения, - Луна, я никогда тебя не винила. Она ненавидит, когда кто-то лжёт или пытается подольститься. Поэтому кулаки сжимаются сами собой. Она знает – страх, стыд, вина, желание, идеальный перечень преступлений перед лицом сильнейшего из соблазнов. И Селестии не понять. Но она так пытается, что Луне становится смешно и гадко. - Да, действительно. Только сослала на луну на тысячу лет, ничего особенного, - насмешка – последний щит. Попытка заставить вечно идеальную сестру почувствовать боль и обиду. И хоть капельку той вины. Ещё одно усилие, чтобы заставить Селестию никогда не касаться этой темы. Даже краем мысли. Даже кончиком пальца. Этот мрак нельзя разгонять, но это уже пришлось сделать – чтобы спасти Понивилль вот только вчера. Так пусть оставят в покое хоть его крохи, жалкие остатки былого самобичевания. Кажется, сестра зла. А может, она снова чувствует себя гадко. Луне так нравится это растревоженное выражение лица. - У меня не было выбора, - снова начитает оправдываться, как это всё знакомо. – Но это не значит, что ты имеешь право напоминать мне о моей вине каждый день. Я и так не могу забыть, - а вот это что-то новенькое. Кажется, за тысячу лет Селестия научилась иногда быть твёрдой. В голосе звенят стальные нотки. Луне становится мерзко. Как интересно, столько дней уже прошло с возвращения, но она всё время узнаёт что-то новенькое о любимой сестре. Наверное, поднимательница луны действительно просто гадкая – снова и снова давить на больное. Но ведь Селестия делает то же самое! Они просто совсем не могут друг друга понять. - Ладно, - бросает Луна в холодный воздух и вспоминает, как рыдала в объятьях сестры в тот, первый день. Когда раны свежи, не стремишься расковыривать их ещё больше. Снимать с них подсохшую корочку – больно, но интересно. И с этим надо заканчивать. Тем более, эти раны принадлежат той единственной, которую поднимательница луны действительно любит. - И да, - Луна вдруг понимает, что всё это время они с Селестией ругались, держась за руки. И глядя друг другу в глаза. Действительно, так многое может измениться за тысячу лет. Раньше это было бы невозможно - спрятанные взгляды и руки, гнетущее чувство недосказанности, пустые холодные залы. В ладонь младшей сестры падает золочённый ключик, - начиная с этого дня ты спишь со мн… в моей комнате. Селестия спешно покашливает в свою изящную чистую перчатку, но совершенно напрасно – Луна видела эти покрасневшие щёки. Если бы на месте сестры был кто-то другой, она бы сказала, что кошмар – предлог. Но это же милая поднимательница солнца, главная принцесса, поэтому здесь роль играет ещё и забота. Такая забавная оговорка. Луна вдруг понимает, что снова счастлива. И больше всего на свете ей хочется громко захихикать. Но это будет как-то невежливо. И поцеловать Селестию вот прямо сейчас, наверное, тоже? Последний раз их губы соприкасались целую вечность назад. С тех пор прошло больше тысячи лет, но Луна ещё помнит. Она всегда будет это помнить. И теперь точно знает, что Селестия тоже. Что ж, главное – найти предлог. Поднимательница луны отступает на пару шагов и клянётся себе не целовать сестру сейчас. Нет. Только не когда у них что-то таки стало налаживаться. Нельзя ведь всё испортить одним поцелуем? Действительно нет. Потому что Луна хорошо целуется. И она нарушает данную клятву тут же, только на пару секунд, чтобы сбить Селестию с толку и дать себе время спрятать в карман плаща ключ от комнаты. А потом бежать, не чуя под собой каменного пола, всё дальше и дальше, вглубь дворца, чтобы схорониться до ночи где-нибудь от всех этих странностей и обдумать эту жизнь хорошенько. Но Луна ещё успевает прошептать в губы Селестии: - Давно пора. И – вот странность – чем дальше убегает младшая сестра, тем больше ей кажется, что она ещё чувствует чужие тонкие пальцы, обхватывающие ладонь. Наверное, потому, что в жизни именно это главное: страдать ерундой, ругаться, ссориться, целоваться - но непременно держаться за руки.