Шизофреник Том

Я уже не помню как попал сюда, не помню как стал психом, видимо голоса в моей голове выдали меня, или же спор с ними, может и таблетки, видно это были те таблетки, я глотал их без всяких запретов и каких-либо ограничений, вот теперь я здесь, это теперь моё место проживания. Всё бы не казалось так плохо если бы не жуткие врачи, процедуры, электро-шокер, их испытывают на наших головах, это больно, очень больно, но кричать нельзя, а уколы ещё хуже, не зная какое-лекарство, просто колют и всё, не задумываясь не о чём, ни о нашей жизни, ни о жизни других, это испытания, оно должно когда-то кончиться. Голоса говорят что это не кончаться, но моё противоречие ведет против них. Опять боль. Сваричиваюсь калачиком на своей кровати, старой, скрипучей, замызганной, с серыми простынями, они раньше были белые, но со временем видно изменили свой цвет. А подушка здесь будто бы камень, громоздкая, тяжелая и совсем не удобное, другого ожидать не стоило, одеяло лишь простая серая, порванная простынь. Мне хватит и этого. Одежды мало, комната вся ободрана, разве что раковина с туалетом целые, этого хватает, мне везет, я окружен здесь от других душевнобольных, они не убьют меня, а я буду спокойно жить, но разве назовешь это жизнью? … Вы уже наверное из моего рассказа поняли, о том какая же всё-таки эта скотская жизнь, для людей мы всего лишь подопытные псы.Но знаете я могу рассказать вам один из дней прожитых мною в этом «чудесном» Аду.. Кстати забыл представиться я Том, да глупое имя, привык. Каждый день нас всех поднимают ранним утром ради ванн, ради того что бы мы умыли свои искаженные горем и болью лица, и смотрели в новый день свежим взглядом полным слёз, боли и печали. Приходиться, врать что мы счастливы. Я всегда вставал последним, по сути был совой из кучи мертвых жаворонков. Чистил свои зубу потертой щеткой, ей уж два года отроду, а всё ещё работает, умывался, одевал свой запятнанный кровью халат, его уже как два дня не стирали, старался не обращать внимания внимания и покорно шёл на процедуру. Покорно шёл на новые болезненные уколы, в дырах от них была вся спина. -Это новое лекарство облегчит ваши душевные страдания-вечно слышу от медика, она не плоха, можно даже заметить в её глазах цвета чистого неба жалость в нам исколоченным, если конечно очень-очень внимательно смотреть в них, ведь всех заставляют скрывать это, эту паршивую жалость. Но укол этот был не особо болезненным, то-ли я привык, то-ли у неё руки ангельские, но скорее первое.Не влюбляюсь уж ведь, жил долго. Мед.сестра призналась, это обезболивающие, значит ужас ещё впереди. И вот вновь у той палаты, скорее пыточной, оказался, стою жду своей очереди, мечтая умереть и не терпеть этого ужаса более времени прожитого мной. Но нет же. Выходит мой друг, его имя по неволе забыто в комнатах моей памяти, где-то рядом с комнатой его имени, хранится ванна со льдом, во льду душа, это я думаю замедлит процесс её разложения. Он вышел с такими заплаканными глазами, стало немного боязно и мне, коленки внезапно задрожали, а по телу шли легкие мурашки. Страшно… Но собрав мужество, вернее будет говорить, его остатки в хилый, почти женский кулак я вошел, поддался паники, смотря на врачей в кровавых халатах, с их ухмылками на бледных лицах. Но всё же лег, меня разрезали не дав обезболивающего, вживили какой-то механизм, болезненно, слезы заполняют карие глаза, но путь сдерживает мужское эго, его остатки, спасибо им. Шёл я так же медленно, смотря на тех кто проходил эту жуткую пыточную, девушки плакали заливая слезами свои одежды, и не кому утешать этих бедняг, как и парней, но те лишь скулили словно сломленные щенки в упряжках. Не кто их не лелеял, ни любил, ни ласкал. Зачем, они же жалкие отбросы общества?! ..не уж-то и я о таком смог думать… Но пробудила мои мысли палата, ставшая уже родной, за три года та, легкая ухмылка, шаг, тихий, медленный, болезненный и кровать, падения всё что я запомнил, перед тем как посмотреть бездомными глазами в потолок, какой же он противный…но это единственное, что у меня здесь есть.. Я лежал и смотрел в потолок, пока не уснул, сон сковал меня в свои объятия, теплые и нежные, приятные, тогда забывалась вся эта боль от вшитой в моё тело дряни, которая так и жгла его изнутри, не давая даже повернутся на другую сторону, казалось что смерть близка, но объятия снов спасли меня, укрыв на время своей блаженной пеленой, сон мой был долог и крепок, разные мелькающие фигурки, чистое небо, поляна, ручей, я шагал по этому месту, наслаждался воздухом, теплотой, прохладной водицей, трава щекотала мои пятки, всё было прекрасно, пока в палату не зашли врачи. Поднявшие меня, осмотревшие с ног до головы, видно следили за действием препарата, коя показалось им совершенно успешным, а мне пришлось лгать о том что вшито оно было совсем не больно, пытался даже смеется, но слезы лились сами по себе, лишь одно меня обрадовало, принесли новый халат, да и то потрепанный, поменяли простыни, подушку на более удобную, видно я был их подопытной крысой, а с ними должны обращаться немного лучше, или же опять какая-то проверка, ну да ладно, думать об этом бесполезно. Главное что станет немного удобнее спать, ещё бы ремонт, хоть маленький ремонт, хотя бы сменить раковину покрывшуюся ржавчиной, осточертело пить ржавую воду с неё, но стоит мне об этом молчать, услышу слова, въедающиеся в самую душу, в её остатки-«Ты и так живешь прекрасно! Психам такого хватит!»-противно, не правда ли? Но одно меня радует, боль потихоньку стихла и я смог вновь лечь на кровать, в ожидании своего обеда, позднего обеда, да явно протухшего, пусть и такого, главное мой желудок к кишкам не перерастет. Но я вновь уснул. Радует это. Проснусь и еда будет. Мой маленький Ад