Pistachio cookies and honey cupcakes

      Осенние листья, подобно крыльям пестрых бабочек, безмятежно порхали за окном небольшой кофейни на углу четырнадцатой улицы и шестой авеню. В это солнечное воскресное утро помещение на удивление пустовало: половина персонала ушла в заслуженный отпуск, а любители ароматного бодрящего напитка скорее предпочитали нежиться в теплых уютных постелях и наслаждаться своим единственным выходным. Лишь кареглазый юноша в фартуке с изображением улыбавшейся чашки капучино сидел на своем рабочем месте. Со скучающим видом брюнет перелистывал вчерашние конспекты, по которым уже завтра ему предстояло сдавать экзамен. В сотый раз пробегаясь взором по небрежно написанным от спешки строчкам, молодой бариста то и дело переводил взгляд на старинные настенные часы, чья минутная стрелка показывала около девяти утра. Ну где же он?! Моя смена заканчивается через час, а я еще даже не видел знакомой смущенной улыбки! С нетерпением постукивая татуированными пальцами по столешнице, юноша вновь и вновь сталкивался с размытым отражением самого себя в черной пластиковой кофемашине.  — Красавец, ничего не скажешь! — думал студент, мысленно проклиная синяки, залегшие на ровном смуглом лице, и нежно-розовый девчачий фартук, являвшийся неотъемлемой частью рабочей формы их заведения.  — Как на чаепитии у Барби, ей-богу! — не переставал возмущаться парень, теребя черно-белый бейджик с именем Фрэнк Айеро. — Если он не придет через несколько минут, придется уходить — все равно посетителей нет. Будто таким образом согласившись с принятым решением, Фрэнк едва заметно кивнул. Его мысли прервались звоном дверного колокольчика, который каждый раз при появлении нового посетителя заливался грустной мелодией из Титаника. Хозяин кофейни был явным неисправимым романтиком. Взгляд Айеро мгновенно оторвался от исписанной тетради, и все его внимание устремилось на худощавого парня в бордовом пальто и полосатом синем шарфе. — Привет, — все та же легкая улыбка и приятный румянец под цвет пальто, разливающийся на нежных бледных щеках.  — Будто бордовые розы на снегу, — невольно восхитился Айеро привлекательностью своего постоянного (и между прочим, любимого) клиента. Нечасто Фрэнку попадались столь симпатичные и милые покупатели. — Доброе утро. Вам как обычно? — спросил бариста, склоняясь над столешницей и улыбаясь одними краешками губ. Часто это можно было расценить, как вежливый жест по отношению к посетителям, но сейчас, при виде знакомых теплых искорок в глазах шатена, губы Фрэнка сами собой расплывались в улыбке. После работы, сидя в переполненном душном автобусе, Айеро часто представлял себе эти большие прекрасные глаза, обрамленные густыми ресницами. Будь Фрэнк художником, наверное, он бы смог дать определение их цвету. В каждом из них был маленький омут с яркой травянистой прозеленью на чистой безмятежной глади. Будучи тихой гаванью, глаза шатена так и манили, так и просили, чтобы какой-нибудь темноволосый бариста нырнул в эти омуты с головой. Порой Фрэнку казалось, что он готов тонуть в этих озерах вечно. — Очень мило, когда бариста знает твои предпочтения, но нет. Сегодня мне хотелось бы чего-нибудь другого. На ваше усмотрение, если можно… — после чего юноша мягким шепотом добавил. — …Фрэнки. От этого невинного «Фрэнки» у парня сбивалось дыхание, сердце снова и снова переворачивалось внутри, а щеки предательски окрашивались в пунцовый. Дабы скрыть признаки своего неловкого смущения, Айеро разворачивался полубоком, застилая глаза длинной косой челкой. — Хорошо, — ответил Фрэнк хрипловатым полушепотом, после чего удалился на кухню. Вот уже на протяжении двух недель, с тех самых пор, как таинственный незнакомец начал захаживать по утрам в их скромное заведение, юноша знал наперед, что закажет его любимый посетитель. Поэтому заранее по приходу на работу делал двойной латте с пенкой. Оставляя напиток храниться в микроволновке в ожидании своего звездного часа, Айеро тут же бежал принимать поставки шоколадных эклеров. Фрэнк всегда втайне ото всех брал самые свежие эклеры, пряча их в дверце пузатого холодильника в подсобке, подальше от любопытных глаз персонала. Но вдобавок к ежедневному заказу брюнет неизменно добавлял салфетку. Обычную с виду, но с сюрпризом внутри — как сам любил говорить Фрэнк. На ней он писал фразы, которые вычитывал из любимых книг перед сном. Это были стихи и цитаты, хокку и монологи героев пьес, а иногда и просто красочные афоризмы, ассоциирующиеся у парня с обликом прекрасного шатена, неизменно сидящего за столиком у окна. Вот и сейчас, прежде чем положить аккуратно сложенную вдвое салфетку с посланием, Фрэнк вытащил из кофемашины стакан горячего ароматного эспрессо, который так любил сам. Айеро благодарил небеса за такую маленькую, но щедро подаренную Богом возможность поделиться с незнакомцем своими вкусами и предпочтениями. Даже если это были предпочтения в еде, Айеро не терпелось стать чуточку ближе к своему зеленоглазому чуду, сосредоточенно пишущему что-то в своем толстом кожаном блокноте. Наблюдая за тем, как объект воздыхания покусывает кончик карандаша, то и дело поглядывая в окно, Фрэнк улыбнулся, обнажая ровные белые зубы, и, склонившись над салфеткой, вывел очередное послание:

«Фисташковое печенье лучше всего подходит к твоим глазам.»

После чего сложил записку, бережно кладя ее на тарелку. С едва уловимой дрожью в коленях, Фрэнк по обыкновению прошел к столику незнакомца, который уже снял пальто, оставаясь в вязанном черном свитере с белыми снежинками. Поставив кофе с печеньем на стол и получив в ответ «спасибо», Айеро словил себя на том, что уже целую вечность откровенно пялится на парня, поедающего лакомство под цвет собственных глаз. — Посиди со мной, Фрэнки, — молвил бархатистый баритон, а в глазах с отражавшимся в них солнечным светом мелькнули знакомые озорные огоньки. — Ну же, милый, я не кусаюсь! Робко присев на противоположный диванчик, Фрэнк потупил взор, сделав вид, что занят рассматриванием татуировок на собственных пальцах. За все те пару лет, что эти черно-белые рисунки мирно сосуществовали с его кожей, Айеро даже с закрытыми глазами мог отчетливо назвать расположение каждой буквы и черточки на своих руках. Несмотря на это, юноша продолжал сохранять эффект заинтересованности, дабы оттянуть неприятный и, скорее всего, первый и последний разговор с посетителем. Испытывая жуткую нервозность, смешанную с неподдельным любопытством, Фрэнк догадывался, что в этот раз все будет по-другому. Что-то определенно пошло не так, сбилось с привычного для них обоих курса. Иначе, как можно объяснить, что раньше со стороны шатена внимание к баристе ограничивалось лишь невинными улыбками и мимолетными взглядами, а сейчас он решил вдруг проявить инициативу? Фрэнк напрягся, чувствуя, что щеки вновь заливает стыдливый румянец. С минуту, которая для Айеро показалась целой вечностью, зеленоглазый рассматривал своего визави, не давая никаких комментариев или же намеков во взгляде. Слегка склонив голову набок, при этом оставаясь чрезвычайно уязвимым и открытым для Фрэнка, парень, наконец, заговорил: — Ты любишь утро, Фрэнки? — и не дождавшись от юноши ответа, продолжил: — Я люблю приходить сюда, особенно по выходным, когда город еще спит, а на улицах почти нет ни души, — с каким-то едва уловимым благоговением в голосе произнес незнакомец, пряча улыбку за пластиковой кружкой. — Тогда-то ко мне и приходит вдохновение. Должен сказать, временами весьма противная и капризная особа, но без нее я не могу писать. Вот и приходится подпитывать ее кофе, — кратко рассмеялся парень, откусывая печенье и продемонстрировав ряд мелких, слегка заостренных зубов. — Вы пишете книгу, мистер… ммм… — решил наконец подать голос Айеро, после чего тут же спохватился. — Простите, я не знаю вашего имени, — смущенно улыбнулся брюнет, потирая левый глаз ладонью. — Ничего, можно на «ты». Меня зовут Джерард Уэй, — шатен протянул руку, которую Фрэнки слегка пожал в знак приветствия. — Можно просто Джи. Краешки губ баристы растянулись в радостной детской улыбке, которая тут же завладела вниманием Джерарда. Мгновение парни просто молча разглядывали лица друг друга, уже не испытывая должного чувства стеснения или неловкости. Им было хорошо вместе, словно они знали друг друга уже на протяжении многих лет и были закадычными друзьями. — Да, я пишу книгу, — кивнул Уэй на раскрытый блокнот перед ним. — Я специализируюсь на детских сказках. Только не надо смеяться, Фрэнки! — Нет-нет, что ты! Я сам иногда их читаю. Моя любимая — «Алиса в стране чудес». — Знаешь, ты чем-то напоминаешь мне Безумного Шляпника, — хитро сощурившись, зеленоглазый юноша кокетливо закусил губу. — Но еще больше ты напоминаешь мне Чешира. С твоей-то улыбочкой до ушей! — рассмеялся Джерард, немного подавшись вперед и едва ощутимо коснувшись татуировки в районе локтевого сгиба. Этот простой, но в то же время очень нежный жест заставил сердце Фрэнка отбивать чечетку. — Не обижайся, Джи, но я всегда думал, что современные писатели — это пафосные типы, которые везде ходят с ноутбуком под мышкой в поисках бесплатного вай-фая. Знаешь, этакие хипстеры, которые откажутся печатать на машинке, если она без логотипа Apple, — парень активно жестикулировал со всей присущей ему живостью и эмоциями. — Серьезно, ты не похож на них! В следующую секунду обоюдный мужской смех заполнил свободное пространство кофейни, атмосфера которой была навеяна осенними листьями и прохладой. — Милая теория, но я предпочитаю использовать тетради или блокноты, — как бы в доказательство своему утверждению Уэй покрутил в руках коричневый молескин. — В этом есть своя прелесть, Фрэнки, — юноша поднял взгляд на Айеро, и рыжеватые, слегка загнутые кончики ресниц едва заметно дрогнули. — Я могу осязать, — длинные молочные пальцы как бы невзначай коснулись исписанного листа. — Мне нравится чувствовать чернильные строчки подушечками собственных пальцев, — голос писателя перешел на шепот, сладкий и тягучий, будто мед. — Вдыхать, — парень поднес блокнот к лицу, жадно втягивая воздух у самой его поверхности. — Ощущать сладковатый аромат свежей белой бумаги. Не понимаю, почему люди лишают себя этого удовольствия. Выбирая пялиться в бездушный монитор. — Может, потому что они — не ты? — выразительный взгляд светло-карих глаз ответно прошелся по худому бледному лицу. — И никогда не станут тобой? — рука юноши непроизвольно опустилась сверху на ладонь Джерарда, чей рукав свитера открывал доступ к острым выпирающим костяшкам. Возможно, Уэй просто посчитал вопрос Фрэнка риторическим и поэтому не счел нужным на него отвечать, а, может, в голове писателя потихоньку начинали зарождаться посторонние мысли… Как бы то ни было, но шатен продолжал молчать, поглядывая то в окно, то на тарелку перед собой, пока его рука не соприкоснулась с белой салфеткой, которая до этого самого момента оставалась лежать совершенно нетронутой. Душа Айеро по-настоящему ушла в пятки, когда Джерард развернул салфетку, скользнул по ней взглядом и, не подав совершенно никакого вида, молча прижал ее к губам. От столь интимного и чувственного жеста у Фрэнка едва ли не раскрылся рот, а ноги судорожно продолжали подрагивать под столом (благо, Джерард этого не заметил). Ведь это было похоже на самый натуральный поцелуй! У баристы никак не укладывалось в голове, но факт оставался фактом: Джерард Уэй целовал его записку! — Я хочу сделать еще один заказ, Фрэнки, — сказал писатель, возвращая салфетку (но ни в коем случае не комкая ее!) на прежнее место. — Не угостишь меня медовыми кексами? Когда я только переехал сюда, мне говорили, что они у вас восхитительные. Фрэнк знал. Знал, о каких кексах говорил Джерард. Они нравились многим посетителям. Только вот, к несчастью, их сегодня как раз не завезли. — Джиии, — протянул юноша, виновато покусывая нижнюю губу и запуская ладонь в волосы на затылке. — Мне очень жаль, но они закончились у нас еще вчера. — Да? — с сожалением в голосе уточнил Уэй, после чего издал едва слышный шаткий вздох. — Что ж, действительно жаль. Ну ничего, зайду к вам в следующий раз, — с этими словами шатен потянулся к пальто, аккуратно сложенному на спинке диванчика. — Пойду, пожалуй, у меня еще много дел сегодня. Слова Джерарда с болью отдались в сердце Айеро, но внешне юноша выказывал свое сожаление лишь досадной улыбкой. «Прости» — как бы говорила она. Фрэнку по-настоящему было грустно от того, что все так получилось. Вот объект его тайной симпатии совсем близко, совсем рядом — стоит только руку протянуть… Но через мгновение все будет уже в прошлом: Уэй как обычно тихо и вежливо попрощается, оставит щедрые чаевые и уйдет в неизвестном направлении. И Фрэнку будет его уже не догнать. Сколько бы парень не убеждал себя в том, что это всего лишь глупая влюбленность, он по-прежнему не мог отделаться от ощущения, что вот оно — его счастье! Счастье сидеть рядом с Джерардом и болтать о всякой чепухе, слушая его размышления о мире и удивляться тому, как они напоминают тебе твои собственные; счастье видеть его искреннюю милую улыбку, которой он одаривает самого Айеро и всех, кто попадается ему на пути. Вот оно… зеленоглазое счастье, у которого вместо глаз два маленьких озера, а вместо души целая Вселенная! И он просто не может его отпустить. — Стой! — резко и чуть громче, чем следовало бы, выпалил Фрэнк, заставляя Джерарда прирасти ногами к полу. — Погоди, я… — бариста огляделся по сторонам, будто кто-то в данный момент следил за ним, но, в конечном итоге, вновь перевел свои карие, полные решимости, глаза на оппонента. — Я сейчас. Оставайся здесь, я мигом! Наверняка, со стороны это выглядело полнейшим безумием: татуированный парень в нелепом розовом фартуке мчался куда-то со скоростью ветра, игнорируя всевозможные правила движения. Благо, все это происходило не ночью, и у Фрэнка был маленький шанс отыскать среди закоулков близлежащего магазинчика что-то более-менее соответствующее прихоти шатена. И хотя Джи напрямую не просил его выбегать из помещения без куртки, окунаясь в холодный сентябрьский воздух, и нестись куда-либо без оглядки, все равно Фрэнк хотел этого. Хотел сделать приятное и при этом доказать, что его интерес к писателю не ограничивался банальными комплиментами на одноразовой салфетке. Пять минут было позади. Сердце стучало, как бешеное, легкие жгло от одышки, а холод своими когтистыми лапками пробирался под тонкую ткань футболки, но Фрэнку было абсолютно наплевать. Не обращая внимания ни на сигналы автомобилей, ни на крики водителей, сыплющих ругательствами за его спиной, Айеро с быстротой ягуара перескакивал главную улицу на красный свет. В его замерзших руках покоилась коробка медовых кексов, которую парень бережно прижимал к своей груди, будто она была единственной в мире дорогой ему вещью. И пусть это всего лишь гребанные медовые кексы, столь любимые его зеленоглазым чудом, ожидающим Фрэнка в стенах маленькой кофейни. Больше всего на свете Айеро не хотел опоздать. Юноша боялся, что Джерард попросту не дождется его и уйдет, оставив о себе лишь след воспоминания в виде щекочущего аромата цитрусового парфюма. Прохладный воздух кофейни вновь сотрясался от грустной трели колокольчика. Грохот входной двери и скрип кроссовок по полу возвещали о приходе посетителя. На этот раз им был сам Фрэнк Айеро: запыхавшийся паренек с алеющими от утренней пробежки щеками, с которого пот тек градом. Вопреки своим опасениям, бариста увидел худую мужскую фигуру, сидящую у окна с бордовым пальто в обнимку. Солнечный свет, казалось, лился сквозь хрупкую спину Джерарда, рассеиваясь блестящими кристалликами где-то на поверхности его свитера, отчего у Фрэнка создавалось впечатление, словно перед ним сидит призрак. Легкий поворот головы Уэя в его сторону (видимо, реакция на звон колокольчика) стали своеобразным сигналом для парня, который тут же подлетел к шатену, ставя перед его носом заветную медовую сладость. Сию же минуту в этом помещении столкнулись два, как показалось бы сначала, совершенно разных взгляда. Глаза оттенков спелой фисташки смотрели с удивлением, но на самом их дне плескалось чувство тревоги и ожидания, без сомнения, адресованное теплому взгляду цвета лесного ореха, смотрящего с усталостью и нежностью на своего визави. Их непрерывный контакт тет-а-тет был словно невесомой связью, невидимой нитью, соединяющей их чувства и души в одно целое. Сердца Джерарда и Фрэнка бились на одной волне, создавая тихую нерушимую идиллию в стенах этого заведения. Не было ни людей, ни времени, ни шума улиц — они оставили их за плотной пластиковой дверью, предоставив себе общество друг друга, где никто не мог им помешать. Робкая улыбка зеленоглазого и прикосновение теплых молочных ладоней к смуглым и холодным вернули Фрэнка на землю. — Ты замерз, Фрэнки, тебе нужно согреться, — тонкая кисть парня ласково легла на руку Айеро, переплетаясь с ней пальцами. — Присядь. Когда Уэй взял с соседнего сиденья пальто и накрыл им плечи брюнета, Фрэнк внезапно почувствовал себя ребенком, о котором заботилась любящая мать. Вдыхая аромат апельсинового одеколона с воротника твидового пальто, Айеро даже не подозревал, что забота может быть такой. — Милый глупый Фрэнки, — Джерард держал ладони парня в своих собственных, отогревая их теплым, сладковатым от недавно съеденного печенья, дыханием. И, если признаться, юноше это помогало гораздо больше, нежели горячая чашка любимого эспрессо. — Ну зачем ты так? Это всего лишь кексы. Я мог подождать до завтра и… — Я не хочу ждать завтра, Джерард, — твердым и уверенным тоном произнес Айеро, и, не прерывая контакта глаза-в-глаза, потянулся ко все еще лежащей перед ним салфетке. Той самой, которую полчаса назад «целовал» писатель. Следующие десять минут Уэй завороженно наблюдал за тем, как обычная записка с признанием под влиянием умелых рук баристы принимала форму прекрасной розы, которая уже спустя мгновение красовалась в нагрудном кармане свитера. — Ты догадываешься, зачем я попросил тебя принести эти кексы? — тихо, почти шепча, задал Джи свой главный вопрос. — Они тоже напоминают мне о твоих глазах каждый раз, когда я смотрю на них. Я хотел, чтобы ты знал об этом. Покусывая от волнения обветренные губы, Джерард продолжил: — У тебя красивые глаза, Фрэнк. В них как будто спрятан кусочек янтаря или что-то в этом роде, — Уэй взял лакомство из коробки, поднося его к приоткрытым губам Айеро. Фрэнк знал, что нужно делать. Медленно поедая лакомство из рук Уэя, Айеро наблюдал за тем, как таяла медовая глазурь на пальцах юноши и еле удерживался от того, чтобы не слизать ее с прозрачной белой кожи, чтобы не поцеловать сложенную лодочкой ладонь с проступающими на ней венками. Фрэнк молча продолжал есть. - Так, наверное, кормят голубей в парках или маленьких детей, — думал брюнет о том, насколько бережно Джерард прикасался к его губам. Возможно, со стороны это все смотрелось, как минимум, дико: один парень кормит другого сладкими кексами, а другой ловит от этого кайф, жмурясь от удовольствия, будто мартовский кот. К счастью, в нашем мире людей волновали вещи гораздо более важные, чем два юноши, сидящие по ту сторону окна. И небольшого пространства, в котором царили кофе, сладости и уют им определенно хватало. — У тебя здесь глазурь осталась, — произнес Уэй, указывая на собственный рот. — Где? — переспросил Фрэнк, описывая языком полукруг на губах. Вдруг неожиданно для себя и Айеро Джерард перегнулся через стол и, притянув к себе парня, слился с ним в нежном поцелуе. Простое касание губ, но как много оно значило для них обоих! Им парни выражали признательность, уважение друг к другу, жажду новой встречи, которая преследовала их вот уже на протяжении двух недель. Станет ли этот поцелуй началом чего-то большего между ними, нежели зарождающаяся взаимная симпатия — юноши пока не знали сами. Благо, впереди у них была целая жизнь, чтобы это выяснить. — Тут, — с едва различимым чмоком отлепившись от Айеро, заключил Уэй, светясь от счастья, словно елка в канун Рождества.