Она носила цветы в волосах

Иногда случается так, что судьба разводит двух человек в разные стороны, раскидывает по стране, а то и по разным континентам лишь для того, чтобы показать им, насколько они важны друг для друга.

Утирая с лица капельки пота, выступившие от чрезмерного пребывания под палящим солнцем, парень, сощурившись, посмотрел в сторону, где простирались поля, и вдохнул чистый деревенский воздух. Такой воздух не встречался в городе, да и подобный вид отыскать там было невозможно. Впервые за два дня, проведённые в деревне, он был рад тому, что вырвался из душащего мегаполиса. Но на отдых не было времени. Штормовое предупреждение, объявленное прошлым вечером, не давало такой роскоши. Через пару дней жаркое солнце скроется за мрачными тучами и деревню накроет страшный ливень, а это значило, что старый домишко, построенный прадедом парня, необходимо укрепить, чтобы порывы шквального ветра не навредили прогнившим доскам и не оставили бабушку без жилья. — Данька, слезай, — парень услышал голос бабушки и посмотрел вниз, отложив в сторону молоток. — Продолжишь, когда солнце зайдёт, а то схлопочешь тепловой удар! — Ба, ещё пара досок и слезу, обещаю. — Ну как знаешь. В холодильнике стоит квас: когда слезешь — попьёшь. А я пока займусь ужином… Казалось, бабушка за все эти годы вовсе и не изменилась. Да, бесспорно, на лице появились новые морщины, а пшеничного оттенка волосы теперь пестрели сединой, но характер и чрезмерная забота остались прежними. Ритмичный стук молотком продолжился, вгоняя гвозди в сухие доски. Не такими парень представлял свои выходные, но отказать в помощи бабушке он не мог, ведь та наотрез отказалась переждать неблагоприятные условия в его квартире. Кроме бабушки у Данила родственников не было, и бросить всё на самотёк он не мог себе позволить. Обещание он сдержал: заколотив оставшиеся доски, он слез с крыши, прихватив с собой инструменты, чтобы те ещё не грохнулись на кого-нибудь, проходящего мимо. Квас оказался как нельзя кстати — прохладная жидкость после длительного пребывания на солнце открывала второе дыхание; Даня снова был полон энергии и не знал, где бы найти ей применение. От безделья, пока бабушка копошилась на кухне, он стал расхаживать по дому, в надежде найти себе занятие. Половица местами скрипела, и Данил сделал в уме заметку, что было бы неплохо приехать сюда и заняться полом. Да и вообще ремонтом в целом. Последний раз такое чудо с домом произошло, когда ему было от силы лет пять. Когда родители были живы… Данил с горькой улыбкой посмотрел на фотографии, стоявшие на старинном комоде, сделанном ещё его прадедом. В самую большую рамку из светлого дерева был вставлен снимок, на котором были запечатлены улыбающиеся женщина с мужчиной, а рядом с ними стоял корчивший рожицы мальчик — их сын. В тот день все они были счастливы. Рядом с этим снимком стоял другой, так же привлёкший внимание Данила. Он взял его в руки, всматриваясь в изображение. С него, улыбаясь, смотрела парочка подростков, стоявших в обнимку около стареньких деревянных качелей. Фотография была сделана около семи лет назад, ещё до переезда Дани в большой город, туда, где перспектив было гораздо больше, нежели в забытой богом деревушке с одной-единственной школой на три близлежащих села. Данил на этой фотографии прищурился от лучей солнца, а Васька улыбалась во все тридцать два зуба, сдавив паренька в объятиях. Васька… Данил вздохнул, припоминая, сколько лет уже не слышал её необычайно звонкого и писклявого голоса. Наверняка сейчас она бы возмутилась и сказала своё привычное «Василиса, а не Васька», хорошенько стукнув Данила кулаком в бок. Она умела ставить парня на место. А ещё она носила цветы в волосах. Полевые, одуванчики, сирень, сорванную с дерева или же розу, стащенную с соседской клумбы. Когда они были детьми, это было особенно забавно: сочетание красивых цветов, колыхавшихся от дуновения ветра в не расчёсанных русых волосах, и стареньких потрёпанных кроссовок с яркой юбкой или джинсовым сарафаном… Василису не волновали косые взгляды и насмешки со стороны более озабоченных своей внешностью девочек, и за это она нравилась Данилу. А когда ее, наконец, стал беспокоить собственный вид, когда кроссовки были забыты и им на смену пришли туфли, тогда Данил понял, что впервые влюбился. Она носила цветы в волосах и на полном серьёзе обсуждала с мальчишками футбольные матчи. Она часами могла наблюдать за работающим в поле трактором, и никто не мог понять, что ей в этом так нравилось. Она любила участвовать в спорах, и даже проиграв, не отступала от своей точки зрения. Василиса была прекрасным другом, способным поддержать в любой ситуации, а для Дани, в один прохладный вечер, она стала чем-то большим. — Ты решил, куда будешь поступать? — спросила она как-то у Дани, когда тот провожал её домой. — Нет. А ты? — Я хочу изучать иностранные языки, — быстро проговорила Василиса, а её зелёные глаза сверкнули в темноте. — Ещё не выбрала какие, но мне бы хотелось путешествовать по миру и общаться с разными людьми, понимать их, узнавать их… — девушка стала на ходу заплетать длинные волосы в косу. — Но у меня ещё есть время передумать. — А по-моему, это здорово, — улыбнулся Даня. — Только… Как ты сможешь меня бросить одного? Василиса рассмеялась, толкнув плечом парня. — Я заберу тебя с собой, — заявила она. — Но только при одном условии. Они остановились на углу двух улиц, возле забора, обвитого плющом. Тишину разбавляла трель сверчка, спрятавшегося в траве, а где-то вдали лаяли собаки. Данил посмотрел вверх, на небо, покрытое звёздами, и устало спросил: — Что за условие? Василиса смущённо улыбнулась, а смущение не было в её характере. Нервно потеребив увядший пион в волосах, стащенный с клумбы Даниной бабушки, она тихо произнесла: — Ты сейчас меня поцелуешь. Такого Даня не ожидал, но постарался как можно скорей перебороть свою нерешительность, и когда это удалось, он исполнил Васькину просьбу, легко коснувшись своими обветренными губами её тонких губ. В тот вечер их дружба переросла на другой уровень. Они, как положено всем парочкам, гуляли, держась за руки, целовались в тёмных углах и искренне друг друга любили. Их счастье длилось весь учебный год, пока не настало лето, и Василиса не прибежала к Дане домой, чтобы сообщить новость. — Я уезжаю, — выпалила она на пороге, когда сонный Данил открыл дверь. Василиса вбежала в дом, и выложила всё по порядку. Её отец, проживавший в Польше, предложил дочери, с которой в последний раз виделся, когда той было всего шесть лет, переехать к нему. Данил слушал девушку, не зная, что сказать. Ведь он должен был за неё порадоваться, поддержать её… Но он не чувствовал этой радости. — Я буду изучать языки там, — тихо сказала Васька, боясь взглянуть на парня. Данил молчал, глядя на Василису. Он знал её с самого детства, знал её лучше других, любил её. А теперь ему предстояло с нею попрощаться. Тот вечер стал решающим в их отношениях. Василиса уехала через месяц, пообещав звонить Дане каждый день, писать ему письма и не забывать его. Какое-то время им удавалось поддерживать отношения на расстоянии: Василиса держала своё обещание и звонила каждый вечер, они переписывались в интернете, обменивались фотографиями. На одной фотографии, присланной Васькой, Даня её даже не узнал. Яркий макияж, модная одежда, а вместо длинных русых волос — короткая стрижка. Она больше не носила цветы. Вскоре Данил уехал в город, поступил в университет на заочное отделение и устроился на работу. Времени на звонки попросту не хватало, общение с девушкой постепенно сходило на «нет», пока не закончилось вовсе… Она так и не взяла его с собой путешествовать. За последние пять лет она ни разу о нём не вспомнила, как и он о ней, пока не вернулся в родную деревню и не увидел снимок на фоне качелей. Данил поставил рамку на место и выбежал во двор, крикнув бабушке, что скоро вернётся. Он завернул к покосившемуся от старости набок сараю, надеясь, что бабуля никуда не дела советский велосипед, который был на десяток лет старше Данила. С облезшей краской и сдутыми шинами, когда-то зелёного цвета велосипед «Десна» стоял в углу сарая среди лопат, вил и прочих огородных инструментов. Даня достал его и пощупал резину: на такой далеко не доедешь. Полчаса парень потратил на поиски насоса и ещё столько же на то, чтобы привести велосипед в рабочую форму. Когда колёса вновь были пригодны для езды, Данил поехал по вытоптанной тропинке к зданию школы, находившемуся в другом конце деревни. Качели были целы. Спустя столько лет, они по-прежнему раскачивались в стороны, правда, издавали при этом противный скрип. Деревянные брусья осели в землю и качели стали немного ниже, чем были, но это было не важно. Данил достал из кармана телефон и сделал на него фотографию качелей. Снимок получился ярким и насыщенным, благодаря лучам уже садившегося солнца. Следующим шагом была отправка этого фото Василисе. С трудом Даня нашёл её страницу в социальной сети и задумался, прежде чем нажать кнопку «отправить». Что она подумает? Понравится ли ей это напоминание о прошлом? Расстроится ли она, или же наоборот, обрадуется? Решив не гадать напрасно, Данил сделал глубокий вдох и после нажатия на кнопку, в сопровождении короткого звукового сигнала, фотография отправилась. В ожидании ответа Данил стал тщательно осматривать брусья, исцарапанные разными надписями, и нашёл то, что искал. Он помнил тот день, когда Васька, не сумевшая выцарапать своё имя, попросила об этом его. Он помнил, как она расхохоталась, когда вместо «здесь была Васька», Даня написал «сдесь была Васька». Странно, но тогда она не возражала против этой формы своего имени. Его взгляд опустился ниже и парень замер. Он провёл пальцами по цифрам, неаккуратно выцарапанным на древесине, и несколько раз моргнул, решив, что ему привиделось. Под великой надписью «сдесь была Васька», была дата того дня, когда они оставили этот след, а немного ниже была другая. Сегодняшняя. Данил снова моргнул, складывая два и два: он этого не писал, а значит… А значит, он забрёл сюда не напрасно. Телефон, зажатый в руке парня, завибрировал, а из динамиков полилась незамысловатая мелодия. Номер был неизвестным, но Данил точно знал, кто ему звонил. Дрожащим пальцем он провёл по экрану и, услышав звонкое и по-прежнему писклявое «алло», улыбнулся.