Большая головная боль профессора Снейпа

Болтать с Рудольфусом первым послали Эмиля. Свенсен сам вызвался, изрядно устав от пребывания в Хогвартсе. Нельзя сказать, что ему не нравилось в замке. Конечно, мир волшебства – прекрасен, хорош и только дурак откажется погостить в нем. В том и дело, что они не были здесь своими, не обладали магическим даром. А Эмиль не любил, когда что-то хоть наполовину не для него. Или все, или ничего – Свенсен привык оценивать результаты в биатлоне только по этим категориям. Так и в отношении мира, в который их закинул чокнутый Лестрейндж. Эмиль понимал Шарлотту и Дарио: должно быть, действительно запредельное счастье побывать в несбыточной мечте детства. В сказке рядом с любимыми героями. Даже если Калла и разочаровалась в своем профессоре, то точно не потеряла интерес к волшебству. Да и Нортуг поразительно вписался и влился во всю эту историю, обзаведясь друзьями и найдя подход к давно нравящейся девушке. В данных обстоятельствах этого и не могло не произойти. Свенсен понимал их всех, сам с удовольствием исследовал замок, читал книги, общался с Малфоем-младшим (пусть он и надоедал, но был интересным малым). Не было ничего, что бы Эмиля совсем уж раздражало или вызывало недовольство. Но он не переставал напоминать себе, что волшебный мир – большой подарок для них. Ошибка, которой не должно было случиться. В этой ситуации не было и не могло быть полутонов и вариантов: им пора возвращаться домой. А тешить себя иллюзиями, поддерживать и взращивать веру в магию – ведет только к саморазрушению и прочим бедам. Эмиль слишком хорошо знал, каково это – забываться, пускать все на самотек и верить в мистическую удачу или случайности. Раз филонил в юности на тренировках, так нечего и жаловаться сейчас – он усвоил эту простую истину и для спорта, и для жизни. Свенсен держал себя в руках и сознательно отгораживался от всего, по чему мог бы скучать потом, в реальном мире. Особенно теперь, когда разгадка была найдена, а путь назад стал ближе. Поэтому он настроился всерьез и не откладывал разговора с Лестрейнджем ни на день (пока Петтер и Шарлотт умотали кататься по льду озера, а извещенный обо всем Дарио зависал в библиотеке). К вечеру Снейп уже определил Рудольфуса в одну из незанятых и отдаленных от студентов башен, и можно было спокойно наведаться. Эмиль приоделся, так как башня частично находилась на улице, на крыше. В саму комнатенку с зарешеченным окном холод не проникал, но вот тем, кто снаружи, явно не будет жарко поздней осенью. А сегодня и вовсе было пасмурно, шел мелкий снег. Свенсен нашел место под карнизом и обустроился там на заранее прихваченной подушке. Железные прутья были совсем рядом с его спиной, но он не боялся и не полагал, что преступник вдруг захочет как-то причинить ему вред. Через окошко было немного видно саму комнату, но в ней было слишком мало света, чтобы рассмотреть детали. Эмиль и пленника не заметил, а звать и вовсе не спешил. Но вот, темные глаза меркнули, горячее дыхание ощутилось совсем близко, и Свенсен разглядел Лестрейнджа, жадно рассматривающего его самого. Рудольфус не притрагивался к решеткам, но прижался всем телом. Эмиля передернуло от брезгливости, несмотря на то, что перед пленением узника почистили заклининаями. От него все равно несло неприятным запахом, который приобретал свою устойчивость после долгих пеших путешествий. Учитывая биографию Рудольфуса, несложно понять, что человек, проведший в тюрьме около двадцати лет, а потом вынужденный слоняться, будет приятен хоть в чем-то. Склоченная борода – скорее гармонировала с его обликом, чем отвлекала. - Ну? – вдруг лениво спросил Лестрейндж, перестав изучать Эмиля своими полубезумными глазами. Это заставило Свенсена встрепенуться. - Я пришел получить ответы, - произнес Эмиль. – Как правильно настроить маховик времени и вернуть нас домой. - И ты решил, что я так просто все расскажу? – фыркнул Лестрейндж. – Я сразу заметил, что у тебя завышенная самооценка, красавчик. - Это не так, - скупо возразил Свенсен. - Мне плевать, парень. Ты знаешь, чего я хочу. Без камушка мне нечего делать в будущем, а значит, и вам назад не вернуться. - Чего же ты тогда добьешься? - Позлю Дамблдора, - пожал плечами Лестрейндж. – Мне не оставят жизнь, так как двух Рудольфусов мир точно не перенесет, - нездорово хохотнул он. - И тебе все равно? – предугадал Эмиль. - Представь себе, да. - Почему же? Кого ты потерял? Брата, так? - О, только не надо долбанного психоанализа, окей? – раздраженно бросил Рудольфус. – Знаю я ваши маггловские приемчики. Не собираюсь обсуждать с тобой своего брата. - А твой двойник очень даже болтал о Рабастане с Дарио и Шарлоттой, - едко подметил Свенсен, разумеется, преувеличивая. - Я был наивнее, - хмыкнул Лестрейндж, не став спорить. - Зачем ты отправился в прошлое, Рудольфус? – не переставал бороться за правду Свенсен. – Надо было пережить смерть брата и двигаться дальше. Лестрейндж резко схватился за решетки, и Эмиль дернулся, как от электрического заряда, испугавшись, что преступник психанет и достанет его ради мерзкой цели. Но Рудольфус только пронзил его острым взглядом, поджал губы и, если и подумал убить Эмиля, то скорее глазами. Свенсен боялся допустить, что у магов такое возможно, однако вовсе не был уверен в обратном. - Глупо бояться своей смерти, смазливый, - сказал Лестрейндж низким, насыщенным тоном, пробирающим до костей. – Можно и правильно переживать за жизнь близкого, но не за себя. Потому что тебе не ведано, что испытывает другой человек, страдает ли он. А в самой смерти нет ничего страшного. Какая разница, что будет потом? - Что же ты не щадил чувства тех, кого убивал? – зло вырвалось у Свенсена. - А чего мне щадить посторонних? – философски продолжал Лестрейндж. – Тем более, когда большая часть из тех, кого я покалечил или убил, не была достойна считаться человеком, не то, что магом. - Убогое и слабое объяснение, - скривился Эмиль. Лестрейндж исчез из оконного проема. Свенсен подумал, что все, узник сдался (что принесло Эмилю чувство победы и расстроило одновременно), но потом Рудольфус продолжил, и спортсмен предположил, что он просто сел, устав стоять. - Пожиратель смерти – больше, чем просто название, парень. - Не верю я в такие идеологии, - поморщился Свенсен, теперь уже жалея, что продолжает слушать и отвечать этому ненормальному. Тему завели совершенно дикую, а Эмилю требовалось абсолютно другое. – Ты так просто сознаешься и рассуждаешь об убийствах, Лестрейндж. Это ненормально. Оно загнало тебя в тюрьму на двадцать лет, лишило семьи – всего. - Девятнадцать. - Что? - Девятнадцать лет в целом за два раза. - Боже, ты так равнодушно говоришь об этом, будто не свою жизнь погубил, а другую, - Свенсен был в шоке и растерял все рвение разбираться в этом. - Другую тоже, - тихо добавил Лестрейндж. Эмиль ощутил себя в тупике: все у Рудольфуса сводилось к брату, но как с этим быть? Свенсену и самому уже стало чертовски жаль Рабастана, которого лично никогда не лицезрел. Как тут что исправить? У Лестрейнджа искаженное восприятие жизни, и Эмиль не представлял, что делать. Поспешил он, когда подумал, что в легкую справится. - Ты видишь во мне заурядного маньяка-убийцу, который случайно попался на пытке авроров и потому сел, - произнес Рудольфус. – Не понимаешь разницы между «повелевать смертью» и «лишать кого-то жизни». Впрочем, мало, кто стремился это понять, - досадливо заметил он. - Ну, просвети меня. - Убийство – не самоцель. Оно вообще не может быть целью, только средством. К движению вперед, как ты говоришь, - Эмиль вздохнул: повезло же было нарваться на бредовые откровения разговорившегося безумца. – Волдеморт и многие наши соратники, к сожалению, все перепутали… Но как тут винить Тома: он стал жертвой собственных комплексов и страстей. Такое с каждым могло произойти. - Ему бы еще жить и жить, - с язвительной патетикой проговорил Эмиль. - Да нет, с теми изменениями, которые он допустил, Волдеморт был обречен на провал и погибель, - отрешенно добавил Рудольфус. – Даже хорошо, что я мало застал его безумия воочию. Нет, знаешь… сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что не жалел о том, в чем повинен сам. Но в одном случае я ошибся. Когда допустил это сумасшествие Лонгботтомов. Не потому, что угодил в Азкабан, нет. Те авроры были чистокровными, а еще – отличными бойцами. Таким самое то – умирать красиво, помпезно, в честном бою. А получилось так незавидно бесславно. Точнее, огласка-то широкая, резонанс огромный. Помню, Белла радовалась, что популярна… - И что, неужели жалеешь? – не верилось Свенсену. Только что Лестрейндж рассуждал, как палач, а теперь вдруг заявил об ошибке. Молодая копия Рудольфуса не раскаивалась, насколько Эмиль помнил из рассказа ребят. - Я ничего поменял бы, - ответил узник после недолгих раздумий. – Они стали жертвой, необходимой, чтобы остановить мою женушку. Как и меня, вероятно, и Барти. Но Краучу, как мы знаем, все равно не повезло – сорвался. Свенсен не особо понимал, о ком шла речь. Хотя смутно помнил, как Шарлотта упоминала некоего Крауча-младшего, убившего своего тирана-отца. Младший Барти и попал за решетку по решению отца. Эмиль не был в курсе дальнейшей судьбы, но если его изначально не рассматривали в кандидаты на преступника из их будущего, то парнишка наверняка был давно мертв. - Авроры пожертвовали собой ради вашей поимки? Ну ты и загнул, Лестрейндж. Вас однозначно бы поймали, я уверен. - Ты плохо знаком с талантами моей семьи. Эмиль не видел Рудольфуса, но по тону понял, как тот издевательски улыбается. - Все, довольно с меня твоей чуши, - Свенсен поднялся. - Эй, ты уходишь? Неужто испугался, красавчик? Несвойственная Рудольфусу шутливая манера обращения к Эмилю стала верхом его терпения. Голова шла кругом, и Свенсен поспешил уйти. Спускаясь, Эмиль неожиданно столкнулся с Дарио и коротко поведал о своих плачевных результатах. Колонья заверил, что разберется и с утра сам заглянет к преступнику. Этим он немного успокоил Свенсена, что позволило заснуть по прибытию в свою спальню ни о чем не беспокоиться. *** Дарио почти не волновался, идя на беседу с Рудольфусом. Он уже наблюдал за поведением молодой копии Лестрейнджа. Конечно, непросто будет такого разговорить, но и иных трудностей, дополнительных, Колонья не видел. Ранним утром, под приветливые лучи солнца, Дарио взобрался под козырек окошка. У дальней стены стояла кровать, узник лежал на ней. - Мистер Лестрейндж! – позвал Колонья. – Прошу простить, если потревожил, но уделите мне немного времени. Рудольфус пошевелился, но не торопился. Медленно, покачиваясь и разминаясь, он сделал несколько упражнений со спиной, только после чего степенно подошел к окну, будто принимал гостя. - О, да у вас синие глаза, - удивленно воскликнул Колонья, впервые заглянув на него на свету. Лестрейндж, хмуря свои густые брови, внезапно и сам удивился, на миг утратив сердитость и грозность. Дарио пошарил в карманах мантии и извлек яблоко. Улыбнувшись, протянул Рудольфусу. Узник странно на него покосился, ища подвох. - Что вы, берите. Я ничего дурного не замышляю, - усмехнулся Дарио, качнув перед лицом преступника яблоком. Рудольфус с опаской протянул ладонь, Колонья просунул фрукт через решетку. Цепкие пальцы схватили добычу. Лестрейндж уставился на яблоко, втянул носом воздух, зажмурившись, слюна уже почти потекла изо рта, но он опомнился и резко распахнул свои синие очи. Недобро оглядев Колонью, Лестрейдж добросил яблоко до кушетки. Сдвинув брови, он басовито спросил: - Подкупать меня пришел? Не выйдет. - Конечно, нет. Я знаю, что вы слово свое держите и не сдадитесь. Я всего лишь проявляю участие. - Забудь об этом, не надо мне подношения делать. - Я усвоил, - кивнул Дарио. – Могу я спросить вас о том, что не нарушает данное вами обещание? - Проваливай, я сегодня не настроен болтать, - нахмурился Рудольфус, кривя губы. Сам то и дело, но украдкой посматривал на яблоко. Дарио ему миролюбиво улыбался. - Хотите, принесу вам шоколад? – участливо спросил Колонья. - Ты пропустил мои слова мимо ушей? – огрызнулся Лестрейндж, по-звериному оскалившись. - Ни в коем случае, - помотал головой Колонья. – На сей раз я предлагаю взаимовыгодный обмен. Я вам – вкусности, вы – информацию, не связанную с возвращением в будущее. - Мордред, - выплюнул Рудольфус. – Выводишь меня из себя, но хрен с тобой. Ничего мне не приноси, не хочу больше видеть твою рожу. Сильно одного такого же улыбчивого идиота из Ордена Феникса мне напоминаешь – жуть, - передернул плечами он. - Давай, спрашивай быстро. - В каком году вы вышли из Азкабана во второй раз? - В две тысячи третьем по случаю пятилетия. Все? - Прошу, еще недолго. Рудольфус, вы сказали, что как-то связаны с одной из крупных шахматных фигур в будущем. Это Гарри Поттер? – шансы угадать были невелики, но Дарио прикинул, что крупнее нельзя и представить, и рискнул. - Он, - тише ответил Лестрейндж. Дарио вскинул брови: неужели не прогадал, и совпало? - И что вас связывает? - Поттер поступил на службу в аврорат. В третьем году он придумал заваруху с пересмотром нескольких дел, в том числе и нашего с Басти… В этом было мало перспектив, я не верил, что герой не передумает и доведет до суда. Однако малой взялся всех убеждать, что мы более не опасны, а я и мой брат ему подыгрывали, изображали паинек. Вернее, Басти им и был уже к тому времени… примирился, хотел избавиться от кошмаров, мечтал о покое. А я притворялся, потому что нас рассматривали как одну единицу. Тем не менее, и сам Поттер быстро понял ошибочность затеи, почти отказался от нас, но… Я предложил ему, от чего он не смог отказаться. Мальчишке пришлось бороться за нас. - Что же вы предложили? – полюбопытничал Колонья. - Открыть поместье и большую часть отдать государству, - саркастично отозвался Рудольфус. - Вряд ли Гарри согласился бы. - Он и не польстился, несмотря на мои упоминания о редких артефактах и хороших суммах, что покрыли бы значительную часть бюджета поствойны. Но я нашел другой способ убеждения. Назвал ему имя того, кто планировал покушение на Поттера и его жену, а также пообещал снабдить важной информацией о ценном объекте. - Покушение? Вы выдумали это ради свободы? – изумленно предположил Дарио. - Вообще-то, оно действительно планировалось. - А объект? - Арка в Отделе тайн, - хмыкнул Рудольфус. – Стоило только упомянуть, что мой дядька имел к ней доступ, сохранил несколько записей, как Поттер душу готов был продать, лишь бы я отдал их ему. Так что, как видите, сделка была честной и выгодной обоим. Он добился высвобождения меня и брата, взяв с нас Непреложный обет, что мы не будем возрождать Волдемортов, становиться ими сами, кровожадничать и бегать по темным переулкам с Авадами на устах, - сыронизировал он. – О дальнейших событиях я распространяться отказываюсь. Можешь так и передать Дамблдору, пусть оценит, нужна ли моя персона в судьбе его ненаглядного Избранного, или обойдется он без участия старшего Лестрейнджа. Дарио кивнул. - Шоколад? – напоследок спросил он. - Вот же черт приставучий! Оборотня на тебя нет! – вскрикнул Лестрейндж. Дарио, не дрогнув, флегматично развернулся и зашагал, как тон Рудольфуса смягчился: - Эй, громила! Раз уж вы повадились ко мне по одному слоняться, то пускай ваша Шарлотта захватит с собой шоколад. Горький. Но ты не приходи, понял? Колонья вновь кивнул, отсалютовав несуществующей шляпой, и покинул башню. *** К обеду Дарио разыскал Шарлотту и Петтера, поведал им о новых фактах и добавил информацию от Эмиля, который, оказывается, не пересекся с Нортугом, а с утра и не появлялся на их глазах. Колонья отправился искать Свенсена. Между тем, между Шарлотт и Петтером, сразу за обедом, разгорелся спор. - Я отнесу шоколад сама, - упрямилась Шарлотта на предложение Нортуга сделать это за нее или хотя бы сопроводить. - Мне тоже хочется попробовать раскусить бородача, - протестовал Петтер. – Передам ему его сласти, не переломится, если тебя не дождется. Подумай, к кому ты на тет-а-тет собралась. Мужик девятнадцать лет в тюрьме провел! Без женщины и того, поди, дольше! - Петтер, да он почти дед! Чего он сделает-то? - П-ф-ф, - возмущенно громко сопел Нортуг, гадая. – Подумает о тебе плохо! Шарлотта закатила глаза. - Ты с ним говорить не пойдешь, - жестко отрезала она. - Лотта, ну почему? – простонал Петтер. - Это бесчестно! - Ой-ой, честный ты мой, - фыркнула Калла. Нортуг насупился. – Ладно, не обижайся. Просто вы с ним еще, чего доброго, о побеге сговоритесь. А нам нельзя против Дамблдора идти. - Лотта, да не стал бы я. - Ага, как же. Петтер усмехнулся. - Детка, но и тебе неразумно одной с ним оставаться. - Боги! Бери невидимку и стой рядом, сторожи. Только не встревай, умоляю. - Договорились, - просиял Петтер, на радостях расцеловав Шарлотту в щеки. Близнецы Уизли, сидевшие от них на скамье неподалеку, синхронно наклонили свои головы, чтобы показаться Нортугу и одобрительно поднять вверх большие пальцы. Петтер так радовался реакции друзей, что и Шарлотт окончательно оттаяла.