Сгоревший

Норвегия горел. Его ноги и руки, спина и лицо… Горело всё, и невыносимый жар проникал в самые глубины измученного организма. Он лежал, но не знал, где. Он также не знал, день ли ещё или ночная прохлада тёмной вуалью уже легла на землю. Его глаза были закрыты, не позволяя новой ненужной информации проникнуть в его уставший разум сквозь веки. Он почти заснул, находясь в мутном состоянии дрёмы, когда готов был поверить и в знойную пустыню, и в бескрайние снежные просторы вокруг него. Он знал одно — алый цвет был повсюду. Его кожа была красной, красным отсвечивала белая ткань. Это был цвет нагого мяса. Порой Кетилю и вправду казалось, что кожа давно перестала скрывать мышцы и нервы, сгинув под неистовым жаром. Острая боль не отпускала его ни на миг. Ожоги чесались, словно их кто-то щекотал противным невесомым волосом, но стоило поддаться порыву, как тысяча тонких игл впрыскивали в него ледяной яд. Только на мгновение, после чего по подкожному слою проводили наждачной бумагой и сжимали мышечные волокна в грубых лапах. Боль не выпускала его из своих цепких ежовых рукавиц. Кетиль поражался, как его кровь ещё не свернулась от такого жара. Если до этого было лишь чем-то приятное тепло, то сейчас температура его тела перешагнула отметку нормы. Кожа казалась варёной, нет, поджаренной на самых горячих углях. Кетиль знал, что скоро она начнёт слезать. Она будет свисать рваными лохмотьями с его плеч, обнажая свежий, более тонкий и нежный слой кожи, заставляя нервы чувствовать мельчайшее прикосновение. Норвегия горел. Он горел, охваченный пламенем собственного тела, прикрыв глаза и полностью утонув в своих ощущениях. Он чувствовал огонь исходящий от него самого и ничего не мог с этим поделать…

***

— Говорили же, мазаться надо, особенно тебе, — назидательно молвил Хенрик и зачерпнул немного крема от ожогов. — Эх, чтобы ты делал без старшего брата? — он осторожно начал размазывать лекарственное средство по спине норвежца. Норвегия застонал и попытался уползти, но его жалкие попытки не увенчались успехом. Он признал своё плачевное положение и позволил Дании нанести на его пострадавшую кожу белый крем. — Как там Бервальд? — спустя минуту молчания спросил Кетиль (он ещё не видел шведа, так как пришёл домой немногим позже него и пока не вылезал из своей комнаты). — Получше, чем ты, но тёмные очки он еще до-о-олго не будет снимать, — Хенрик негромко рассмеялся, вспоминая вытянутое лицо «очкарика». Закончив со спасением спины друга, Дания вежливо попросил его перевернуться, на что получил невежливое «нет» в ответ. Он решил не спорить и просто поставил крем на тумбочку рядом, после чего покинул комнату. Кетиль ещё долго будет помнить эту поездку на курорт и то, как он заснул на пляже в самый зной.