Акустика

Холодные осенние ночи въедаются в тело сухим ветром, заставляя кутаться в дырявый плед. Ну, а чего вы хотите – последняя фабрика, на которой их делали, заглохла тридцать лет назад. Тут стоит сказать спасибо, что эти уютные одеяльца вообще сохранились хоть в таком виде. По-хорошему, им давно место в музее, но современное общество не приемлет сбор ценностей в замкнутых помещениях исключительно ради того, чтобы туда можно было заявиться от скуки в выходной день и поглазеть на прошлое через стеклянные витрины. Всё, что полезно, идёт в дело. Всё, что практической ценности не имеет, перерабатывается, переделывается или, на худой конец, выбрасывается. Сказал бы кто Доусону тридцать лет назад, что человечество дойдёт до такого прагматизма… Он бы рассмеялся в лицо говорившему и заявил бы, что люди не способны отказаться от бесполезных мелочей. Ан нет, вон как всё вышло, гляди-ка. Нет музеев, нет выходных, нет бесполезных профессий; но вместе с этим нет и ядерной зимы – закончилась двадцать пять лет назад. Нет беспредела и анархии первых недель катастрофы, хотя сила по-прежнему решает всё. И музыки тоже нет. Доусон погладил шершавую деревянную поверхность старой скрипки. - О чём думаешь? – прищурилась бойкая девчушка лет шестнадцати, с интересом поглядывая на Доусона. - Да так, ностальгирую, - попытался отшутиться он. - Что значит «ностальгирую»? - Тоскую по прошлому. Они сидели в заброшенном ангаре, периодически вороша вялый костёр железными палками, выкрученными из ограды. Не лучшее убежище, но для ночёвки сойдёт. А завтра – дальше, через выжженные равнины, через обгоревшие леса и обмелевшие реки. Если верить карте, ближайшее поселение в двух днях пути отсюда… но кто ж сейчас верит картам? Девчушка – Дейзи, блондинка; любит пироги с ревенем и свою расстроенную гитару, терпеть не может змей и лицемерие – молчала какое-то время, затем недоверчиво фыркнула. - Что? – ухмыльнулся Доусон. Неряшливый ирокез на голове дёрнулся на манер петушиного гребня. - Как по нему можно тосковать? – спросила у костра Дейзи, не глядя на спутника. - Ну… А хотя да, откуда тебе знать – ты же его не застала. - А сколько тебе было лет, когда та эра закончилась? – подняла взгляд Дейзи. - Шестнадцать, вроде бы. Или семнадцать. - И тридцать лет с тех пор прошло. Неужели не забыл? - Нет, Дейзи, маргаритка моя, - печально ухмыльнулся Доусон снова. – Не забыл. - Ну и дурак. Смешная она. Но зато – представитель нового поколения. Рождённая после катастрофы. Подумать только, первые из её племени уже почти готовы переступить тридцатилетний рубеж, но при этом никогда не были в музее. Никогда не смотрели сериалы, никогда не слушали музыку… и чем там ещё занимались подростки в его, Доусона, время? Забыл. - А расскажи что-нибудь про старый мир, - вдруг попросила Дейзи. - А что ты хочешь услышать? Она пожала плечами. Откуда ей знать? Для неё это дикость, сказки на ночь. Хотя… - В твоё время были такие, как мы? Ну, бродячие музыканты, которые бы зарабатывали себе на жизнь музыкой. - Ага, - он на секунду задумался, затем усмехнулся. – Правда, никуда они не бродили, а так, стояли в метро и играли что-нибудь. А под вечер расходились по домам. - В метро? Ну да, конечно, она же не знает, что это. И откуда бы? - Городской транспорт. Система подземных тоннелей с поездами. - А. Понятно. Неловкое молчание. Она, наверное, уже успела пожалеть, что попросила его ностальгировать вслух – всё равно ей этого не понять. Никогда. - И что они играли? – а, нет, смотри-ка, спрашивает дальше. - Да всякое… Рок в основном. Они ж все гитаристы, как на подбор, да певцы. - Как я, - улыбнулась Дейзи. - Да, - Доусон усмехнулся в ответ. – Как ты. - Но мы не играем рок. - Да, - и опять с ней не поспоришь. Доусон помолчал немного, затем добавил, не переставая улыбаться: - Зато мы играем Вивальди. А Вивальди ли это? Он снова взял скрипку в руки через девятнадцать лет после катастрофы. Что вспомнили руки, то и сыграл… Но как быть уверенным, что играл он верно? И не спутал Вивальди с Паганини или с Симонетти? Или – со своими импровизациями? Но пусть Дейзи считает, что это Вивальди. Да и какая, по сути, разница. Старая скрипка, видавшая виды гитара, хрипловатый голос Дейзи… Нет, это уже, скорее, вольная интерпретация наследия Вивальди (если это вообще он, конечно). Странная музыка для странного времени. - А, хотя стой, - вдруг вспомнил кое-что Доусон. – Я сказал, что в моё время бродячие музыканты не бродили? Соврал. Случайно. Вот Дэвид Гилмор, например, кочевал по Европе с уличными выступлениями. Или это был не Гилмор? Да нет, вроде он. - Дэвид Гилмор? Кто это? - Гитарист Pink Floyd. Великая группа была. - Я бы хотела послушать, - сказала Дейзи, и в её голосе вдруг отчётливо прозвучала грусть. На секунду, не более: - Нет, ты не подумай, что я тоже, как ты… «ностальгирую». Просто интересно. Ещё бы. Доусону бы тоже было интересно, на её-то месте. Или нет? Когда не знаешь, что потерял, грустишь не так сильно. - Правда, это было не совсем в моё время, - поправился Доусон, - а лет этак за шестьдесят до моего рождения. - И откуда ты знаешь, что он был бродячим музыкантом? - Ну…, - он даже не сразу нашёлся, что ответить. – Я читал его биографию. - Где? - В интернете. - И кто её там написал? – про интернет он Дейзи уже рассказывал, но у неё был талант задавать неудобные вопросы. Доусон пожал плечами. Он никогда не задумывался над этим. Никогда в своей жизни – что прежней, что нынешней. - Исследователи его творчества. Фанаты, может. - Но ты говоришь, что это было за шестьдесят лет до твоего рождения. - Ну… да. А что? - И кто-то хранил эту информацию шестьдесят лет, чтобы потом записать? - Э-э-э, - с каждым вопросом Дейзи озадачивала Доусона всё больше и больше. – Нет, я думаю - эти истории передавались из уст в уста. Как легенды, что ли. Он усмехнулся, поняв, как глупо это прозвучало, но Дейзи было не до смеху. Она плотнее закуталась в плед и недоверчиво, с удивлением глянула на Доусона. - То есть, ты хочешь сказать, что… о музыкантах ходили легенды? Что о них говорили? Что их помнили спустя шестьдесят лет? - Ну…, - Доусон посмотрел на неё. – Да. В общем-то, да. Именно это я и хочу сказать. Дейзи вздохнула, перетряхнув истлевшие угли железной палкой. - Везёт, - она грустно улыбнулась, затем поправилась: - Точнее, везло. Не думай, что я… как это – «ностальгирую», просто было бы классно знать, что через шестьдесят лет кому-то будет интересно, бродила я по пустошам с гитарой или нет. Но никому не будет интересно, Дейзи. Вслух Доусон этого не сказал, но про себя подумал: каким же дерьмовым стал мир, как же опошлил он саму суть фразы «carpe diem». Да, люди ловят момент, но не живут ничем, помимо него. И жить не будут. - Давай спать, что ли, - мягко проговорил он. – Завтра надо встать пораньше, чтобы пройти половину пути до полудня. Иначе попадём под кислотный дождь. - Да знаю я, - отмахнулась Дейзи. – Но как-то не хочется спать. - Хочешь, поиграю тебе? Она улыбнулась, шмыгнув носом. - Хочу. Доусон взялся за скрипку и сыграл единственную пьесу, насчёт которой он был уверен в том, что автор – именно Вивальди. И Дейзи уснула, свернувшись калачиком у догоревшего костра. А Доусону не спалось. В конце концов он вышел на улицу – тихо, на цыпочках, чтобы не разбудить Дейзи, и пытался по памяти подобрать что-нибудь из Pink Floyd. Не вышло. Не такое сейчас нужно искусство. Странная музыка для странного времени.