Метро

Каждый раз, когда я оказываюсь в лондонском метро, я очень внимательна. Я люблю его современные станции и всегда стараюсь ухватить кусочек хоть взглядом. Мне нравится ловить случайные взгляды спешащих куда-то людей. Но это случается редко, здесь всё так же, как и везде – люди смотрят в смартфоны… Британцы действительно очень бледные, особенно сейчас, осенью, и оттого кажутся вечно усталыми, и тем самым я не выделяюсь в их толпе. Могу сказать, что в Лондоне я не первый раз, но это работа, три дня – максимум, так что метро для меня это, в основном, и есть Лондон. Поэтому у меня их два – далёкий, полусказочный образ города из учебников по английскому и этот – серый и мокрый поток людей с некрасивыми лицами. Наверное, поэтому я обратила внимание на него на очередной станции, он так отличался от них. И в то же время не отличался ничуть. Чёрное пальто с каплями на подоле, которые успели впитаться, и такой же черный, истекающий дождем зонт, как и у всех, но лицо… Признаться честно, когда я оказалась здесь впервые, я смотрела по сторонам совсем с другой целью. После всех фотографий, слитых в Интернет, я непременно ожидала волей случая, Вселенной и других сил встретить невзначай Тома Хиддлстона и всех этих редких шикарных британцев со сложнопроизносимыми фамилиями. Но не его. Я не думала о нём, не видела и не слышала его много лет, с поры моей юности. Он сильно, сильно изменился, и тем не менее я не сомневалась, что это он. Моя первая сильная любовь, мучительная и невозможная, вынимающая душу и выворачивающая наизнанку своим ломким звенящим голоском, выматывающая бесконечным сосущим чувством в груди. Мой единственный друг, который пел мне о том, о чём думала я сама в это тёмное подростковое время с длительными депрессиями, всепоглощающим одиночеством, ощущением себя хуже всех. Моя первая страсть… жаркие сны и изнывающее от них тело, эти пухлые губы, вьющиеся прядки, обрамляющие лицо, ногти, накрашенные темным лаком, впивающиеся в кожу, казалось, ещё некоторое время после пробуждения. Прошлое встает передо мной Москвой 98-го, блёклыми фотографиями «мыльницы» на Красной Площади, зелеными прядями в волосах, и одним-единственным плакатом, присланным подругой по переписке из того, сказочного и далёкого города из учебника… Я вдруг поняла, что совершенно не помню, как я потеряла его. Знакомое чувство тоски заныло в груди: потеряла, упустила, как ты могла забыть, а помнишь, ты думала, что будет совсем по-другому, а помнишь, тогда всё было впереди?.. Я тряхнула головой. Как хорошо, что это время прошло. Сейчас от меня такой не осталось ничего, и я счастлива этому. Смотреть так пристально неприлично, но я продолжаю рассматривать его и улыбаться. Тому, что встретила старого друга, ему самому, себе – прошлой, наивной и смешной. Он наконец замечает и вздёргивает брови в несколько презрительном недоумении, кривя губы в полуулыбке. Он отводит взгляд, и как бы между делом поправляет мизинцами пряди у лица, и я понимаю, что он нервничает, и радуюсь тому, что я та, прошлая, не ошибалась в нём: он совсем не такой уверенный, каким хочет себя показать. Я затаптываю к себе порыв подсесть рядом и сказать многое…многое! Но здесь так не принято, и я просто стараюсь смотреть не так заметно. Ему сейчас, должно быть, около сорока, от кудрей не осталось и следа, но волосы длинные и лежат, отливая, словно вороново крыло, поверх шарфа. Нет макияжа и на щеках пробивается щетина. Странно, что я могла его узнать. И совершенно не странно – эти черты я бы не спутала ни с чьими. Одновременно осколок мой юности, разрываемой в равной степени мечтами о прекрасном и невозможностью этого, и мимолётный фрагмент моего настоящего. Когда я наконец решаюсь подойти, он встаёт и выходит на Кенсингтон, так просто и в один миг решив за меня всё. Замешкавшись, в последнее мгновение я выскакиваю в двери вагона, унося с собой удивленные взгляды. Я не знаю, что я хочу сказать или сделать, но это кажется сейчас важным. - Брайан! – окликаю я его в потоке людей. Он недоумённо оглядывается, а заметив меня, удивляется ещё сильнее. - Брайан, не хотите выпить чашку кофе? Сейчас? - Эммм… Простите, я тороплюсь, - он снова выдаёт вежливую полуулыбку. - Я знаю, это странно, но если вы вдруг передумаете, - я никогда ещё не была столь настойчива. – Я буду в Лондоне ещё сутки. Знаете, 15 лет назад я была в вас влюблена, - вдруг неожиданно выдаю я, и его лицо озарятся улыбкой уже настоящей, искренней, и комок в груди вдруг отпускает, и я тоже улыбаюсь широко и свободно. Я сую ему визитку и, обгоняя, стремлюсь наверх, на воздух, этот влажный, промозглый воздух, под дождь, и только тогда понимаю, что я забыла зонт на сидении. Но я нe могу расстраиваться сейчас, и иду, подставляя улыбку этому серому городу. Мне не нужно, чтобы он звонил, у меня и так есть сутки счастья, сладкого ожидания, томления и надежды, кусочек прошлого, которого не случилось.