"Семь лет до счастья"

Осенью в деревнях готовились к зиме и гуляли шумные и многолюдные свадьбы. Барин Иван Иванович редко посещал такие празднества, но в это раз случай был особый — женился местный мельник, человек солидный и зажиточный. Брал он за себя первую красавицу, дочь бедной вдовы. Девица шестнадцати лет от роду, слыла нрава доброго и тихого, жили они с матерью тем, что помогали в просфорне. У мельника же от первого брака остались шестеро ребятишек, младшему из которых едва исполнилось два года. Люди поговаривали, что девка сама пожелала, дескать, жалко ей стало ребят — бегали они без материнской заботы грязные да чумазые, вот она, пожалев малышей, и согласилась пойти за старика-мельника. С самого утра, упросив дядюшку, Анна с Полиной, нарядившись в деревенское, убежала в деревню смотреть на сборы невесты — зрелище предстояло завораживающее. В доме невесты, в бедной вдовьей избе собрались все деревенские девки и под плачущие песни обряжали красавицу в богатые подарки жениха, неторопливо заплетали косу и, одевая в белое полотно, украшали рябиной бус. Анна смотрела во все глаза, слушая свадебные напевы. Младше самой невесты всего на два года, она сама себе казалась жалко маленькой и с восторгом наблюдала за неспешными приготовлениями. Варвара, присматривающая за девочками, переговариваясь с бабами, ждала жениха во дворе. Звон бубенчиков далеко разливался в тишине октябрьской улицы, и подъехавшая тройка остановилась у неказистой избенки. Анна мало понимала происходящее и с интересом наблюдала за шумным выкупом невесты, запомнила она только мать нареченной. Все еще красивая женщина в дорогом платке молча смотрела на здоровенных мужиков с перекинутыми белыми рушника на плечах и в глазах ее стояли слезы. Видать, не такую судьбу она прочила дочке… Совершенно неожиданно посреди месяца выпала пара свободных дней, и ему вдруг до головокружения захотелось домой, в уютную библиотеку, заполненную книгами, в свою комнату с оплывшими свечами на столике, в гостиную с мелодичными звуками рояля. Тряхнув головой, Владимир отогнал воспоминания - некстати, совсем некстати ему вспомнилась эта девчонка. Приехав уже вечером, в сумерках, не застал отца дома. Григорий, принявший коня, сказал, что барин Иван Иванович уехал в деревню, на свадьбу, а барышня, с Варварой - так те еще утром ушли к венчанию. Раздосадованный таким приемом, не заходя в дом, отправился в деревню, на широкое гулянье. Въехав во двор, отдал кому-то коня и под поклоны крестьян двинулся к отцу, стоявшему в толпе и разговаривавшему с батюшкой. Мужики, обступив вокруг, улыбались благодетелю, а бабы, поглядывая, пошучивали над молодым барином. Застолье еще не началось, гости, еще перекрикивая друг друга, поднимались на высокое крыльцо дома мельника и Владимир, в сумерках подойдя к отцу, прислушался было к разговору, как вдруг его отвлекла деревенская молодежь, устроившая какую-то игру с бегом и визгом. Ладные девки в пестрых платках, со смехом рассыпавшись из хоровода, так и манили броситься вслед. Парни побойчей бегали, ловя приглянувшихся красавиц; кто-то играл на жалейке, где-то слышалась песня. В веселой суете он не сразу и узнал ее, просто совсем рядом мелькнула знакомая фигурка, укрытая деревенским платком, и тут же в воздухе рассыпался хрустальным перезвоном смех, заставивший его вздрогнуть, а сердце замереть и ухнуть, будто в пропасть. Что-то неуловимо близкое было в этой фигурке, отчего тоскливо заныло сердце. Пристально вглядываясь в толпу девок, старался высмотреть ее. Его отвлек отец, спросив о дорожной пошлине, а когда он, ответив, перевел взгляд, то задохнулся от жаркой волны, опалившей его. Она, Анна, в деревенском платке, разметав по спине косы спелой пшеницы, смеясь, убегала от какого-то парня под заливистый смех подружек. У Владимира перехватило дыхание и, побледнев, он следил, за тем, как худенькая девочка, словно птичка, порхает, маня и соблазняя, ловко уворачиваясь от мужских рук. И обежав круг, уже почти добралась до стайки красавиц, как вдруг, увидев его, остановилась, как вкопанная, натолкнувшись на его острый, как клинок, взгляд. А он не мог отвести глаз от залившегося смущением нежного личика. Очередная колкость уже готова была сорваться с губ, как вдруг отец, подойдя, обнял его и, указывая на нее, сказал: – А? Какова? Настоящая русская красавица, и не подумаешь, что барышня. Рядом протопал какой-то увалень, раскинув руки и дыша паром. А он, Владимир Корф, барон и кадет, смотрел только на нее. Сегодня от барышни не осталось и следа - в простом тулупе, в пестром платке, все в ней дышало такой живостью, такой простотой, что ее можно было принять за одну из деревенских красавиц, напрочь забыв, что маленькая воспитанница старого барона великолепно играет на рояле и изъясняется по-французски. Следя за ней, он забыл, как дышать, он ничего не видел, ничего не слышал, осталась лишь она. Опомнившись, Анна, присев в вежливом реверансе, тут же бросилась, как зайчонок, наутек от быстроногого ухажера. А Владимир стоял и смотрел вслед своей убегающей мечте, не в состоянии принять этот новый облик своей боли. Давно, как же давно он заболел ею — несбыточной, невозможной. Он был еще слишком молод и совсем неопытен, чтобы бороться с накатившей любовью. Он и не понял, как могло случиться, что его обида обернулась нежностью, его упрямство — томлением, его злость — глупыми фантазиями. И теперь он знал, что эта новая Анна, такая открытая, доверчивая, смеющаяся будет приходить к нему по ночам, и он не сможет выбросить ее из сердца. Это было сильнее его воли, его желания, его разума. Он провожал ее взглядом, отмечая все мелочи, все детали, все незаметные постороннему взору черточки в ее новом облике. И эти смеющиеся глаза, и искринки на губах, и косы, лентами летящие за спиной, и пестрый платок, и деревенский сарафан; все, все это ложилось на его сердце печатью памяти. Он ничего не слышал, ничего не замечал, ничего не хотел, только бы не исчезала, не уходила, не оставляла его эта прекрасная сказка, сотканная из его больной любви. Что было дальше, он не помнил, кажется, было, шумное застолье и певучие песни и залихватские частушки и топот и пляски и все, что бывает на веселых, крестьянских свадьбах. Владимир ничего не видел. В глазах стояла она, не та робкая девочка, послушная его отцу, и не испуганная крепостная, замершая от злых его слов, а та, что сейчас, прислонившись к плечу Варвары, сонно хлопая ресницами, с восторгом пересчитывала все пестрые ряды бус на груди молодой жены мельника. Вдруг на короткий миг, в шуме свадьбы, он увидел совсем другую Анну, распустившуюся, как роза, в своей взрослой красоте. Она точно так же закрывала глаза и, склонив головку к его плечу, засыпала со сладкой улыбкой, которую он снимал с ее губ своим жадным ртом. А ночью в своей комнате, ворочаясь в борьбе с бессонницей, он все гнал от себя видение, мучившего его своим несбыточным счастьем, которое и в холодной воде умывания терзало его нежными девичьими губами.