По следам своей удачи.

      Обратный путь в лагерь нельзя было назвать простым. Два тяжело раненных и одно бессознательное тела тормозили и без того не шибко резвый отряд. Нет, разумеется, будь Ринго одна, даже с той ношей, что висела у нее на плечах, она давно бы уже отчитывалась перед Суйказаном или вообще уже была на обратном пути в родную деревню. Но сложилось, как сложилось.       И все же, ценой постоянных подгоняев и игры на гордости двух членов ее отряда, Ринго, проследовав тем же маршрутом, каким они прошли ранее, наконец достигла последней остановки в ее затянувшейся на много месяцев миссии.       Лагерь.       Лагерь, что должен был встретить если не сухим приветствием, то хотя бы холодным взглядом, расположившегося у палатки Хошикаге. Но ни того, ни другого не было — взор Кисаме, явно знающего об их возвращении, так и не оторвался от чешуйчатого лезвия клинка, уютно расположенного у него на коленях.       Ринго сама не поняла, когда Киба прыгнули ей в руки, когда с глухим ударом с плечей упала нелегкая ноша, когда тело сжалось подобно пружине, готовясь в следующий миг выстрелить вперед, к врагу, когда вполне дружеское отношение к Хошигаке успело смениться строго обратным… Не поняла, но точно знала, чем это было вызвано.       Самехада. Величайший меч из всех, коими владел их отряд, находился в руках недостойного, в руках чужака. В руках, которые Ринго была готова с корнем выдрать, лишь бы вернуть меч его настоящему хозяину…       Светящаяся синим, от переизбытка влитой энергии, плотная и абсолютно непроницаемая, но прозрачная стена возникла перед ней в тот же миг, как Амеюри уже была готова рвануть к показательно спокойному Хошигаке, и буквально преградила ей путь.       — Не пори горячку, Ринго, — раздался холодный, спокойный, но уставший голос. — Мы потеряли уже достаточно товарищей. Не будем лишаться и еще одного.       Полыхнув яростью, Ринго резко повернулась навстречу владельцу хорошо знакомого тембра и, с трудом сдержав рвущийся гортанный рык, прошипела ему в ответ.       — Он нам не товарищ, Кано…       — А я говорю не о нем, а о тебе, — пожал плечами, видимо бесстрашный, мужчина. — Сначала выслушай его, а потом бросайся с мечами наголо. Тебе ли не знать, как именно они меняют своих хозяев?       Не найдя, что ответить, Ринго скривила губы в горькой усмешке и все же опустила Киба. Тут с Кано сложно было поспорить — редко когда передача Великих мечей от одного к другому обходилась без крови. Свои, например, она буквально вырвала из рук «мечника», чьим максимумом было пускать во врагов электрические дуги. Вырвала прямо из крепкой хватки… предварительно отрубленных рук.       — Суйказан-доно был не в состоянии… — ощущая в себе потребность защитить честь спасшего ее человека, попыталась было вступиться Ринго, как была прервана подавшим таки голос Хошигаке.       — Суйказан-сан проявил слабость. Он предал доверившийся ему меч и был сожран им в отместку.       Самехада, будто в подтверждении слов своего нового хозяина, внезапно ощетинился и довольно заурчал, подобно ластящейся кошке. Ринго, на глазах которой все это произошло, шокировано уставилась на меч.       — Что… Что это было? — не удержалась она, за что мигом была одарена чуть высокомерным и насмешливым взглядом от Кисаме.       — Неужели наша Ринго-чан не в курсе истинной природы этого меча? — улыбнулся Хошигаке, продемонстрировав ряд острых, похожих на акульи, зубов.       Ринго скривилась от подобного, показавшегося ей издевательского вопроса, но отвечать не спешила. Гордость просто не позволяла сказать ей «нет».       — Самехада не просто так носит звание Великого меча, — правильно расшифровав ее молчание, Кисаме ответил сам, не дожидаясь нужного вопроса. — Он буквально живой организм, со своим характером, своими предпочтениями и капризами. Именно он выбирает себе хозяина, а не наоборот.       — Он… Он живой? — переспросила она, сразу вспомнив тот, казалось специально забытый, крик боли переломанного от удара зеленого монстра меча.       — Да, — совершенно спокойно ответил Кисаме, пригладив вздыбленные, бритвенно острые чешуйки. — И как я уже сказал, Суйказан-сан его разочаровал. Я же подобной ошибки не допущу.       С шоком, вызванным таким совсем уж неожиданным событием, Ринго справилась быстро. Не успел Кисаме закрыть свой рот, как критическое мышление вновь вернулось к девушке, сразу подметив несколько важных совпадений. Киба чуть дрогнули от усиленной хватки, но подниматься пока не спешили.       — И ты, разумеется, совершенно случайно оказался рядом в тот самый момент, как меч решил сменить своего хозяина? — Ринго постаралась вложить в эту фразу максимальное количество иронии и скепсиса, но все зря. Кисаме был невозмутим.       — Да, это всего лишь совпадение. Бесспорно, приятное для меня совпадение.       — Ги-ги-ги! — раздался издевательский смех лежащего на коленях меча, услышав который, Хошигаке все же не смог удержаться от улыбки. От улыбки, которая едва не прорвала плотину здравомыслия, почти заставив Ринго бросится на этого довольного ублюдка. Перед ее глазами уже стояла картина, как два причудливо изогнутых клинка протыкают грудную клетку предавшего ее доверие ублюдка, как он, шокировано уставившись на нее, скашливает заливающую лёгкие кровь, как из холодных пальцев выскальзывает дерзкий разумный меч, отнятый у ее обессиленного наставника…       …но неожиданно влезшее в разборки новое действующее лицо всего одним предложением сумело оттянуть на себя рвущийся наружу гнев.       — А я говорила, что ему верить нельзя! — прозвучал за спиной Ринго звонкий голос Теруми. — Я предупреждала…       Что именно, Амеюри умудрилась вычленить в этих словах, за что зацепился ее слух и что вообще заставило ее вновь не удержать себя в руках, она не знала. Нашла ли она в этих словах упрек, намек на превосходство или просто желала лишь очного разговора с Кисаме? Не известно, но в итоге это и не важно. Важен был лишь этот самый итог.       — Не помню, чтобы давала вам слова! — прорычала она в пол оборота к Мей и Ао. — Слабаки, что не могут справиться с жалкой горсткой врагов, должны заткнуться и не отсвечивать! А то в следующий раз ваши шкуры придется спасать уже от меня!       Мей дернулась как от удара, но ее мгновенно заледеневший взгляд и не подумал покидать лица своей бывшей наставницы.       — Я так… — вновь открыла было рот она, но в ту же секунду была немедленно прервана.       — Прекратить балаган! — выкрикнул Кано Катаяма, видя ещё одну разгорающуюся ссору. Синий барьер, что был ничем иным как лезвием его Хирамекарея, вмиг ощетинился рядом острых шипов. — Что за ребячество?! Ринго…       — Убери свою батарейку, Кано-кун, — огрызнулась в ответ на продемонстрированную угрозу Амеюри, нисколько не смущенная двумя голубоватыми шипами, застывших в паре сантиметров от ее лица. — Убери, пока и ей не пришлось искать себе нового хозяина.       — Ринго, послушай, — не отступал все же чуть побелевший мечник. — Что бы не совершил Хошигаке, мы не вправе его судить. Успокойся. Просто доставим его к Мизукаге-сама. Он разберётся.       Ринго услышала его. Услышала и глубоко вздохнула, надеясь обуздать собственные же порывы. Она прекрасно понимала правоту, что стояла за словами Кано, но в то же время не могла побороть и собственные желания. Как только можно было отпускать того наглеца, что сейчас сидел по ту сторону этого шипастого «забора» и с лёгким пренебрежением следил за их перепалкой? Как можно было если не простить, то оставить безнаказанным убийство того единственного, кого она могла назвать другом? Готова ли она была пойти сейчас по головам последних оставшихся в живых членов ее отряда? Нет, не готова. Не сейчас. Не при свидетелях.       — А ты сам то где был? — озвучила Ринго внезапно пришедший ей в голову такой очевидный вопрос.       Поняв, что дальнейшего развития этот конфликт пока не получит, Кано Катаяма убрал уже ненужную преграду и закинул Хирамекарей обратно за спину.       — Искал Кушимару, — просто и незатейливо ответил он.       — Нашел? — уже куда более заинтересованно спросила Ринго, повернувшись к нему навстречу.       — Да, — сухо сглотнул Кано. — Обезглавленным. Джузо-кун нашел его несколько раньше. Рану от Обезглавливателя распознать не сложно.       Реакцию Ринго на такое заявление не пришлось долго ждать. Грязно выругавшись и на эмоциях сплюнув себе под ноги, она резко повернулась навстречу двум своим недавним помощникам, застывшим каменными изваяниями, и, быстро обведя их обоих взглядом, раздраженно рявкнула:       — Три часа на отдых! После без остановок идём в деревню. Отставших — убью и брошу! ***       Слой за слоем, миллиметр за миллиметром, шаг за шагом вполне себе оформившаяся и сидящая передо мной девочка обнажалась прямо на моих глазах. «Обнажалась» разумеется фигурально — даже в подобном этой академии учреждении, даже в этой «ясельной» группе прилюдное оголение вызвало бы не шуточную реакцию. Благо мне того и не требовалось.       Как и не требовалось устраивать подобное ради удовлетворения низменных, но вполне адекватных потребностей — не дорос ещё. Нет. Все лишь во имя прогресса. Последние пять дней я только и пытался, что разглядеть на или в теле этой сидячей под носом блондинки те самые тенкетсу вместе с системой циркуляции чакры в целом. Получалось плохо.       Я с лёгкостью мог увидеть как быстро течет ее кровь, посчитать каждый удар ее сердца или спазм любой мышцы, но вот уже порядком надоевшая энергия, что по идее циркулировала в каждом из собравшихся в этой аудитории учеников, продолжала избегать моего взгляда.       «Так, — я встряхнул головой, выбрасывая из головы воспоминание о девушке без кожи, которое получил вновь заглянув слишком глубоко. — Снова!»       Блондинка вновь предстала передо мной в своем нормальном виде — футболка из грубой ткани, шорты на несколько размеров больше необходимого и веснушчатая, сосредоточенная на словах преподавателя, мордашка. Ее имени я не знал, как впрочем и имён большинства остальных учеников — у меня не было в планах ни заводить знакомства с ними, ни тем более дружбу. В этом попросту не было никакого смысла — до выпуска они были либо потенциальными противниками, либо обреченными на смерть жертвами. Впрочем, до этого момента все ещё достаточно далеко.       Легко проигнорировав взглядом одежду девчонки, я вновь заскользил глазами по грудной клетке, всячески их напрягая. Там, где согласно канону должны были находиться яркие пучки пересекающихся каналов чакры, я видел лишь приличную для ее возраста грудь и ничего более. Ни всполохов, ни постоянного голубоватого свечения тонких ручейков энергии. Значит, вновь углубляемся…       -…Узумаки! — громкий выкрик сенсея, имени которого я так и не удосужился запомнить, вырвал меня из почти медитативного состояния. — Вам, как я погляжу, совсем не интересна моя лекция?       Раздраженный очередным отрывом от действительно важной работы, я, пользуясь маской, что скрывала большинство проявляемых эмоций, досадливо поморщился. Этот козел, каким-то чудом дослужившийся до чунина, будто чувствуя отсутствие моего внимания, раз за разом умудрялся прерывать меня в самые неподходящие моменты, чем и неимоверно бесил. Справедливости ради можно сказать, что это чувство было взаимным.       Ответить я не успел — звонок ознаменовавший окончание очередной лекции по теории чакры опередил меня ещё на вздохе. И слава богу, а то у меня было стойкое ощущение, что уж на этот раз я точно бы не удержался и кинул в ответ какой-нибудь преувеличенно наглый ответ — как-никак за прошедшую неделю он успел кардинально потрепать мне нервы своей наглой и высокомерной манерой речи.       Бросив очередной взгляд на мою маску, чунин, видимо поняв, что теперь уже ответа не дождется, тяжело вздохнул и вновь обратился ко всей аудитории.       — Напоминаю, что эта тема ключевая в этом году, а потому даже не надейтесь не найти ее в экзамене под конец учебного года, — показательно задержав на мне взгляд, до этого момента пробежавший по всем ученикам в помещении, сенсей развернулся на пятках и не спеша покинул аудиторию. Очередной урок подошёл к концу.       Я вновь устало упал на парту. Никогда не думал, что очередное возвращение в «школу» дастся мне столь тяжело. Нет, разумеется тяжело лишь в моральном плане — сами предметы, пусть и достаточное необычные, проблем не вызывали вовсе. Все же недавние занятия с Генджи помноженные на взрослый разум и послезнание — достаточно мощная заявка на досрочное окончание этой академии.       Главная проблема же была в том, что учителя сейчас уже не обладали тем авторитетом, который в мои действительные школьные годы заставлял меня внимательно слушать и выполнять их задания. Не было больше страха перед оценками и дежурствами. Не было ни уважения, ни доверия. Да и чего там, было уверенное прикрытие в виде приближенной к Мизукаге Ито, в лояльности которой я ни капли не сомневался.       Но даже так я старался иногда отрываться от попыток просветить собственную одноклассницу, чтобы, прислушавшись к учителю, удостовериться в том, что изучаемый в тот момент материал мне уже известен. Генджи, несмотря на скотскую природу, свое дело знал хорошо и учил на совесть.       Впрочем, если забыть про этого учителя, что вел наш класс, вся здешняя система образования, пускай и оставалась мне не до конца понятной, была мне глубоко симпатична. Здесь не было как такового деления на предметы или дисциплины — лишь теория, постоянно сменяемая практикой. Не было оценок и домашних заданий — их успешно заменяли еженедельные зачёты и тренировки в свободное время. Узкое, но очень комплексное обучение.       Детей не учили каллиграфии, не преподавали ничего сложнее умножения и деления, не делились заумными теориями поведения и состава чакры. Все обучение было направлено лишь на нанесение вреда вражескому организму и защиту своего. Разумеется под соусом из пропаганды с подменой понятий и корректировкой основных жизненных постулатов.       Да, то, что несколько месяцев у Генджи казалось мне гранью его безумия, оказалось действующей системой образования. Взять тот же краткий курс биологии за 8 класс, направленный на изучение человеческого тела — его аналог тут представлял из себя записки бывалого вивисектора, что не раз и не два резал живых бедолаг изучая его реакции на те или иные воздействия. Детям сначала подробно рассказывали об органе или частях тела, а часом после проводили демонстрации уже на них самих. Так сказать позволяли запомнить как местонахождение допустим той же печени, так и ощущения ее травмирования. Не сказать, что подобный метод доставлял мне удовольствие, но его действенность отрицать было сложно.       В общем и целом, я мог сказать, что сама Академия меня в большей мере устраивала, чем нет. Благодаря ранее выбитым занятиям у Генджи, времени для тренировки своего главного преимущества было предостаточно. А досрочное окончание Академии ради удовлетворения собственного эго? Увольте. Пока мне спешить было некуда…       Лёгкий толчок в чуть-чуть свисающий с угла стола локоть неожиданностью для меня не стал — уж что-то, а постоянно следить за собственным окружением уже практически вошло в привычку. И потому, наблюдать за тем, как все тот же ребенок старательно делал и продолжал делать вид, что все произошедшее только досадная случайность, было вдвойне интересно. А плавная, но преднамеренная смена курса прямо перед моим столом, разумеется мне лишь привиделась.       Я вновь внимательно проверил парня на предмет скрытых в рукавах или под одеждой неприятных сюрпризов, и, не найдя, расслабился. Я не знаю, чего он хотел добиться, но подобное уже случалось неоднократно. Наверное именно поэтому, из всего потока детей, что, сбившись в мелкие кучки, сейчас проходили мимо меня, он был единственным, чье имя отложилось у меня в памяти.       Мангецу Хозуки.       Один бог знает, каких усилий мне стоило удержать себя в руках при первом упоминании этого имени. Старший из Братьев демонов, каким-то образом в будущем освоивший все мечи Семёрки Скрытого Тумана учился со мной в одном классе. Сказать, что я был удивлен или шокирован, значит не сказать ничего.       Пребывая в легкой панике, мой мозг судорожно принялся ковыряться во всех доступных ему воспоминаниях хоть как-то связанных с этой личностью. Получалось не очень — помимо вышеназванного, о нем я помнил лишь только то, что до начала канона он дожить не смог. Кто, когда и почему его убили, мне было неизвестно. Ну, а поскольку я до сих пор считал себя либо персонажем вне канона, либо умершим до его старта, то знакомство, либо конфронтация с этим уже почти однозначным трупом, не могли не быть для меня опасными.       Вот только самому Мангецу, кажется было совсем наплевать на мое мнение. И пока я пытался понять, чем же за несколько жалких дней в академии моя персона уже успела подгадить или приглянуться этому парню, сам Хозуки все активнее проявлял эту самую заинтересованность.       Со своего места я поднялся лишь тогда, когда основная масса детей уже покинула закрепленную за нами аудиторию — что ни говори, а притворяться слепым под взором трех десятков пар глаз, пока все еще было волнительно и непривычно. Мне стоило спешить — несмотря на наличие вполне разумных «перемен» между уроками, их продолжительности едва хватало на то, чтобы добраться до тренировочного полигона или обратно до аудитории. И потому покинув кабинет, я быстрым шагом пошел на очередной курс физического развития, специально изредка цепляя плечом острые углы стен…       …- Сш-ш-ш! — зашипел я сквозь плотно сжатые зубы, прекрасно видя и ощущая, как в плечо впивается, пущенный новым знакомым, полновесный кунай. Увернуться от него я не имел права — после пересказа краткой легенды о моих сенсорных способностях, которую, взвесив все за и против, придумала Кохару, мне всячески приходилось ей соответствовать.       Согласно ей, я прекрасно ощущал все живые объекты и с лёгкостью отслеживал их движения. Этакая полуправда, максимально возможно приблизившаяся к границе возможностей рядовых шиноби, не снабжённых секретными клановыми наработками или улучшенными глазками. Пускай такой подход и отрезал большой пласт возможных вопросов, проблем, из-за не озвученной части истины, возникло не меньше. Причем ладно там постоянная имитация невозможности видеть мною стены и прочие неживые объекты — это было не страшно. Куда неприятнее были другие моменты…       — Прости! — понизив голос до полушепота, извинился мигом оказавшийся рядом Хозуки.       Подавив вспышку гнева, я медленно достал застрявший скорее в ткани футболки, чем в моем плече, кунай и рукоятью вперёд молча протянул его стоявшему передо мной мальчику. Тот, так же молча его приняв, вновь вернулся на исходную позицию для броска. Смотря на него было глупо даже допустить мысль, что попадание было непреднамеренным. Я не то, что не находился рядом с мишенью, я фактически был в другой от нее стороне. Даже не обладая моими глазами, что отследили каждое движение этого уже порядком раздражающего парня, надо быть круглым идиотом, чтобы списать произошедшее на случайность. А если вдобавок ко всему учитывать и его более ранние и, что более главное, стабильные результаты — сомнений не оставалось вовсе. Тогда, закономерно, возникал разумный вопрос — а зачем он это сделал? Был ли это акт обычной детской агрессии направленный на (как сам Хозуки думал) более слабого ребенка или за этим стояло нечто большее?       Я снова мотнул головой из стороны в сторону, изгоняя столь ненужные сейчас мысли. С моим-то «индивидуальным» графиком занятий по физической подготовке времени на всякого рода размышления практически не оставалось…       — Узумаки! — звучный голос надоевшего сенсея, прозвучал ровно в тот момент, как я действительно собрался вернуться к упражнениям. — Не помню, чтобы я давал разрешение на отдых! На полосу!       Я раздраженно дернулся — что-то, а вот подобные совпадения бесили просто непомерно. Потерпи он еще хотя бы одну секунду и никаких поводов для криков в мою сторону не было бы. Нет же, всегда найдутся те, что влезут в самый последний момент и заставят выполнять, тобой же ранее и задуманное, буквально из-под палки. Впрочем, с этим оставалось только смириться. Вступать в полемику с заранее предвзятым сенсеем не было ни смысла, ни какого-либо желания.       И потому, скорее рвано дернув головой, чем нормально кивнув, я развернулся спиной к сенсею, вновь лицом к лицу встретившись с уже несколько раз пройденной полосой препятствий — одной из нескольких, построенных прямо за академией. Развернуться развернулся, но приступать не спешил — тяжесть во всем теле после последнего забега все еще давала о себе знать. Пройдя ее только за сегодня уже почти пол десятка раз, я мог уверенно сказать, что устал от нее не только физически. Так уж получилось, что ввиду моей мнимой неспособности бросать кунаи наряду со всеми остальными детьми (по легенде я и мишеней видеть не мог), меня раз за разом ссылали на эту полосу, заставляя проходить ее чуть ли не постоянно. Говорить о том, что она быстро мне надоела — пустая трата слов и времени. Это очевидно. А стоит ли упоминать о корчащейся где-то в смертельных судорогах логике? Не думаю.       Это все к чему? Я искренне не понимал, какой был смысл отстранять меня от одного занятия, напрямую связанного с воздействием невидимых для меня объектов, на другое такое же. Нет, в голову закрадывались подозрения, что учитель возможно пытался учить меня ориентированию на местности полагаясь не только на свое зрения, а и на все прочие чувства, но верилось в это крайне с трудом. Больше напоминало некую форму учительского садизма.       Успокаивало, к слову, лишь одно — был заметен прогресс. С каждым новым подходом к уже не раз пройденному препятствию я чувствовал как все быстрее высчитывались постоянно меняющиеся интервалы разнообразных маятников, как крепчал хват, как оттачивались те или иные движения. Преграды преодолевались все легче, сил затрачивалось все меньше, а общее время неуклонно ползло вниз. Я чувствовал, что рос… и надеялся, что не только в рамках именно этой полосы, а комплексно.       — Хватит мяться! — продолжая сверлить мою спину взглядом, рявкнул сенсей, сбивая как настрой, так и концентрацию. — Приступай!       С силой сжав челюсти, я в очередной раз вышел на старт уже хорошо знакомой полосы.       — А все остальные пока посмотрят чему ты научился, — буквально пару секунд поразмыслив, добавил он.       Я застыл прямо на месте — подобной подставы ожидать было сложно. На моей памяти таких демонстраций еще не было.       Остальные дети удивились не меньше моего, вот только для них этот сюрприз был приятным. Еще бы — несколько минут отдыха на занятии, славящемся своими нагрузками, были им только в радость. Неверяще хлопая глазами они вертели головой из стороны в сторону, пытаясь по реакции одноклассников понять не послышалось ли им. Но бодрый голос сенсея быстро развеял их сомнения.       — Подходите — подходите. Наш Акио, сейчас покажет как надо справляться с препятствиями. Думаю с его опытом, он сможет дойти до конца за полторы минуты…       Услышав подобное, я чуть не лопнул от возмущения. Да, это время не было каким-то недостижимым, но для меня, всячески изображающего из себя слабо ориентирующегося на местности, почти слепого парня — такая цифра казалась невозможной.       Понимая все это я хотел возмутиться, но, как оказалось, сенсей еще не закончил.       -…а если он даже после всех своих ранних забегов по полосе не смог сделать правильных выводов, мы все ему поможем и не уйдем, пока каждый не уложиться в отведенное время.       Вырваться моему гневу в тот момент не дало только мое крайнее недоумение — я попросту не мог принять сам факт попытки моего воспитания через толпу. Мне, как и всем другим детям, едва исполнилось восемь — откуда, черт возьми, такие драконовы методы воспитания? Недовольный ропот пронесшийся по толпе детишек, пускай и возник по другой причине, но все же несколько поддерживал. Они, хоть и не понимая всей подоплеки, вполне разумно были против идеи страдать по чужой вине. Вот только сенсею было не важно ни мое, ни их мнение.       — Пошел!       Резко данный старт на миг выбил меня из колеи, но взять в руки себя удалось почти сразу же. Подавив рвущееся наружу негодование, я быстрым шагом добрался до отвесной стены высотой в три моих роста и без колебаний бросился на нее — после стольких попыток преодолеть ее труда не составляло. Легкая запитка пальцев ног чакрой, четыре быстрых шага наверх, рука, что только ради имитации слепоты проскользила по поверхности, и вот я уже цепляюсь за край препятствия. Оставалось лишь перебросить себя через стенку и нормально приземлится…       Я вновь перевел фокус на стоявших по левую руку толпу детей и сенсея, ища в их глазах хоть какие-то сомнения в моей «слепоте». Пока мне везло — за исключением парочки детей, чье внимание было направлено на попытки почерпнуть в моих действиях что-то новое для себя, все было спокойно.       Мягкое приземление и я вновь перехожу на быстрый, но аккуратный шаг, не сменяющийся легким бегом лишь из-за моей мнимой слепоты. Под прицелом стольких глаз приходилось усердно делать вид, что даже такое простое действие, как ориентирование на местности, давалось мне ценой больших трудов и усилий. Не сказать, что все это сильно мне мешало, скорее даже наоборот — я умудрялся находить в происходящем свою толику мрачного удовольствия. С каждым прожитым днем подобные моменты все меньше воспринимались как помехи и все больше в качестве испытания, вызова.Это все сильнее и сильнее напоминало мне шпионские игры со мной в главной роли. Притворство медленно перетекало из разряда необходимого инструмента в совершенно естественное состояние, в едва ли не постоянную потребность. Я был лазутчиком, что путем лжи и обмана отвоевывал себе право на жизнь на вражеской территории…       …время шло, но я шел быстрее. На самой грани возможного преодолевая, заученные до последней дощечки, препятствия, я умудрялся хоть как-то укладываться в данный мне норматив, не вызывая подозрений. Умудрялся… до последнего момента.       Медленно возвращаясь к не спешному шагу, я не сводил глаз с последней преграды на моем пути. Это был он — мой камень преткновения. Препятствие, будто специально созданное для тренировки моей смекалки, расчетливости и координации. Препятствие, на которое из-за банальной осторожности у меня и уходило больше всего времени.       Что я мог о нем сказать? Целая сеть маятников с постоянно меняющейся амплитудой и просто мизерными расстояниями между друг другом. Грузы, способные и взрослого человека сбросить с проложенного между ними пути, на удивление бесшумные подвесы, услышать которые даже при всем желании не представлялось возможным и сотня глаз, неотрывно сверлящих мою спину — пускай и не худшие условия из множества возможных, но и их мне хватало просто с головой. Так как же я мог за выделенное время преодолеть все эти безусловно неприятные факторы, да и еще не вызвав подозрений?       Над решением именно этой проблемы я и бился всю прошлую часть полосы препятствий, где не было достаточно тяжелых преград. Бился не напрасно — в голове четко оформился, пускай и немного опрометчивый, но все же вполне рабочий план действий. Оставалось дело за малым…       Я остановился — истоптанное сотнями детских ног, вкопанное под углом бревно было тем самым местом, откуда начиналась настоящая проверка. Всего два шага вперед, и несущийся сбоку груз уже мог с легкостью сбросить меня с зарождающегося подъема. Глубокий вдох, последняя поверхностная проверка задуманного, полноценная фокусировка глаз на маятниках и наблюдателях, и я в очередной за сегодня раз вновь вступают на бревно. Мгновенно просчитываю амплитуду, но не иду — мне нужно было немного подождать.       Набитая землей груша удивительно бесшумно пролетает прямо перед моим носом, на мгновение обдав меня легким ветерком. Резкий шаг вперед, ровно под набирающий высоту груз, и тут же следующий — второй маятник лишь ненамного отстал от первого. Мои губы тронула легкая улыбка — все оказалось проще, чем представлялось.       Третий маятник шел неудобно — буквально чуть-чуть опередив предыдущий, он из-за большей амплитуды должен был вернуться чуть позже второго, что мне только мешало. Делаю два шага назад, уходя от возвращающихся, уже пройденных грузов и тут же вперед — на прежнюю точку. Столько телодвижений ради того, чтобы почувствовать как лицо обдает потоком воздуха от пролетевшего рядом тяжелого мешка.       — Пол минуты! — раздался за спиной крик внимательно наблюдающего сенсея. Услышав его я лишь довольно улыбнулся — времени было более чем предостаточно. Можно было не торопиться…       Не останавливаюсь, двигаюсь вперед. «Почувствовать» четвертый маятник было не проблемой — гигантская амплитуда предыдущего, наверное, только на отдых времени не давала. Все остальное под ним можно было переждать без боязни.       Пятый был взят так сказать «на удачу» — вполне натурально изобразив испуг, я вжал голову в плечи и, сгруппировавшись, быстрым рваным шагом проскочил точно под приближающимся грузом. Проскочил, чтобы, о чудо, случайно уловить следующий набитый песком мешок, что в этот самый миг решил пронестись точно у меня перед носом. Разумеется ни о какой удачи речи быть и не могло — все было уже просчитано с самого первого шага на это узкое бревно под ногами. Другое дело, что позволить другим знать о подобной прозорливости я попросту не имел права.       Подождать полсекунды — вновь сделать два шага вперед, минуя следующий груз и выходя на предпоследний. Оставалось всего ничего…       …позади собравшейся толпы неторопливо вскинулась детская рука, в следующее мгновение выстрелив в моем направлении небольшим камнем. Бросок был на удивление точным — не предприми я хоть чего-нибудь и он без проблем ударил бы мне прямо над ухом…       Оценка была произведена немедленно — один приближающийся по правую руку и один не особо спешащий навстречу маятники, летящий камешек, пристальное внимание толпы, в частности и уже привычного агрессора, оставшееся время и короткий путь до финиша — все сложилось в единую картину, взглянув на которую через призму имеющейся легенды, мои действия становились едва ли не очевидными.       Я замер, продолжив дожидаться предпоследний груз. Замер, неотрывно следя за приближающимся камешком. Замер в ожидании удара, от которого я и не должен был уходить.       Бамс! Звук встречи на вид куда более легкого камешка с головой колоколами отдался в моей черепной коробке. На краткий миг, потеряв всякую ориентацию в пространстве, я опасно пошатнулся, едва не слетев с тонкого бревна вниз, но вовремя успел прийти в себя. Достаточно быстро восстановив равновесие, я, проигнорировав это пускай и неприятное, но в целом безобидное происшествие, напрягся и приготовился. Оба маятника приближались…       Делаю резкий шаг вперед, прямо под мигом ранее пролетевший груз, но стоило только ступне коснуться дорожки, как голову, точно в месте недавнего удара, пронзила резкая боль…       Все дальнейшее происходило медленно и не зависимо от меня. Я будто сторонний наблюдатель, а не почти настоящий владелец тела, лицезрел как на всевидящие глаза неотвратимо наползала тьма беспамятства, как подкашиваются оставшиеся без управления ноги, как заваливается набок моя почти бессознательная тушка. Легкий камешек, казалось бы совершенно для меня безобидный, неожиданно обернулся роковым. Я практически стал свидетелем результата собственной неосмотрительности…       Нет! Пробив специально выстроенную преграду вокруг базовых инстинктов, маленькая толика накопленного гнева вырвалась наружу, позволив наконец самому телу предпринять что-нибудь для своей защиты. Чакра, до этого момента тщательно мною направляемая и мной же дозируемая, нескончаемым потоком рванула к глазам, с почти непереносимой мукой сорвав подступающую темень. Мир вспыхнул мириадами огней… и гаснуть не собирался.       Отрезвляющая, пришедшая вместе с легким шоком, боль, что в тот же миг охватила практически всю голову, была мне уже глубоко безразлична, — пара мгновений, которых хватило на осознание всего увиденного, затмили собой и ее, и все прошлые неудачи. Случилось то, к чему я стремился наверное с первого дня обладания Бьякугана. Я наконец окончательно прозрел.       Радость, вперемешку с возбуждением и предвкушением, охватила все мое тело, реанимируя и возвращая над ним контроль. В ногах вновь чувствовалась твердость, руки вновь подчинялись мне, а время, будто дав мне время осознать все это, вновь замедлило свой бег. Впрочем, последнее было уже лишним. Максимально отстранившись от открывшегося зрелища и поняв, что равновесие потеряно окончательно, я, будто в отчаянной попытке зацепиться хоть за что-нибудь, выбросил вперед обе руки и, о чудо, встречаю перед собой летящий навстречу тяжелый маятник. В последний момент вцепившись в него что есть сил, понимаю, что моего веса и близко недостаточно для погашения его инерции, но отпускать было уже поздно. Тяжелый груз, вообще меня не заметив, просто продолжил свой путь…       Мое тело дернуло так, что на секунду я серьезно был готов проститься с собственным позвоночником и суставами. Впрочем, долго смаковать эти ощущения мне было не суждено. Не прошло и секунды, как я, под тягой маятника, что есть силы врезаюсь в помост, с которого недавно же и упал. Столкновение, несмотря на все мои попытки его смягчить, получилось мощным — не знаю каким чудом все обошлось без переломов, но ноги, на которых и пришлась большая часть удара, казалось должны были просто сложиться. Обошлось. Отпустить руки и упасть животом обратно на помост было делом техники, да вот подниматься обратно уже не было ровно никакой необходимости — пара мощных толчков руками и моя бренная тушка вылетает с помоста последнего препятствия, приземляясь ровно за финишной чертой…       … лежа на мокрой от пота спине, я, никого не стесняясь, счастливо и искренне улыбался. В этот момент ни слова сенсея на заднем фоне, ни постепенно вытягивающиеся лица одноклассников, ни чертова конспирация не имели ровно никакого значения. Меня просто переполняло чувство завершенности.       Я наконец увидел ее…       Она была везде вокруг. Она была либо частью, либо основой всего мною видимого.       Она воздушными невесомыми змеями струилась у меня над головой, что, иногда сталкиваясь, превращались в небольшие, но быстро затихающие вихри.       Она большим, неуклюжим, но неотвратимым оползнем текла под ногами, готовая в любой момент смять и поглотить всякую преграду на своем пути.       Она словно единый живой организм пульсировала в каждом листочке, в каждой веточке, в каждом деревце или кусте. Пульсировала вяло, неторопливо, но столь притягательно.       И лишь в телах людей, что сейчас не сводили с меня глаз, она имела четкую форму без четкой природы. Ручейками растекаясь по всему организму, она безостановочно менялась, бессистемно преображаясь в собственном же бурном потоке. Не замирая в одном состоянии, не прекращая движения…       Я видел ее — саму суть, саму составляющую этого мира.       Чакра. Смесь энергии физической и духовной. Безвозмездный подарок миру от того, кого можно было бы назвать Богами, цена за который оказалась слишком велика. Дар природе и людям, приумноживший блага обоих и создавший настоящих монстров по обе эти стороны.       Чакра. То, чем жил весь этот мир…       Огромный поток энергии в Бьякугане спадал, медленно обесцвечивая картинку перед глазами. Боль уходила следом — то безумное количество информации ежесекундно вливающейся в мою голову возвращалось к прежним, уже привычным, объемам. Возвращался и слух, вытесненный шоком от созерцания столь прекрасной картины…       — … а поскольку даже Узумаки со своим недугом смог без проблем уложиться в отведенное время, думаю сможете и вы, — преувеличенно бодрый голос сенсея был не тем, что я желал услышать сразу после своей победы, но что было, то было. — После занятий жду всех здесь. Никто не уйдет пока не сдаст норматив. Никто, кроме разумеется Акио. Он свободен.       Я улыбнулся. Теперь, смотря на возмущенные лица своих одноклассников, на бросаемые ими взгляды и на мерзкую ухмылку сенсея, до меня дошло, что мой результат значения не имел. Для столкновения с классом, его устраивал совершенно любой.       «Ну, что ж, попляшем и от этого, — смиренно подумал я, уже продумывая модель поведения на завтра, — но сначала…»       …но сначала за мной был должок.       Словно ледокол пробираясь сквозь плотную толпу покидающих занятие учеников, попутно без проблем избегая совершенно случайно выставленных локтей, я незаметно догнал нужного мне человека. Легкий, но ощутимый тычок левой рукой в его бок ожидаемо заставил еще молодого мальчика повернуться ровно настолько, насколько мне было нужно. Резкий, отработанный еще с Генджи удар с правой точно в скулу буквально сбивает парня с ног, бесформенной кучей бросая того на землю. В тот же миг окружающая нас толпа учеников будто единый организм замерла и обтекла со всех сторон, образовав рваный круг. Послышались несмелые шепотки, но влезать между нами никто не спешил. И хорошо.       — Я может и не вижу камня, — произнес я тихо, но отчетливо, с наслаждением наблюдая за еще ошеломленным мальчиком у моих ног, — но прекрасно ощущаю того, кто его бросает. В следующий раз ты так легко не отделаешься. Все понял?       Ответа не последовало, но он мне и не был нужен. Не оглядываясь на пока еще не пришедшего в себя Мангецу Хозуки, я растолкал плотную толпу и неуверенным, «слепым» шагом направился обратно в Академию. ***       Бьякуган!       Тонкие ручейки чакры привычным образом рванули из теперь уже заметного мне крупного очага в голове прямо к глазам, изменяя их и мое восприятия в целом. Вены на щеках и висках вздулись, поставляя резко увеличившиеся, но столь необходимые как зрению, так и мозгу, объемы крови. Мир знакомо преобразится…       Недостаточно… Сопровождаемый легкой тревогой, поток чакры слегка увеличился. Заныли виски, чуть загудела голова, зачесались, как в далекие времена глаза. Недостаточно. Поток чакры вновь увеличился, прострелив белеса острой болью и ослепляя яркой вспышкой… Начавшая было формироваться, паника отступила — мир преобразился быстрее. На мое лицо, как и в первый раз, наползла глупая, но абсолютно искренняя улыбка. И я ничего не хотел с этим делать.       Раскрашенный в самые разнообразные цвета мир, полный энергии и жизни, завораживал, захватывал все внимание, будто желая быть увиденным, и не отпускал. Я, не в силах заставить себя выделить из этой картины хоть какую-то выбивающуюся деталь, прикипел своим взглядом буквально ко всему разом. Ток жизни во всем живом, абсолютно разные, но в тоже время и столь похожие потоки в материи попроще, необузданный хаос в людях. Все эти энергии, даже будучи такими отличными друг на друга, умудрялись демонстрировать настолько удивительный уровень гармонии, что невольно хотелось стать ее частью.       Скорее по привычке, чем по необходимости, подняв руку, я смотрел, как из ставших видных тенкетсу, медленно настолько, что было попросту неощутимо, просачивалась голубоватая дымка. Просачивалась, чтобы быть подхваченной свободными воздушными вихрями, не имеющих ничего общего с отсутствующим сейчас ветром.       Массивные земляные валы тоже не чурались возможности «перекусить», пускай и делали это куда менее охотно. Они, с видимым трудом подхватывая голубоватые всполохи, медленно и лениво уносили их от меня, и, чуть поодаль, погребали под очередной волной.       Не долго думая, я поднял ногу и прислонил ее к рядом стоящему дереву. Посыл-желание, ровно такое какому и учил меня Генджи, и прямо перед моими глазами хаотичный поток чакры рванул из нескольких тенкетсу на ступне к спокойному и размеренному течению под толстой корой. Хаос встретился с порядком… и уступил. Стоило только моей чакре встретиться с той, что текла внутри дерева, как она остепенилась, почти как гулящий муж перед лицом жены со сковородкой. Образовался легко заметный мостик из голубоватой энергии, что только у самого ствола разбавлялась ярко-зелеными красками. Медленно оторвав от земли вторую ногу, я отчетливо видел, как прогибается и истончается связующий мою ступню с деревом путь. Рефлекторное, почти не замеченное мною же желание и поток чакры увеличивается, стабилизируя мостик, позволив мне без проблем стоять на древесном стволу только лишь на одной ноге.       Я сдержанно улыбнулся, всячески подавляя рвущуюся наружу радость — для нее время найдется позже. Сейчас надо сконцентрироваться на новом и важном.       Я вновь сфокусировался на прилипшей к дереву ноге. Помимо главного потока чакры, испускаемого тенкетсу на ступне, легко было заметить и другие, пускай и менее, но все же активные точки выхода энергии. Они словно дырки по бортами огромной воронки для воды — пускай и не уменьшали скорость набора бутыля, но сильно увеличивали расход воды в общем. Наблюдать как попусту тратится моя же энергия было мне не с руки. Поставив на ствол вторую ногу, я сосредоточится на нужных тенкетсу и постарался выпустить чакру только через них…       Получилось, к моему искреннему удивлению, довольно быстро. Всего три раза мне пришлось, понемногу дозируя чакру и «отрезая» ненужные точки, начинать сначала, пока наконец на четвертый не смог полноценно держаться на левой ноге, не тратя на это ни капли энергии сверхмеры.       На бренную землю я вступал уже почти полностью измотанным, но донельзя довольным. Результаты, которых я достиг всего за четверть часа моих постоянных попыток, можно было смело назвать впечатляющими. Подумать только, полностью нивелировать излишки испускаемой чакры, там самым сократив общие затраты практически на четверть!       Да, я понимал, что оттачивание подобной практики до уровня рефлексов может уйти не одна неделя, но сама возможность этого… Я чувствовал, как шаг за шагом приближаюсь к тому, что мог бы назвать своей особенностью, своим преимуществом, своей будущей отличительной чертой.       Ухмыльнувшись собственным же мыслям, я вновь поставил ногу на ствол дерева…       …уходил с полигона я уже ближе к ночи — раньше попросту не получилось. Собственный прогресс так меня захватил, что невзирая на отбитую спину и остро болящие глаза, я из раза в раз продолжал подниматься на это треклятое дерево. Я хотел, я отчаянно желал вбить в саму подкорку мозга знание или скорее шаблон правильного удержания веса без лишних затрат чакры. Я хотел, я пытался. Снова и снова. Снова и снова…       Да, пускай не получилось, да, пускай из-за отбитого копчика мне придется полночи помучится, да, пускай, в глаза будто горящие спички вставили, но… Но я наконец почувствовал за собой желание тренироваться. Мне наконец нравилась полученная боль и недомогания. Нравилась, потому что я наконец почувствовал прогресс. Почувствовал рост.       И именно поэтому я знал, что вернусь туда и завтра.       А пока, смакуя тупую боль в ногах и глазах, я медленным шагом возвращался домой. В голове роились мысли, составляя идеальный рассказ, который точно произвел бы впечатление на Кохару, а в фантазиях уже рождался настоящий сумбур из притягательных сцен с ее участием. Вот девушка, впечатлившись моим прогрессом, вжимает меня в свою грудь, вот у нее на лице проскальзывает осознание, что я уже не ребенок, вот она краснея и смущаясь медленно отстраняется, попутно избегая моего взгляда, а вот понимает, что моя рука не дает ей этого сделать…       Перетечь мыслям в более горизонтальную плоскость не дал неожиданно громкий звук. Шорох, что в поздней вечерней тишине прозвучал подобно раскату грома, заставил меня чуть ли не на инстинктах подать чуть больше чакры к уставшим глазам. Небольшая обозримая сфера, диаметр которой на автомате создался лишь по звуку и его примерной удаленности, немедля раскинулась на всю близлежащую округу в поисках источника шума. Найти его проблем не составило — выделить из общей картины круглого мира две уже очень хорошо знакомые фигуры удалось быстрее, чем я смог осмыслить происходящее. Две безмолвные, но показательно неумелые и шумные тени. Наверное правильней их было называть санкционированными мною же соглядатаями Мизукаге, но демонстрированные ими навыки вынуждали пренебрегать этим определением.       Я совсем даже натурально вздохнул, сожалея об упущенных на самом интересном месте фантазиях, и продолжил движение домой, расширяя в целях дополнительной тренировки обозримую сферу до максимума. Два «шпиона», не оставляющие меня в часы моей мнимой свободы, неуклюже шумя двинулись следом…       … Но не успел я сделать и тридцати шагов, как новое действующее лицо, только-только появившееся на границе, внесло свои коррективы в уже сформированные на вечер планы. ***       — В строгую ее, — с видом не допускающим каких либо пререканий сказала Ринго, бросив дежурившему у ворот Киригакуре отряду только-что принесенное тело. — Никого не допускать, на вопросы не отвечать, в контакт не вступать. Вход к ней в камеру только по заверенному лично Мизукаге приказу. Все ясно?       — Да! — ответили хором два молодых чунина и будто в подтверждение на манер болванчиков закивали головами. — Не контактировать, никого не допускать, только по приказу…       Легкое движение руки рядом стоящего джонина прервала их пылкую речь.       — Отряд дознания вызвать, Ринго-доно? — отстраненно уточнил он, не сводя внимательного взгляда с тела у своих ног.       Девушка перевела взгляд с молодых, чуть подрагивающих чунинов, на старого, пусть не сильного, но явно много опытного джонина. Он задал правильный вопрос, потому как общий регламент требовал привлечения дознавателей при поступлении пленников почти любого уровня       — Нет. Приказ «никого не допускать» касается и их тоже, — покачала головой Ринго. — Пленник должен быть в полной изоляции.       Больше уточнений не последовало. Ловко схватив бессознательно тело у своих ног, джонин закинул его на плечо, почтительно склонил голову и одним прыжком скрылся из виду. Скрылся, решив не доверять важного пленника ни одному из двух трясущимся чунинов.       — Что встали? Вернулись на пост! — резко повернувшись к вышеупомянутой парочке молодых шиноби, рявкнула Ринго. — Живо!       Повторять дважды не пришлось. Застывшие было чунины, пускай и так находившиеся на своем посту, разумно решили не мелькать перед глазами нервной мечницы и отпрыгнули на десяток метров в сторону, показательно сосредоточив все свое внимание на дороге перед воротами. Спорить с пребывающей в дурном расположении духа Ринго, было и бессмысленно и опасно.       — Ринго, — вмешался, видимо уставший от происходящего Кано, — мы будем ждать тебя у Мизукаге. Разбирайся с молодыми и догоняй…       — Ты мне приказывать вздумал, Кано? — резко развернувшись теперь уже в его сторону, угрожающе прошипела девушка.       — Нет. И я понимаю, что последние деньки у тебя задались не очень, Ринго, — невозмутимо прервал ее Кано, в один прыжок оказавшись на крыше рядом стоящего дома. — Но хватит срываться на всех подряд. Успокойся, отпусти молодых и двигай к Мизукаге. Без тебя мы докладывать не будем.       Кисаме, с абсолютным спокойствием взирающему на все это действо, оставалось только пожать плечами и присоединиться к парню на крыше. Ринго же, с трудом сдерживая рвущиеся наружу слова, лишь задумчиво проводила удаляющуюся парочку взглядом.       И правда, если взглянуть со стороны на ее поведение за последние несколько дней, можно было сказать, что вела девушка себя действительно несколько резко. Ринго и сама это понимала, но это не означало, что она собиралась с этим хоть что-то сделать. Вымещать накопившийся негатив подобным образом, было всяко безопасней, чем так, как она делала это обычно. Безопасней в первую очередь для окружающих.       Впрочем, возможно и стоило взять себя в руки — репутацию истеричной девчонки заработать легко, а вот смыть уже ой как не просто.       Раздраженно прикусив губу, Амеюри чуть повернулась, вновь увидела усердно смотрящих в любую кроме их сторону дозорных, и, поняв, что до них им дела нет, перевела взгляд на самых младших членов ее отряда.       — Итак, вы оба, — Ринго ткнула пальцем в сторону терпеливо ждущей парочки. — Пока свободны. О миссии, без иных приказов от меня, либо Мизукаге-сама, распространяться запрещено. Если будут вопросы к вам вас вызовут. Все ясно?       — Понятно, понятно — всеми силами избегая её взгляда ответила Мей. Ао кивнул следом. — Мы пошли?       Ответить Ринго не успела. Короткий, но полный радости крик «Мей-чан!» и вот, не ожидавшая ничего подобного, Теруми уже заключена в детские объятия неизвестного красноволосого мальчика. ***       Момент был выбран практически идеально. Я выскользнул точно из-за спины девушки, в сторону которой Мей старательно не смотрела, и в один большой прыжок достиг будущей Пятой Мизукаге.       — Мей-ча-а-ан! — воскликнул я, вложив всю возможную от этой встречи радость, и стиснул ее в своих объятиях. Ну как стиснул… Скорее уж уперся ей лбом в середину груди, к тому же и еле сомкнув руки за ее спиной. — Я та-а-ак соскучился!       Наблюдать за ее ответной реакцией было сущим наслаждением. Я с довольной улыбкой видел, как ее крайнее, мимолетное негодование сменилось смущением, а после и осознанием с растерянностью. Было почти видно, как каменеет ее тело, напрягаясь подобно гигантской пружине, как в голове завертелись шестеренки, в поисках адекватного ответа или действий, но не больше. Теруми явно была удивлена и понятия не имела, что делать в этой ситуации.       — Ты где была? — отстранился я и, скорее по привычке, чем по необходимости, посмотрел ей в лицо. — Ты совсем пропала и даже не заходишь! А ведь обещала!       Последние слова, похоже возымели хоть какой-то эффект. Глаза девушки перестали растерянно бегать по округе и полностью сосредоточились на мне.       — Я? О.об.обещала? Когда? — по-прежнему недвижимо, подобно статуе, но все же спросила она постепенно набирающим силу голосом.       Ответить мне не дали. Мой набирающий силу спектакль был прерван самым наглым образом.       — Простите, что мешаю, — проговорила вторая девушка в этой компании таким тоном, что было понятно — никаких извинений она и не просила. — Мей, это кто?       Услышав этот вопрос, Теруми казалось готова была провалиться под землю. К такому она точно не была готова. У меня были подозрения, что наша первая и до этого момента единственная встреча у Генджи, Мей расценила как разовое, совершенно случайное событие и ни в коем разе не рассчитывала на повторение. Она наверняка несколько дней после нашей встречи еще ждала каких-нибудь последствий из-за столь грубого открытия одной из тайн Киригакуре, а после, когда их не последовало, постаралась поскорее выкинуть все из головы.       И если это так и было, то меня это совершенно не устраивало. Я намеревался дать ей понять, что от моей тайны она так просто не отделается. А значит и от меня.       Я, будто опомнившись, отпустил Теруми и сцепив руки за своей спиной, повернулся ко второй девушке.       — Ой, прошу прощения! Я Акио! — ответил я, будто смущенно раскачиваясь на пятках. — Акио Узумаки. Извините, если помешал, просто мы уже очень давно не виделись…       — Мей, ты его знаешь? — мои слова, к моему удивлению были полностью проигнорированы.       Затравленный взгляд Теруми пробежался по моим волосам, задержавшись чуть дольше на завязках от кожаной маски, и встретился с темными глазами девушки напротив.       — Да, — кивнула она, видимо успев взять себя в руки. — Бывший ученик Генджи-доно, как и я. Мы виделись у него однажды.       — И с тех пор, ты будто пропала! — по детски едва ли не крикнул я, стараясь вернуть контроль над разговором. Что к слову, мне у меня не сильно-то и выходило. — Ты ни разу не зашла в гости! То же мне, друг называется…       — Э… — Теруми явно не знала, что ответить. По ее мнению кем-кем, а друзьями мы точно не были. Знакомыми, причем явно не самыми приятными, учениками одного учителя — да, но никак не друзьями. Я это понимал, Теруми это понимала, вот только было одно «но». У меня было ощущение, что столь прямо сказать обо всем этом ребенку, то бишь мне, она попросту не смогла бы…       …И именно поэтому возможным ответом было лишь одно.        — Извини, я была очень занята.       Я внутренне улыбнулся, как чеширский кот, наевшийся сметаны. Примерно такой ответ мне и требовался. Как чувство вины порождает извинения, так и само извинение с легкостью порождало чувство вины. А уже оно, в свою очередь, если не быть готовым к подобному, делало человека куда более уязвимым перед разного рода манипуляциями. Например, как Теруми Мей в этот момент.       — Но теперь-то свободна? — я старался делать вид, что упорно смотрю ей в глаза. Да, наличие маски крайне мешало давить взглядом, но мне сейчас это сильно и не требовалось. Хватало и имитации. — Теперь то зайдешь?       Я замер, внезапно осознав, что после моего вопроса рыжая девушка, с которой ранее беседовала Теруми, потеряла всякий интерес к нынешнему разговору и сосредоточила все свое внимание на мне. Я видел, как она своим цепким взглядом прошлась от моей макушки до пят, оценила позу и остановилась на маске, больше не спуская с нее глаз. Против воли меня слегка тряхнуло. Складывалось впечатление, что я тут не единственный обладатель Великого додзюцу — настолько пронзительным был ее взгляд. Она будто видела меня насквозь и… и будто уже знала, что у меня под маской. Или как минимум сильно это подозревала.       — Теруми-сан пока что все еще занята, мальчик, — улыбнувшись уголками губ, проговорила она, заставив меня в очередной раз передернуться. Уж что-то, а эта микроскопическая улыбка, больше напоминающая звериный оскал, никоем образом не отображала доброжелательность. Было в ней что-то, отчего в тот момент в моей памяти вновь всплыл образ якобы убитого мною медведя…       — Как тебя говоришь зовут? — резко приблизившись своим лицом к моему, спросила она. Я невольно отшатнулся.       — Акио. Акио Узумаки.       — Акио-кун, значит, — вновь продемонстрировала свой оскал девушка, но на этот раз куда более явно. — Скажи где ты живешь, и я сама приведу к тебе эту девчонку, как только мы освободимся.       От такого внезапного напора, не без оснований показавшегося мне пугающим, я невольно отступил назад и уперся спиной в Мей. В Мей, тщательно отводящей взгляд, как бы говоря, что помощи у нее мне можно не искать.       — Я не знаю точного адреса… — начал было я, но опасно сузившиеся в тот глаза девушки, пресекли мои попытки юлить на корню. — С Юто Кохару. Но адреса я и в самом деле не знаю.       Стоило мне это произнести, как вся опасность, излучаемая моей собеседницей тут же испарилась. Она выпрямилась обратно, задумчиво свела брови и негромко проборматала:       — С Кохару-сан значит… Хм… Тогда, это может иметь смысл…       Видимо она пришла к некоторому решению, так как в следующий миг она вновь повернулась в мою сторону и обратилась ко мне, нетерпящим возражением тоном.       — Беги домой, мальчик. Теруми зайдет к тебе позже. Я обещаю.       Дважды мне повторять не пришлось. Я коротко кивнул все еще отводящей от меня взгляд Теруми и спокойным, но при этом максимально быстрым шагом направился к ближайшему переулку. Мне хотелось как можно быстрее скрыться от цепкого взгляда этой девушки. От взгляда, что преследовал меня, пока я окончательно не пропал из поля зрения этой пугающей до дрожи девушки…       …По-моему я облажался. ***       — Ты уверен, что мы прибыли именно на то место, Генма-кун? — спокойным голосом спросил Минато, стоя на самом краю того, что только с натяжкой можно было назвать местом боя. Спросил без недоверия, а лишь в ожидании подтверждения.       Генма кивнул, не отрывая взгляда от раскинувшегося перед ними зрелища.       А посмотреть было на что — с того места где они находились на полсотни метров вперед и на две по сторонам не стояло ни одного целого дерева. Разбитые, сломленные, пробитые, накрененные, до вырванных из земли корней, вековые деревья смотрелись сюрреалистично. Здесь не было привычных «следов» боя, не было крови и разбросанных тел, не было прогалин от взрывов печатей, не было разбросанного метательного оружия. Только сломленный и поваленный лес.       — Здесь будто два Биджуу сцепились, — озвучил первую пришедшую на ум мысль Какаши.       — Не совсем. В этом случае повреждения были бы куда более масштабными. Но я тебя понял, — ответил ученику Минато.       Не Биджуу, но даже так уровень разрушений впечатлял… и вызывал отторжение. Минато понимал, что даже при всей своей силе он не смог бы в пылу обычного сражения оставить разрушения сравнимые с этими. Попросту не его стиль. Разрушительной мощи он предпочитал точные быстрые атаки, показной эффектности — смертельную эффективность. Когда же этого не хватало в ход шел Разенган, но не более. Вспахать же техниками едва ли не целый гектар леса он бы не смог. Да в целом то и незачем.       Взглянув же на это поле боя, не создавалось впечатления, что тут сражались шиноби. Во всех разрушениях вокруг не чувствовалось расчёта, тактики или банального пафоса от применения эффектных техник. Нет. Здесь будто бы резвился дикий необузданный зверь, что лишь в одном своем безумном сознании, на своих голых инстинктах разносил все вокруг. В этих разрушениях, как бы это ни странно звучало — чувствовалась лишь жажда разрушения…       Под тяжелое молчание их отряд продолжал пробираться к эпицентру всего этого безобразия. Хруст веток под ногами, что устилали землю на большем участке пути места схватки, сменился шелестом раздробленных в щепки нескольких стволов деревьев, заполнивших многочисленные рытвины в земле. Сила, что крошила этих лесных гигантов была поистине чудовищна.       — Здесь, — Минато остановился возле одной особенно крупной рытвины в земле. Почти метр в глубину и три в диаметре она напоминала кратер от взрыва обыкновенной боевой печати, но шлейф выброшенной в сторону грязи, видный даже под слоем щепок, ясно давал понять, что это не он. — Здесь кто-то или что-то рвануло вперёд так, что непременно должно было переломать себе все кости.       Минато проследил взглядом в примерном направлении рывка. Глубокая борозда, больше похожая на кусок вспаханного поля, чуть в отдалении намекала как на то в каком направлении был рывок, так и на то, что цели он своей все же достиг. Глубокая борозда, явно ставшая кому-то могилой.       Но это не было чем-то странным, нет,. Всё это укладывалось в рамки пусть и жестокого, самоубийственного, но всё-таки боя.       Было тут что-то ещё. Что-то, что изменилось с приходом на эту поляну. Будто бы не хватало какой-то важной детали почти сложенном паззле. На самом краю сознания Минато билась какая-та, не дающая покоя мысль, но зацепиться за нее все никак не получалось.       — Что-то здесь неправильно, — пробормотал он. — Чего-то не хватает…       — Подозреваю, что тут нет только одного, — подал голос Генма, крайне впечатленный всем увиденным. — Тел. Ни одного тела. Ни Майто-сана, ни его противников.       — Нет, — покачал головой Минато, в тщетных попытках поймать ускользающую мысль. — Убирать тела дело рядовое и едва ли не обязательное. Здесь не хватает чего-то другого…       — Чакры — неожиданно для всех раздался незнакомый голос. Голос, прозвучавший разом со всех направлений. Голос заставивший небольшой отряд Конохи в миг встать спиной к спине, приготовившись к атаке с любой из сторон. — Подозреваю, Минато-доно, что вы имели в виду «здесь не ощущается чакры».       Это было не совсем так, но в целом верно. Только сейчас, только после слов таинственного невидимки Минато осознал, что несмотря на весь масштаб разрушений вокруг, он не мог почувствовать и следа силы, способной на все это. Даже учитывая время, которое они потратили на путь сюда, не могло не остаться совсем ничего. Слишком большой масштаб. Слишком много требуемой энергии. Такие разрушения бесследно не исчезают, оставляя после себя след на несколько недель, а то и месяцев. Что уж там говорить, когда даже след от такой малозатратной техники как Каварими, мог с легкостью держаться целыми часами. Впрочем, эта тайна резко отошла второй план — нарисовалась проблема посерьезнее.       — Покажись, — приказным тоном сказал Минато, готовый в момент ответить на атаку любого рода.       — К сожалению, — донеслось из просеки по левую руку от Минато, и мигом позже уже ровно с противоположной стороны, — я не могу. Мне строго-настрого запрещено показываться кому бы то ни было.       С каждым новым словом источник звука менял свое расположение, из раза в раз доносясь из самых разных мест вокруг поляны, на которой они стояли. Скорость смены позиций, сравнимая со скоростью Хирайшина, впечатляла и вызывала опасения вперемешку с недоумением.       «Кай!» — без слов и печатей попытался было сбросить с себя возможное звуковое гендзюцу Минато, но не помогло. Голос продолжал менять позиции с впечатляющей скоростью и без каких-либо следов.       — Если честно, я разочарован. Вот уж не думал, что смогу подобраться незамеченным к самому Минато Намикадзе. Вы меня разочаровали.       Разумеется, его разочарование было наигранным — все из здесь присутствующих понимали, что никто не допустил бы этого неизвестного на столь близкую дистанцию. Все понимали — если Минато и был в чем-то уверен в тот момент, когда они прибыли на эту поляну, так это в том, что кроме них, тут никого не было — все же военное время не то, когда можно было передвигаться, не ожидая атаки или засады. Другое дело, что даже сейчас, ведя разговор с неизвестным, Минато абсолютно не ощущал чужого присутствия. Кем бы или чем бы он ни был, их таинственный собеседник умудрялся теряться на фоне льющейся повсюду природной чакры.       — Кто ты? — не отреагировал на явную подначку Минато. — Что тебе надо?       Смех стал ему ответом. Обычный человеческий смех, казавшийся гораздо более жутким из-за того, что звучал будто бы отовсюду разом.       — Отвечай на вопрос!       — Не могу, — их таинственный собеседник был по-прежнему невозмутим. — Да и не за моим именем вы сюда пришли, не так ли? Хотите знать, что произошло с «сильнейшим генином Конохагакуре, но сато»?       При упоминании этого нелепого титула, которым Майто Дай, с присущей ему долей самоиронии, наградил сам себя, их небольшой отряд напрягся пуще прежнего. Могли ли они сейчас разговаривать с потенциальным противником в лице одного из членов Семи Мечников?       — Ты что-то знаешь? — уже тише и куда более хладнокровно, спросил Минато. — Расскажешь нам?       — Разумеется знаю! — голос неизвестного зазвучал куда более бодро и весело. — И само собой расскажу! Нельзя, чтобы в истории потерялся факт, как один пожилой генин вышел против прославленных Семи Мечников Скрытого Тумана, убил двоих, и стал причиной смерти еще двух!       — Невозможно! — вскричал, молчавший до этого Генма, зная абсурдность подобного заявления. Он ведь был там, на той поляне, окруженный теми монстрами. Он ведь помнил то ощущение собственной ничтожности в сравнении с ними, помнил свое бессилие, свой страх… И чтобы один генин, что уже давно перешагнул пик своих и так небольших сил, не то, что убил хотя бы одного, а вообще смог дать им хоть какой-то бой… В это попросту было невозможно поверить.       — О, я был такого же мнения, но пресвятая Кагуя, как же красиво он умер, — в голосе неизвестного прорезались нотки восхищения. — Насколько нелепо он жил, настолько же прекрасно он и умер…       Минато зацепился слухом за деталь, что возможно могла пролить свет на личность неизвестного, но виду не подал.       — Расскажи нам все, что знаешь, — едва ли не потребовал Минато. Этот диалог необходимо было продолжить.       — Да с легкостью, — легко согласился неизвестный и произнес фразу, что вновь разнеслась со всех направлений разом, намертво впечатавшись в память стоящих спиной друг к другу шиноби, — Вам что-нибудь говорят слова «Хачимон Тонко: Шимон»? ***       — Вы облажались.       Одной емкой фразы, сказанной абсолютно нейтральным тоном хватило, чтобы трое из пяти присутствующих покрылись холодным потом. В голосе не было ни тени агрессии, ни грамма недовольства — только сухая констатация факта. На лице говорящего не отразилось ни единой эмоции, не поджались в гневе губы, не сузились от злости глаза — ничего, что могло бы заставить трех людей, что уже не раз как смотрели в глаза смерти, так и сами дарили ее, беспокоиться о сохранении собственных шкур…       Но у таких личностей, как Ягура, был еще способ наглядно продемонстрировать свое истинное отношение к чему бы то ни было.       Вся комната была будто окутана клокочущей, еле сдерживаемой яростью. Острая, как бритва, тяжелая, как осознание собственных проступков, и пылающая, подобно земному ядру, она исходила от несуразного мальчугана с более, чем взрослыми глазами. Его ярость оглушала, подавляла, едва не сводила с ума. Ярость справедливая и закономерная.       — Один генин… Только один генин… — отвернулся от троицы Ягура, с трудом сдерживая собственную жажду крови. — Мне нужен был лишь один сранный генин. И что из этого получилось?!       Окончание получилось чуть более резким, хотелось, и это хватило, чтобы все трое побелели пуще прежнего.       — Четверо из Семи мертвы, один сбежал, — процедил сквозь зубы Ягура. — Я ничего не перепутал?!       — Н…нет, Мизукаге-сама. Все верно, — видимо понимая, что ни у кого больше духа не хватит, ответила Ринго. — Но позвольте…       — Не позволяю, Амеюри-сан.       От подобного обращения Ринго передернуло едва ли не сильнее, чем от всей ситуации в целом. Еще никогда ранее, с тех пор как она заняла место в Семерке, он не обращался к ней столь не фамильярно, предпочитая звать по имени. Ринго справедливо считала, что таким образом он выделял ее из толпы других шиноби, ставил над ними, ставил в пример… и была права. Теперь же…       Ягура глубоко вздохнул, вновь обдумывая все ему известное. Картина складывалась неприятная, но уж точно поправимая. Правда, все зависело от мелких деталей.       — Свидетелей вашего позора не было? — Ягура повернулся навстречу остаткам некогда сильного отряда Киригакуре. — Вас узнали? Ваши личности могут подтвердить?       — Только трое генинов, что ушли до начала боя, — вновь за всех ответила Ринго. — Сам «бой», не мог видеть никто. Я бы почувствовала.       Ягура чуть удовлетворенно кивнул. Слова трех генинов просто так на веру принять не могли, и максимум, что могло ждать Кири — это легкая дипломатическая миссия из Конохи, с завуалированными требованиями, желанием извинений и возможно предложением союза. Такое, кроме разумеется последнего, можно было перетерпеть.       — А лагерь Конохи?       — Зачищен полностью — заявила Ринго, с уверенностью подняв глаза на Мизукаге. — Вырезаны все до единого, следов не осталось. Исключение — это глаз одного из Хьюг, который в качестве трофея забрал себе Ао, взамен утерянного.       — Даже так? — приятно удивился Ягура. — Пусть зайдет ко мне после. Мне необходимо будет с ним пообщаться.       Ринго уже более уверенно кивнула, с удовольствием отметив, что вспышка гнева у Мизукаге постепенно сходила на нет.       Сам же Ягура в это время крепко задумался. Несмотря на отсутствие каких-либо свидетельств позора Семи Мечников, слухи должны были поползти в любом случае. Как ни крути, трое генинов видели их в полном составе и выжили. Да, это было недоказуемо, да практически нельзя было подтвердить как их личность, так и сам факт встречи, но людской молве это никогда не мешало. Слухи пойдут… и подогревать их, светя неполным отрядом Мечников он не собирался.       — С этого момента выжившим членам Семерки запрещается покидать пределы деревни, — после некоторого раздумья, огласил Ягура, внимательно вглядываясь в преданный взгляд Ринго и опущенные в пол глаза второго. — Все ясно, Амеюри-сан? Катаяма-сан?       Поникшая, недовольная новым обращением девушка кивнула, а следом за ней этот жест повторил и Кано.       — Мне тоже, Мизукаге-сама? — впервые подал голос, доселе молчавший Хошикаге Кисаме.       — Нет, — дернул головой Ягура и впился в него взглядом. — С тобой у нас будет отдельный разговор. И очень советую, уже начинать думать, что будешь мне говорить.       Кисаме, в ответ на эту реплику, лишь кивнул, подтверждая, что принял к сведению. Его лицо, до этого момента выражающее некоторую нервозность, полностью разгладилось, став совершенно спокойным и непроницаемым. Он понял, что ему дадут объясниться. Дадут шанс и скорее всего даже не тронут.       — Где пленник? — Ягура вновь повернулся к единственной девушке из отряда.       — В строгой камере, — не мешкая ответила она. — Дала указания не допускать до нее никого, включая отряд дознания. Допуск только с Вашего дозволения, Мизукаге-сама.       — Прекрасно, Амеюри-сан, прекрасно, — впервые с начала разговора Яруга продемонстрировал что-то отдаленно напоминающее улыбку. — Прекрасно все-таки, когда твои подчиненные проявляют разумную инициативу. Повторяю — разумную!       Продолжая внимательно слушать Мизукаге, Ринго уловчилась и, уличив момент, когда его внимание было направлено на Кано, бросила взгляд в дальний конец кабинета, где, до сих пор не проронив ни слова, восседала та, к которой накопилось несколько вопросов. Ито подняла бровь в немом вопросе — уделенное ей внимание не прошло незамеченным.       — Жаль, что судя по результатам миссии это была единственная здравая мысль, что пришла вам в голову… Амеюри-сан! — окликнул ее казалось бы не смотревший в ее сторону Ягура. — У Вас есть вопросы к моей помощнице?       — Д-да… нет… — от неожиданности, Ринго не сразу смогла сформулировать ответ. — Не сейчас.       — Именно. Не сейчас, — с нажимом повторил за ней Мизукаге. — Сейчас мы все стоим здесь только из-за не осмотрительных действий вашего отряда. Давайте сосредоточимся на этом.       — Прошу прощения, Мизукаге-сама, — низко поклонилась Ринго, чувствуя, как вроде только-только поползшее вверх настроение Ягуры вновь резко рухнуло вниз.       — Не стоит, — мужчина в теле ребенка отвернулся от замершей троицы, неспешным шагом достиг окна и, остановившись, уставился вниз, наблюдая за копошащимся внизу людьми. — Извинения, это последствия совершенных ошибок. Ошибок, которых легко можно было бы избежать, включай вы почаще свою голову и засовывая подальше свою чертову гордость.       «… Ринго, готовая в любой момент прирезать этого глупца, приподняла уже напитанные ее чакрой мечи и, недвусмысленно намекая на их прошлое мимолетное столкновение, скрестила их перед грудью…»       Одной этой картины, столь ярко вставшей перед глазами в тот момент, хватило, чтобы вмиг устыдиться собственных решений. Теперь, смотря назад, зная результат этой и не только вспышки гордости, Ринго понимала, насколько недальновидно поступала. Что мешало ей убить того генина еще тогда? Что мешало бросившему их ублюдку Джузо отрубить не руку, а сразу голову?       — Извинений я больше слышать не желаю, — тихий, но полный власти голос Ягуры, не дал мыслям Ринго сформироваться во что-нибудь осознанное. — Еще одно ваше действие, которое я расценю как ошибку и вы пожалеете, что не умерли позорной смертью от рук того генина. Вам это ясно?       — Предельно ясно, Мизукаге-сама, — в очередном поклоне, пускай даже в спину Ягуре, ответила Ринго. На большую милость она рассчитывать не могла.       — Ясно, Мизукаге-сама, — так же не разгибая спины, вторил ей Катаяма Кано.       — Все доходчиво и понятно, — с акульей улыбкой, последним из отчитываемых, закончил Кисаме, при этом не сильно торопясь сгибаться в поклоне.       — Я запомню это момент. Настоятельно рекомендую запомнить его и вам. А теперь, — Ягура бросил последний взгляд вниз и направился к своему столу, — Катаяма-сан, ты свободен, Кисаме-кун подожди в коридоре, а Вы, Амеюри-сан, пока останьтесь. К Вам у меня есть еще одно дело. ***       Дверь в кабинет Мизукаге захлопнулась, оставив Ринго наедине с Мизукаге и его верной помощницей. В любое другое время, девушка была бы рада оказаться на аудиенции глубоко уважаемого ею человека, но, по понятным причинам, не сегодня. Прошедший разговор наглядно продемонстрировал уровень настроения главы ее деревни и, потому справедливо опасаясь стать, целью накопившегося раздражения, Ринго не рисковала подходить к столу ближе.       — Я правильно понимаю, что все мечи, кроме Обезглавливателя, нам удалось сохранить в деревне? — не став ходит вокруг да около, в лоб спросил Ягура.       — Да, — кивнула Ринго, крепко сжав подсумок на боку. — Они со мной. Запечатаны.       — Тогда, думаю стоит похвалить Вас еще раз, Амеюри-сан, — лицо Мизукаге прорезала еле заметная улыбка. — Хорошо, что позаботились об этом.       — Я бы не смогла поступить иначе, это мой долг, — Ринго почувствовала как легкий румянец покрывает ее щеки, но она быстро скрыла его эмоциональной речью, — как и вернуть Обезглавливатель! Обещаю, что ве…       Поднятая ладонь Ягуры прервала ее на полуслове.       — Джузо Бива и его предательство — это исключительно моя забота, — зло сверкнув глазами, процедил он. — Моя личная забота. У тебя же будет другая.       Ягура запустил руку во внутренний ящик стола и, пошерудив в нем некоторое время, достал запечатанный свиток.       — Предлагаю лишь один раз, — короткий бросок и Ринго ловит грубую свернутую бумагу. — Займетесь восполнением вверенного Вам отряда Семи мечников Скрытого тумана?       Легкий шок, вызванный неожиданным вопросом, нисколько не помешал мгновенному формированию ответу. Это был тот случай, когда не требовалось никаких раздумий — он был очевиден. Тот редкий случай полного отсутствия сомнений — только уверенность, предвкушение… и легкий налет надежды.       — С удовольствием, Мизукаге-сама, — твердым, лишенным колебаний голосом ответила девушка, склонившись в самом почтительном поклоне, который она себе позволяла. — С огромным удовольствием.       — Приятно видеть такое рвение, — теперь уже более открыто улыбнулся Ягура. — В кандидатах ты ограничена не будешь, но вот все остальное будет уже на тебе.       — Призыв касается клановых детей? — зная о подобном подводном камне, спросила Ринго. Одно дело выдергивать из бедных семей недоучек и измываться над ними, и совсем другое затрагивать интересы целых поколений шиноби, имеющих как военный, так и политический вес. Как показали некоторые прецеденты в прошлом, подобная практика могла быть несколько рискованной.       — Хм-м-м… — протянул Ягура и, бросив краткий взгляд в угол, где продолжала незаметной мышкой сидеть Ито Кохару, покачал головой, — нет. Клановых, без согласия глав не трогаем. У их членов в данный момент и так достаточно обязанностей.       Ринго передернуло. Кровавый блеск в глазах Мизукаге, при произнесении последней фразы, не мог ей показаться. Чем бы он не были сейчас заняты клановые отпрыски, знать об этом она не желала. Некоторые знания не стоили цены, для них необходимой.       — Позвольте уточнить, Мизукаге-сама, — Ринго продолжила уточнять интересующие ее детали, медленно подводя к тому, что сама только недавно страстно возжелала, — мне необходимо воспитать новое поколение Мечников, или лишь найти владельцев на свободные места?       — Только на вакантные места, разумеется, — не раздумывая ответил Ягура и, видимо тут же решив обозначить свою позицию по ситуации с Самехадой, дополнил, — передачей же своего меча, пусть озаботится владелец самостоятельно… Ну или пусть новый хозяин сам заберет, ему причитающееся.       Стиснув зубы, Ринго подавила ожидаемую вспышку ярости. Намек был прозрачен и более чем понятен — за совершенное Кисаме, возмездие со стороны Мизукаге не последует. Ему сойдет это с рук… а значит… А значит, оставался только один вариант…       — Что бы Вы там не задумали, советую подумать еще раз, — стальные нотки в тоне Ягуры резанули по ушам не хуже, чем ее собственные Киба людскую плоть, — любое нападение члена моей деревни на другого, будет расцениваться, как предательство и караться незамедлительно. Мной же.       — Но тогда Кисаме… — вскинулась Ринго с ярко горящими от гнева, направленного в сторону Кисаме, глазами, но была тут же прервана холодным взглядом и незамедлительно поднятой рукой.       — С Кисаме-сан ситуация, чуть более сложная, чем Вы себе представляете, Амеюри-сан. И я бы попросил эту тему более не поднимать. Мое решение по этому вопросу будет касаться Вас только как руководителя отряда к которому он возможно примкнет, но даже тогда оспаривать его я не позволю. Вам это ясно?       Сжав кулаки от бессильной злобы, Ринго опустила глаза в пол и, еле сдерживая рвущуюся наружу ярость, порывисто кивнула.       — Я не услышала Вашего ответа, Амеюри-сан, — донесся из угла голос до этого момента беззвучно сидевшей Ито. — Не изволите ли повторить?       Вопрос, столь наглый, столь высокомерный и непочтительный на краткий миг оглушил девушку своей нелепостью. Это было столь неожиданно, что Ринго даже не заметила, как повернулась в ее сторону с недоуменным выражение лица. И лишь только по прошествии нескольких мгновений до нее наконец дошло.       Вспышка ярости накрыла ее с головой, лишь чудом не лишив рационального мышления. Руки дернулись было за спину, но быстро пришедшая в себя Ринго, успела их одернуть.       «Эта сука! — вспыхнула Ринго, с яростью глядя в сторону мирно восседающей в углу девушки. — Да кем она себя возомнила?!»       — Все хорошо, Кохару, — донесся сбоку голос Ягуры, видимо правильно оценивший реакцию Ринго на ее слова. — Я думаю, мы с Амеюри-сан, прекрасно друг друга поняли, не так ли?       Теперь, когда к ней вновь обратился Мизукаге, Ринго пришлось медленно перевести взгляд обратно на парня, но это уже никак не гасило разожженную внутри мечницы бурю.       — Я прекрасно поняла Вас, Мизукаге-сама, — самым ровным голосом, на который она была сейчас способна, ответила Ринго и тут же вновь перевела взгляд обратно.       Невоспитанная выскочка, только и способная, что греть постель Мизукаге, продолжала смотреть в ответ не проявляя ни капли эмоций. И последнее бесило Ринго едва ли не сильнее, всего остального. Смотря на нее сейчас сразу же возникало желание разбить это невозмутимое личико, увидеть, как оно меняется от боли в проткнутых конечностях, как сломанные кости селят страх в этих чистых, безэмоциональных глазах…       Гнев прошел так же быстро как и зародился — как ни крути, это эмоция мгновения, а не постоянства. Гнев прошел, оставив после себя лишь холодную ярость и, внезапно, отточенное мышление.       — У меня есть еще одна просьба, — не сводя глаз с Ито, сказала донельзя собранная Ринго, и уже только после повернулась к Ягуре, — Мизукаге-сама. Это напрямую касается наследственности мечей.       — Решили взять себе ученика… в очередной раз? — спросил Ягура, удивив девушку своей догадливостью. — Я думал, после того случая с Теруми-сан, Вы зареклись больше не брать к себе под крыло учеников?       — Так и было, Мизукаге-сама… до последнего момента. Я встретила очень перспективного мальчика, и во мне вновь загорелось желание вылепить из этого юнца свою достойную замену, — Ринго врала и не краснела. Желание, что зародилось еще тогда, среди горящих палаток лагеря Конохи, уже было сформировано задолго до встречи с этим точно необычным малышом. Но от этой небольшой лжи ведь никто не пострадает, правда…?       — Я рад, что Вы одумались, Амеюри-сан, — довольно кивнул Ягура. — Потеря Ваших навыков и наработок крайне опечалили бы меня, как главу деревни.       — Рада это слышать.       — И кто же этот мальчик, что заставил Вас поменять свое мнение? — уже скорее из любопытства, чем из необходимости спросил Ягура.       Ринго предвкушающе улыбнулась, демонстрируя ряд заостренных зубов.       — Я думаю, Вы прекрасно его знаете. Красные волосы, кожаная маска…       Вскочившая со своего места уже после первых слов Ито, стала настоящей усладой для глаз пышущей яростью Ринго. Бесстрастное лицо этой горделивой соплячки, хотя как теперь уже очевидно — бывшее лишь маской, пало под натиском целой гаммы разнообразных эмоций. В этом выплеске было намешано столько всего, что даже Ринго, хорошо разбирающаяся в людях, не могла разобрать все… и это доставляло ей еще больше удовольствия.       — Этому не бывать! — выкрик Ито, прекрасно понявшей на кого ей намекают, ласкал слух ожидающей этого Ринго. — Акио мо…       Улыбка Ринго расплылась еще сильнее. Видеть как эта выскочка затыкается из-за быстро поднятой ладони Мизукаге — было поистине незабываемо.       Ведь и она, и сама Кохару видели, что Ягура явно заинтересовался ее предложением…       … Рука Ринго аккуратно легка на ручку двери, когда ее в спину догнал тяжелый голос Мизукаге:       — Больше никаких ошибок. Помни, это… Ринго.       Ответом ему был лишь глубокий поклон и, скрытая им, яркая, широкая и полная предвкушения улыбка.