Моя любимая игрушка

Еще несколько дней я усердно занимаюсь вокалом. Каждый из этих дней проходит у меня под одобряющие улыбки мадам Мерсье, но только эти улыбки кажутся мне фальшивыми, она видит, как я стараюсь, как хочу все делать правильно, но я знаю, что я очень далек от совершенства и мне не хватает очень многого. Преподавательница старается меня поддержать, а я уже на грани того, чтобы швырнуть в окно партитуры. Я не могу, у меня не получается так, как у Люминора. Люминор... он приходит на занятия каждый день, хотя, что толку? Он может петь, он мог бы не приходить и не сидеть весь день предметом мебели в классе, пока мадам Мерсье занимается со мной. Но он приходит, молча сидит и говорит, что он учится на этом и хочет знать как можно больше. Интересно, что он хочет знать? То, как я позорюсь? Небольшой перерыв, я воспользовался им, чтобы дойти до ближайшего кафе и перекусить. Люминора я с собой не приглашал, но вскоре после моего появления там, он оказался за соседним столиком. Мне хотелось обернуться и поинтересоваться, что он тут делает и неужели во всей округе не нашлось другого кафе, но я сообразил, что действительно, город не большой и другое кафе находится в лишних десяти минутах ходьбы. Так что, все логично, Люминор не мог выбрать другое место, чтобы перекусить. Пока я жду свой обед, я забираюсь в интернет. Первая же новость, прочитанная мной, заставляет меня покрыться холодным потом – вчерашний концерт «Лакримозы» был сокращен на четверть. Как заявила группа «из-за простуды Тило не смог исполнить весь сет-лист». На ближайшие шоу сет-лист так же сокращен и Тило извиняется перед фанатами. Сердце сжалось, когда мне на глаза попалось несколько фото, сделанных фанатами – по лицу любимого, по всему его виду я понял, что это не простуда. Я набираю номер дрожащими руками. - Что такое, малыш? – слышу я любимый уставший голос. - Это я должен спросить, что случилось. – тихо говорю я. – Почему ты ничего не сказал мне? Не сказал, что тебе стало плохо? Что ты сокращаешь концерты? Почему я узнал об этом из новостей... Повисает пауза. - Тебе не нужны эти проблемы. Это лишняя информация, которая не нужна тебе сейчас. - Не нужна? Это же касается тебя. Это касается меня! - Страйфи, это касается только меня. Не нужно решать за меня. - Тило, отмени концерты, приезжай... – говорю я, чувствуя, что готов прямо сейчас заорать на все кафе как я люблю его и как не хочу терять. - Это невозможно. Я уйду со сцены на пике своей формы. Никто не подумает о том, что я не могу отработать тур из-за болезни в этом виде. - Ты не понимаешь, что ты творишь... - А ты понимаешь? Ты понимаешь, что ты лезешь в мою жизнь, когда я тебя сюда не допускал? – слышу я холодный голос любимого. - Что это за любовь такая, если мне ничего нельзя? Если я не могу быть в твоей жизни везде, повсюду? - Мне нужно отдохнуть от всего, Андреас. - Так отмени... - Ты не понял, да? – слышу я чуть потеплевшую интонацию в его голосе, - Мне нужно отдохнуть от напряжения, которое оказываешь на меня ты. Почему ты не хочешь понимать, что это моя жизнь, и я решаю, что мне делать и какие концерты проводить? Почему ты не хочешь понять, что тема с операцией закрыта для меня раз и навсегда? Ты хочешь эгоистично использовать меня, только и всего. – снова слышу металл в голосе Тило. - Я люблю тебя... - Любовь это взаимное уважение и уступки, а не тот диктат, что ты пытаешься сейчас устроить. - Это забота о тебе. - Страйфи, если ты хотел добиться того, чтобы сейчас у меня заболела голова – ты этого добился. Я надеялся на понимание моей ситуации с твоей стороны, но ты ничего не хочешь делать, чтобы понять. - А ты не хочешь любить меня! – говорю я и тут же жалею о своих словах. Я начинаю упрекать Тило, а он не любит этого... сейчас я все испорчу лишь нескольким неудачными словами и потом буду до окончания тура страдать из-за холодности между нами. - Думай над тем, что ты только что сказал. – Тило заканчивает разговор, и я слышу в трубке короткие гудки. Я бессильно роняю голову на руки. Мир начинает медленно рушиться по камешку вокруг меня. Что это только что было? Наша ссора? Первая ссора, которая закончилась не примирением, а вот таким липким противным состоянием на душе, что хочется выть и рыдать? - Поругались? – слышу я голос рядом с собой. Поднимаю голову, Люминор сидит напротив меня и с участием смотрит на меня. - Тебя не спрашивали... – отвечаю я и понимаю, что глаза противно начинает щипать. - Я случайно слышал разговор. Не мог сидеть тут без участия, когда ты в таком виде. Я вздыхаю, пытаюсь привести чувства в порядок, но ничего не выходит. - Может быть, тебе нужно проветриться? Давай возьмем обед с собой и пойдем где-нибудь посидеть? – Люминор заглядывает мне в глаза. Я не знаю, что ему ответить. С одной стороны я не понимаю Люминора, не понимаю его характер, его отношение ко мне, а с другой я не могу больше быть один. Я все держу в себе, мне некому рассказать о том, как мне сейчас плохо, что я переживаю и ношу в себе. У меня нет друзей и знакомых, которые поддержали бы меня теплым прикосновением к плечу. Мне еще работать с Люминором много лет, терпеть его рядом, разделять с ним проблемы... мы ведь все музыканты одной группы. Я вздыхаю, пытаюсь улыбнуться Люминору, выходит довольно криво и фальшиво. - Пошли... поищем парк... - Сейчас только возьму нам перекусить. – Люминор направляется к стойке кафе. Я сижу, греюсь под теплыми лучами солнца, жую гамбургер и запиваю его колой. Очень полезный с точки зрения вреда здоровью обед. Люминор расположился рядом и потягивает обезжиренный молочный коктейль. Мы молчим. Я не знаю, что мне говорить Люминору. Но в глубине души я признателен ему за то, что он оказался рядом, и не оставил меня одного, хотя мог бы ничего этого не делать и не тратить свое время на сиденье тут около меня и не отпрашивать нас у мадам Мерсье на пару часов под каким-то там предлогом. - Не переживай, все наладится. – наконец тихо говорит он. Я смотрю на него. Качаю головой. - Ты не знаешь все и потому не можешь утверждать, что все наладится. - Если люди любят друг друга, то они обязательно найдут общий язык и решение стоящих перед ними проблем. - Ты не знаешь всего... - Есть возможность, что проект так и не будет запущен? – смотрит мне в глаза Люминор. - О чем ты? - Ты же любовник шефа, если вы разругаетесь, или уже разругались, то проект окажется под ударом... - Я не знаю, что будет дальше. Но иногда мне очень тяжело принимать все так, как есть. Тяжело принимать Тило таким, какой он есть. – говорю я наиболее обтекаемо все то, что тревожит меня. - Так научись его принимать таким, как он есть, если ты любишь его. - Я пытаюсь... но он не хочет принимать меня и меняться ради меня. Мне казалось, что я могу изменить все... могу сделать так, чтобы нам обоим было хорошо, а оказалось, что я был слишком самонадеянным. - Значит Тило не тот человек, который позволяет кому-то на себя влиять. Он одиночка по своему характеру, это очень хорошо по нему видно и я был удивлен тому, что рядом с ним такой милый и нежный мальчик. Я горько улыбаюсь Люминору. - У нас с ним вообще много странностей в отношениях. - Не замерзни от этих странностей. – тихо говорит Люминор. На скамейку с дерева прыгает белка. Люминор улыбается зверьку. Я тоже не могу сдержать улыбку, когда вижу рыженькое создание с пушистым хвостом. Белка явно привыкла к людям и потому без страха сидит между нами и смотрит попеременно то на меня, то на Люминора. - А она очень соблазнительно смотрит на твой гамбургер. – говорит мне брюнет. – Дай ей немного хлеба. Только осторожно, они больно кусаются. Я уже было собравшийся предложить зверьку немного хлеба от булки, с ладони, замираю. Мне не хочется, чтобы меня покусал зверек. Люминор с улыбкой берет у меня из руки хлеб, кладет его себе на ладонь и протягивает белке. Зверек настороженно принюхивается к раскрытой перед ним ладони, заинтересованно смотрит на кусочек хлебам и начинает пододвигать его лапкой к краю ладони. Я с интересом наблюдаю за тем, как Люминор кормит белку, смотрю на его красивую руку, тонкие длинные пальцы... зверек пододвигает хлеб на самый край и, ухватив лакомство острыми зубами, скрывается где-то в ветвях дерева. Брюнет некоторое время смотрит на ветки дерева и я вместе с ним. - Где ты научился кормить белок? – спрашиваю я у Люминора, когда наша белка перепрыгивает на другое дерево. - Дома. Часто гулял в парке, их там было много. Там я и понял, что они пребольно кусаются. - Я не знал... я первый раз сейчас видел белку живьем, не на картинке. Люминор улыбается мне. - Я люблю природу, если хочешь, доедай свой обед и давай прогуляемся по парку, может быть еще кого встретим, только придется идти не по тропинке, а куда-нибудь вглубь... - Мы рискуем сегодня пропустить все занятия. – говорю я. - Ничего, один день не сыграет роли. К тому же, учится петь, когда ты весь на нервах – не самая лучшая идея. – улыбается мне Люминор. – У тебя все тело сейчас напряжено и голосовые связки тоже. Ты не сможешь думать о пении и только разочаруешь мадам Мерсье. - Я и так ее разочаровываю. – вздыхаю я. – Тило напрасно поставил меня на роль вокалиста. Я люблю петь и у меня, как он говорит, красивый голос, но только он слабый. - Ну и пускай он слабый. Главное же в голосе чувства и тепло, а не его сила. Я улыбаюсь Люминору. - Я не знаю... - А я знаю. Я думаю, что наши будущие фанатки обязаны боготворить тебя за твой мурлыкающий голос. Иногда ты так красиво поешь, что у меня мурашки по коже. - Не льсти мне... - Я не льщу! – улыбается Люминор, - Мне действительно нравится, как ты поешь. Красивый голос у тебя. Если я не прав, то ты можешь меня хоть сейчас ударить. – Люминор встает передо мной и раскидывает в стороны руки. Подставляя под удар свой худой торс. Смотрю на то, как он улыбается мне, как солнце играет в его распущенных волосах. Не могу не улыбнуться в ответ. - Я боюсь, если ударю тебя, ты переломишься пополам. – отвечаю с улыбкой я. - Тогда пошли поищем тут где-нибудь косулю. – Люминор перебирается на газон и ждет меня. Я запихиваю в мусорку остатки нашего обеда и спешу присоединится к нему.