Дерзость

Это была большая квадратная комната, залитая солнцем, с квадратным же бассейном посередине и широкими каменными скамьями вдоль стен. Все было готово: кипящая вода, горы мыла, множество флакончиков с маслами и притираниями. На поверхности воды в бассейне плавали розовые лепестки. Дейнерис не пожелала расстаться со своими драконами, и они теперь тихо попискивали на балконе в своих клетках, наслаждаясь кусочками жареной баранины и кролика, которых прежде никогда не пробовали – еще один подарок Ксаро. Все эти дела с упомянутым Ксаро и Тринадцатью обещали быть весьма непростыми, но сейчас Дейнерис предпочитала думать о том, что она приобрела, а не о том, что могла потерять, и хотела просто немного собраться с силами. Ее люди – то, что осталось от ее людей – нашли в городе временный приют, и, если и не находились в полной безопасности, то уже хотя бы не умирали от голода и жажды. Какую бы участь ни готовили им городские старейшины, сейчас у них была крыша над головой, пища, вода – и даже такая роскошь, как возможность как следует вымыться. Дейнерис посчитала неразумным слишком уж ослаблять бдительность и внимательно осмотрела комнату и балкон: уж здесь-то никаких ловушек точно не было. Сир Джорах был того же мнения. Дейнерис оставила трех из своих оставшихся всадников снаружи у двери, еще трех под балконом и, подумав минуту, велела Джораху зайти внутрь вместе с ней и ее служанками. – Мне гораздо спокойнее, когда вы рядом, – сказала она. Джорах в смущении опустил глаза на разноцветные плитки, которыми был выложен пол: – Ваше величество, я прошу прощения, но не будет ли это нарушением приличий? – Если бы меня спросили, что я предпочитаю: чтобы меня задушили, закололи или утопили – или чтобы мой самый верный, скромный и благородный рыцарь побыл рядом, пока я принимаю ванну, я бы выбрала последнее. А мои служанки будут просто в восторге. Думаю, они даже попробуют соблазнить вас, когда вдоволь наплещутся. Джорах принял последние слова Дейнерис за шутку и даже изобразил вежливую улыбку, но от взглядов, которые бросали на него девушки, ему стало не по себе. Он обнажил меч и, отвернувшись, встал в дверном проеме. Он уже обливался потом, и дело было не только в стоявших тут же котлах с кипящей водой, над которыми поднимался пар. Ему был прекрасно слышен шорох сбрасываемой одежды, шепот девушек, их смех, плеск воды. Мысль о трех прекрасных женщинах, обнаженных, в теплой благоухающей воде, всего в нескольких шагах от него... даже самому верному, скромному и благородному рыцарю было нелегко, особенно с учетом того, на что намекнула королева. Дейнерис была не настолько избалована, чтобы не вымыться самой, поэтому она предоставила Ирри и Дореа наслаждаться отдыхом. Только те, кто провел столько времени в Дотракийском море, а потом в Красной пустоши, могли понять, что значили теплая вода и мыло для усталых путников. Эта вода смывала не только пот, кровь, пыль и следы слез, но и какую-то часть боли и тяжелых мыслей, и когда Дейнерис, в последний раз отполоскав волосы, вынырнула из воды и с блаженным вздохом прислонилась к стене бассейна, она почувствовала себя гораздо лучше. На глубине около двух футов у каждой из стен было устроено по длинной скамье, на которых можно было расположиться и отдохнуть, не выходя из воды, наслаждаясь тишиной и покоем. Так Дейнерис и поступила, но долго посидеть в тишине ей не дали. Ее служанки уже покончили с купанием и теперь болтали вполголоса, пробуя душистые масла и притирания. И хихикали. И постреливали глазами в сторону Джораха. Наконец, Дореа подошла к Дейнерис и зашептала ей на ухо. Дейнерис возвела глаза к потолку. Она была, конечно, их королевой, но, очевидно, в тот момент, когда они разделись, она вместе с платьем оставила на каменной скамье у стены и свой титул, и все они стали на время просто подружками. Недопустимо. Однако у Дейнерис не было сил в настоящий момент изображать королеву. – Сир Джорах? – Да, ваше величество? – откликнулся он, по-прежнему стоя лицом к двери. – Все как я вас и предупреждала. Мужайтесь. Мои девушки хотят узнать, каковы в постели мужчины из Вестероса. Джорах сглотнул: – Не могу сказать. Никогда не был в постели с мужчиной из Вестероса. Дейнерис рассмеялась: – Как бы то ни было, им любопытно. – А почему они сами не спросят? – Им кажется, что будет лучше, если это сделаю я. И да, они хотят не только, чтобы вы им это рассказали. Они хотят, чтобы вы им это показали. – Как соблазнительно, – Джорах постарался сдержать возбужденное дыхание, – Они будут разочарованы и, наверное, найдут меня скучноватым. Дотракийцы гораздо более... неистовы. Я обращаюсь с женщинами иначе. – Вот именно это-то они и хотят узнать. – Ваше величество... честно говоря, я не знаю, стоит ли мне... – Не будьте таким занудой и не заставляйте себя упрашивать. Только боги знают, как давно они на вас заглядываются. Да и ванна вам не помешает. Эта достаточно велика для десяти человек, а о четырех и говорить нечего. Временно я отменяю все правила придворного этикета до дальнейших распоряжений, поэтому, ради всего святого, идите. Не упускайте такую возможность. Он с трудом перевел дух и что есть силы сжал рукоять меча, услышав как она с иронией прибавила: – Не беспокойтесь, я не стану смотреть. Крайне напряженная, судя по его виду, борьба с самим собой заняла у Джораха пару минут. Наконец, он медленно обернулся, и его свободная рука как бы по своей собственной воле наконец расстегнула пряжку ремня, на котором держались ножны, и они упали на пол. Девушки завизжали от восторга и захлопали в ладоши, а Дейнерис постаралась скрыть улыбку. Она смеялась не над ним, а над тем, как повели себя ее служанки. Потом она услышала, как он сказал по-дотракийски что-то вроде: «Не поможете ли мне, красавицы?» Девушки вышли из воды и принялись за пряжки и шнурки на его одежде, но им потребовалась значительно больше времени, чем было действительно нужно, чтобы раздеть его, потому что они то и дело забирались под его рубашку, чтобы провести по груди и животу, легко касались кончиками пальцев его щек и губ, припадали к нему, чтобы потереться о его бедра. Один за другим все предметы его одежды оказались на полу. К тому времени, когда Джорах сбросил сапоги и переступил через штаны, оставшиеся лежать на пестрых плитках пола, Дейнерис уже притворялась, будто очень занята расчесыванием своих длинных локонов, и слегка краснела, слыша слова девушек: – Такой белый!.. И уже готов... Прошло совсем немного времени с тех пор, как Дейнерис пришлось своими собственными руками положить конец жалкому существованию ее солнца и звезд, она еще не полностью оправилась от родов, и, пока все эти раны еще были так свежи, для нее казалось совершенно немыслимым даже подумать о том, чтобы лечь в постель с другим мужчиной, не говоря уже о том, чтобы в действительности завести любовника. И все же в Джорахе было что-то, от чего мурашки то и дело пробегали у нее по спине. Ее влекло к нему. Ее влекло к нему с самого начала, с того момента, когда он преподнес ей свой скромный, но такой продуманный и уместный свадебный подарок. Она не смогла бы точно назвать чувство, которое он у нее вызывал, но, кроме доверия и уважения, она чувствовала к нему глубокую привязанность. Привязанность, и, быть может, намек на желание. Прежде чем войти в воду, Джорах положил поблизости свой меч и кинжал. В конце концов, он был здесь для того, чтобы защищать королеву и ее служанок. Дейнерис играла с розовыми лепестками, плававшими на поверхности воды. От мыла, молока и притираний вода уже приобрела цвет и прозрачность опала, и стесняться ей было нечего. Когда в бассейн погрузилось четвертое тело, вода слегка перелилась через край. Совершенно задохнувшись от запаха розы и жасмина, Джорах отдался девушкам и позволил им натереть себя всем, что им подвернулось под руку. Пока их ладони ласково скользили по его груди и плечам, девушки мурлыкали что-то соблазнительное с лукавыми улыбками и томным смехом. Дейнерис почувствовала укол неожиданной ревности. – Что сейчас сказала Ирри? Я еще не знаю некоторых слов. Джорах смущенно откашлялся: – Ей жаль, что запах мужчины теперь совсем не чувствуется. – А вы что ответили? На его лице, благодаря усилиям девушек, уже не было ни грязи, ни дорожной пыли, и можно было сразу заметить, как он покраснел. – Я сказал, что с такими красавицами, как они, свежий пот не заставит себя ждать. Едва Джорах успел договорить, как Дореа запустила пальцы в его волосы и прижалась к его губам. Ее свободная рука скользнула по его груди вниз, под воду. Дейнерис не могла видеть, что она там делала, но это было, должно быть, что-то приятное, потому что Джорах выдохнул прямо девушке в губы и помимо собственной воли притянул ее к себе. Ирри игриво шлепнула Дореа по спине: – Не жадничай. И не будь дурочкой. Тебе придется подождать, иначе он оставит тебя с ребенком. А у меня кровь перестала идти только вчера, так что самое лучшее достанется мне. Дореа надулась и слегка прикусила его ухо: – Это нечестно! – Тебе-то что, ты служила в своем доме наслаждений годами, ты уже знаешь, какие из себя мужчины Вестероса. – Я должна была делать так, чтобы были довольны они. И никто никогда не старался, чтобы была довольна я. Для разнообразия очень приятно действительно хотеть мужчину, с которым ложишься. В последний раз две женщины воевали за внимание Джораха довольно давно. Если честно, такого не было вообще никогда, и он солгал бы себе, если бы не признал, что голова у него от этого пошла кругом. – Красавицы, я могу послужить вам обеим. Женщину можно удовлетворить и иначе. – Как? – Руками. – Это я и сама умею, и получше других. А твои руки должны держать меня за волосы, когда я принимаю тебя в рот, – промурлыкала Дореа, заставив его задохнуться, – Или за бедра, когда ты насаживаешь меня на себя... Наконец, Ирри сдалась: – Начнешь ты, а потом – я. С торжествующим смехом Дореа оседлала Джораха, позволив ему сразу войти на всю глубину. От долгого предвкушения она была давно уже возбуждена и не хотела теперь тратить ни одного лишнего мгновения на предварительные ласки, а уж он был тем более готов к бою. Дореа взялась за дело со страстью, но одной только ее страсти было мало. Тело Джораха не отличалось от тела любого другого мужчины; когда к тебе прижимаются две обнаженные девушки, природа берет свое. Солнце встает на востоке, а мужчины поддаются чарам готовых к любви женщин в два счета. С Дореа было хорошо, но все это походило на изысканный обед, приготовленный без единой крупинки соли. По-настоящему хотелось ему совсем другого. Джорах хотел ее, свою светловолосую богиню. Только ее он жаждал, только ее видел. Он чувствовал себя неловким и неблагодарным; он не хотел обидеть девушек и старался как мог. На своем веку он успел побыть со многими женщинами и знал, что делал. Он ласкал гибкую спину Дореа, покрывал поцелуями ее шею, волосы, неосознанно избегая губ, и наносил бедрами медленные, размеренные удары, выходя из нее почти полностью, а потом тут же резким движением возвращаясь обратно. Он был прав, когда говорил ранее, что она, наверное, сочтет его скучноватым. И то, что его возлюбленная сидела совсем рядом с ними, у противоположной стены бассейна, ничуть не помогало. Он представил себе ее лицо, насмешливо и презрительно поднятую бровь и зажмурился, зарывшись лицом в мокрые благоухающие волосы Дореа. А потом он все же осмелился взглянуть на Дейнерис – и уже не отвел глаз. На лице ее не только не было написано ни брезгливости, ни насмешки – она, казалось, была совершенно зачарована тем, что видела! А как она выглядела сама! Мокрые волосы бегут по плечам как серебряные змейки, влажные губы приоткрыты, глаза затуманены желанием... Легкие волны воды цвета разбавленного молока танцевали у ее груди, лаская соски, но ей как будто бы было все равно, что он мог их видеть. А сильнее всего его поразило еле заметное движение ее плеча. Под ее грудью вода делалась уже слишком мутной, чтобы что бы то ни было разглядеть, но было похоже, что... Боги, не может быть! Она ласкала себя? Глядя при этом на него? Не может быть! После всего, что им пришлось пережить, едва ли она могла думать о физической стороне любви, и все между ними было так сложно, и нельзя было забывать о политике и о разнице в их положении, но она... она, значит, все же не считала его совершенно отвратительным. Хотя бы сейчас. Дореа и Ирри вывели его из оцепенения, поменявшись местами. Оседлав его в свою очередь, Ирри схватила его за волосы и промурлыкала на ухо: – Скажи что-нибудь по-иностранному, северянин! Джорах не смог сдержать усмешку: – Предпочитаешь всеобщий язык или, например, валирийский? Это еще более необычно. – Какая разница? Неважно. Главное, говори! Твой голос... о, твой голос! И Джорах осмелился. Пожирая глазами приоткрытые губы своей королевы, он заговорил на высоком валирийском, все что мог вспомнить, обрывки эротических стихов, цветистые чувственные комплименты – но не для Ирри они были предназначены. Восхищение, тоску, вожделение, жалобы и мольбы отвергнутого любовника он обращал к другой женщине, сидевшей в десяти футах от него. Щеки этой женщины пылали, а ее рука гнала мелкую рябь по воде, уже возмущенной ритмом любовного танца. Она, видно, поощряла его – как же иначе можно было это понять? И, когда у него кончились чужие слова, Джорах перешел на свои, не отрывая взгляда от глаз своей королевы: – Я люблю вас, люблю с того момента, как впервые вас увидел. И как же сильно я вас хочу... Я знаю, что не судьба, но все равно признаюсь вам, это такое мучительное блаженство – наконец, признаться... Я хочу вынести вас на руках туда, на солнце, собрать губами с вашей шелковой кожи всю воду, до последней капли. Хочу, чтобы мои поцелуи смогли избавить вас от всей боли и страданий, которые вам пришлось перенести, хочу защитить вас от всего. Ночи и ночи я провожу, представляя себе вкус ваших губ. Ваши поцелуи, наверное, обжигают как огонь, королева среди королев, кровь дракона!.. Дореа понимала из всей его речи разве что пару слов, для Ирри это был просто диковинный шум, но Дейнерис упивалась каждым его словом, каждым вздохом, каждым стоном. И он видел это, видел, что она не смеется, не уходит, не велит вышвырнуть его вон, а только тает, жадно вслушиваясь в звуки его прерывистого дыхания и в хриплые слова, которые лились и лились, как кровь из смертельной раны. – ...Когда мы выйдем отсюда, я снова замолчу, навсегда, но здесь, сейчас – боги! Пусть ваши всадники разрубят меня на куски, но я бы жизнь отдал за мгновение обладания вами, я жажду ваших жгучих поцелуев, жара вашего прекрасного тела. Я не продержался бы и этого мгновения, и все же я мечтаю, как служил бы вам, как ласкал бы вас весь день напролет, всю ночь, каждую ночь... Дейнерис изнемогала на самом краю блаженства, ожидая чего-то, что столкнуло бы ее, наконец, в желанную пропасть. И когда Джорах, задыхаясь, простонал, как глубоко бы он метнул свой язык меж ее губ, и не тех губ, которыми она улыбалась, она, наконец, ахнула и растаяла от наслаждения. Левой рукой она попыталась приглушить стон, и он увидел, что ей пришлось закусить пальцы, когда она с томной улыбкой, в полном изнеможении откинула голову на край бассейна. Видя ее такой, он словно загорелся. Удары его бедер стали резкими и глубокими, он оскалил зубы, крепко сжал бедра Ирри обеими руками и овладевал ею как безумный, заливая водой пол. Дореа увидела, что дело идет к концу, скользнула на край бассейна у него за спиной и села ему на плечи, пытаясь потереться о его шею. С чувственной улыбкой Ирри стонала, откинув голову назад, голос ее прерывался из-за его свирепых ударов: – Ты становишься дотракийцем, не с таким я хотела лечь... – С тобой даже евнух стал бы, красавица! – хрипло прошептал он, – Я... я почти... мне бы лучше... – Нет, нет, не выходи, я так хочу! Не в силах держаться дольше после ее благословения, он всего лишь еще несколько раз неистово насадил ее на себя и кончил. Последнее, что он видел, перед тем, как его затопило наслаждение, была Дейнерис – глаза прикрыты, голова откинута назад, на слегка раздвинутых губах все та же блаженная улыбка, а у соска – влажный розовый лепесток. Любовники стихли. Долго было слышно только их прерывистое дыхание, тихий писк детенышей-драконов на балконе, пенье птиц и тихий говор людей во дворе, да едва слышный плеск воды в бассейне. Первым заговорил Джорах: – Благодарю вас, красавицы. Вы оказали мне честь и большое удовольствие. Эти сухие, церемонные слова звучали очень неуместно в устах мокрого обнаженного мужчины, утомленного любовью. Его глаза закрывались сами собой. Дореа и Ирри с тихим смехом поцеловали его в последний раз, потрепали по щеке и вышли из воды. Джорах был ни жив, ни мертв: только сейчас он по-настоящему осознал, что именно он говорил и что делал. Дейнерис приказала девушкам побыть на балконе и оставить ее одну, потом без стеснения вышла из воды сама, взяла приготовленное для нее платье и надела его, на счастье Джораха повернувшись к нему спиной. – Оденьтесь, сир. Мне надо вам кое-что сказать. Джорах не мог видеть ее лица и поспешил сию же минуту исполнить приказ. Приведя себя в пристойный вид, он бросился к ней и низко склонился, опустившись на одно колено, ожидая самого худшего. – Многие мужчины склонны делать неверные выводы из того, что женщина выказывает им хоть что-то кроме полного равнодушия, – начала она довольно холодно. – Только не я! – перебил он. – Молчать. Так вот, если вы хотя бы подумаете о том, чтобы, после того, что произошло сегодня, проявить излишнюю фамильярность, можете ожидать от меня всего, чего можно ожидать от дочери Безумного короля. Джорах склонился еще ниже и, не говоря ни слова, занял свое прежнее место у двери. Душный полдень Кварта в одно мгновение сменился для него ноябрьской полночью на Медвежьем острове. Так ему и надо, подумал он. Сумасшедший.