Самый лучший в мире друг

Босые ноги соскальзывают с холодных камней, и Андерс еле удерживает равновесие. Он пробирается через тьму, буквально раздвигает ее белыми руками, натыкается на деревья, что жмутся к скалам. Здесь все необычно: лес корнями уходит под камни, глубоко, мощно, растет и пышет на этой, казалось бы, мертвой земле. Мышцы уже сводит от холода, и ноги сбиты в кровь. Андерсу на это наплевать, у него за спиной вздымается вверх башня Круга. Ее конусообразная крыша пылает огнем, и в ночи она больше напоминает черную свечу. Громадная, устрашающая, горящая. Кажется, что сейчас она придет в движение, из каменных стен прорежутся могучие руки, она поднимется на сильные ноги, станет еще больше и последует за Андерсом, в считанный миг нагонит его и раздавит. Андерс скрывается в лесу. Под израненными ногами — холодная прелая земля. Вот же нелепость — сбежал босым. Просто шел из своей спальни к умывальням, когда увидел тонкий лучик света в открытых дверях. Некогда было ждать и на что-то решаться. Это будто импульс, словно невидимые руки толкнули его к двери, и громкий голос застучал в голове: «Беги». Андерс побежал. И вот он, босой, в одних холщовых штанах и ситцевой рубашке на пороге древнего леса, а сзади Башня и черные холодные воды Каленхада. Андерс не знает, куда идти, он не представляет, что делать дальше. Он поддался эмоциям и обстоятельствам, и вот он на свободе. Задувает ледяной ветер с озера, а ему все равно жарко, потому что от волнения сердце бешено гоняет кровь по телу, нагревает ее до невозможной температуры. Андерс смотрит на громоздкий силуэт башни, плюет в ее сторону, кричит, ругается, даже черпает пальцами землю и швыряет ком. Его переполняет ненависть вперемешку с облегчением, он на свободе, гарлок бы всех побрал. Он живой, дышит, двигается, думает, чувствует. Еще никогда Андерс не чувствовал себя настолько хорошо. Он разворачивается и бежит дальше в лес. Под голыми до колен ногами хрустят ветки, а минутой ранее, Андерс, кажется, встал в чей-то помет. Но даже это его радует. Его наполняет чистый детский восторг. Всю жизнь он провел в неуютных залах Круга, под надзором, выслушивая насмешки храмовников и чувствуя себя неправильным, человеком с изъяном. А сейчас он ступает по живой земле, касается пальцами коры деревьев и ощущает вибрацию самой природы. Андерс никогда не испытывал ничего подобного, теперь вся прошлая жизнь кажется ему лживой и неправильной, да он вообще не жил! Андерс продвигается вперед, а справа от него тенью скользит зверь. Андерс не замечает его, сейчас он слишком невнимательный, слишком рассеянный. Его влечет все новое, и он даже не задумывается о возможных опасностях. Зверь не рычит, не раскрывает пасти, мягко и быстро передвигается на четырех лапах. Шерсть у него черная, так что ему легко удается скрыться в ночи от ненужных глаз. Огромный сильный волк, он древний, как и этот лес. Он здесь хозяин, и знает каждый сучок, каждую веточку. Волк знает, что человек идет не туда. Андерсу же все равно, главное — идти. Он шарит руками перед собой, отодвигает от лица ветки деревьев, которые норовят хлестнуть его по щекам. Ему совсем не страшно, он чувствует облегчение, думает, что еще немного, и можно будет развести костер, погреться, пожевать желудей или какую-нибудь ягоду. Андерс не думает, что его могут поймать, ему кажется, что он слишком глубоко ушел в лес, слишком хорошо спрятался. Он сворачивает направо и видит, будто сон: в темноте висят два глаза-янтаря, светятся, пылают. Андерс замирает, все его существо наполняется страхом, но сам он в таком оцепенении, что толком ничего не ощущает, только инстинктивно пятится назад. Волк смотрит на него, спокойно, настойчиво, не показывает зубов. — Что же это за мир такой? — шепчет Андерс. Он делает еще шаг назад и чуть не падает на задницу. Магия вскипает в нем и срывается с руки маленьким огненным шаром. Шар летит прямиком в эти круглые янтарные глаза, а они исчезают. Волк заваливается на бок, уклоняясь. Свет от огня на секунду освещает его тело, сильное, крупное, опасное. Андерс вскрикивает и бросается наутек. Волк лишь фыркает, подымается на лапы и идет следом. Человек — дурак. С одной опасной тропки он ринулся на другую. Волку невдомек, что ужасно напугал человека, ведь сам себе он не кажется страшным. Лапы у волка сильные, он легко нагоняет человека и встает у него на пути. На этот раз Андерс не удерживается на ногах и падает на задницу, закрывается руками. — Уйди, демон, я не поддамся искушению! Волк только склоняет голову набок, смотрит на человека, садится рядом и тычется носом ему в бок, мол, вставай, надо идти. Андерс отползает от зверя, смотрит на него почти безумно. Глаза у волка светятся ярче луны, в ночной темноте не видно его тела, только пылающие зенки среди деревьев. Андерс сглатывает, но понимает, что волк не причинит ему вреда. Если бы он хотел убить, он бы уже сделал это. Волк подрыкивает, подходит на полусогнутых, снова тычется в бок влажным носом. Андерс поднимается, смотрит на своего странного помощника, и неожиданно ему становится чуточку легче. Зверь не причинит вреда. Андерс поднимается с земли, и волк упирается ему крупным лбом вбок, подталкивает, рычит тихо. Андерс пытается выровнять сбившееся дыхание, поднимает руки, чтобы, не дай Создатель, прикоснуться к черной шерсти страшного лесного зверя. — Нам туда? — дрожащим от волнения и еще не прошедшего страха голосом спрашивает Андерс. Волк кивает, трясет головой, щелкает зубами. Андерс решительно сжимает пальцы в кулаки, чувствуя, как его постепенно начинает наполнять храбрость. Он должен двигаться дальше, ему встретилось страшное существо, но с глубоким разумом, наделенное пониманием. Волк хочет помочь, и Андерс бесстрашно и твердо делает шаг. Он углубляется в лес и только через несколько минут понимает, что зверь не следует за ним. Андерс один в этом темнеющем непролазном лесу. Что за призрак явился ему? Демон? Волк был, он был настоящим! Его тело осветил огненный шар, Андерс даже готов поклясться, что почувствовал запах паленой шкуры в тот момент, а теперь никого нет рядом. Андерс не слышит тяжелого дыхания, и во тьме больше не светятся янтарные круглые глаза. Андерс с опаской оборачивается вокруг своей оси, думая, что зверь просто притаился, и сейчас снова даст о себе знать, но кругом мрак и тишина. Андерс остается один в этой липкой темноте, смятенный, потерянный, и мир теперь ему кажется таким чужим и безлюдным, будто кроме этого леса больше и нет ничего. Андерс встряхивает головой, пытаясь избавиться от дурных чувств и мыслей. Ему нужно бежать дальше, нужно уходить куда-нибудь очень далеко, спрятаться, переждать бурю, а затем попробовать начать жизнь заново. Например, наладить заброшенный дом, вспахать землю вокруг него, выращивать овощи, а затем и живность завести. Что в этом сложного, ведь так?.. Андерс пробирается сквозь лес, деревья постепенно редеют. Андерсу кажется, что вот-вот появится волк, но никто не приходит. На выходе из леса Андерса ловят храмовники. Их стальные пальцы ломают ему мечты так же, как и руки. ***** Андерс падает лицом прямо в пыль. Споткнулся, не удержался. Его светло-синяя мантия вся в грязи и саже. Они жгли мусор на отцепленном рыцарями храма берегу. Башню отсюда видно очень хорошо: стоит на крохотном островке, как тюрьма, и кроваво улыбается огнями, напоминает всем своим видом, что маги через час другой вернутся к ней. У Андерса в носу еще стоит этот запах гари, жженая листва и всякий шлак пахнут далеко не розами. Ему работать еще полдня, после этого на смену его группе привезут следующую, более бодрую, с новыми силами. Светлые пряди лезут в глаза, Андерс убирает их с лица, оставляет на коже пыльные разводы. Он больше похож на черта, чем на человека. Занимаются сумерки. Становится холодно, но у Андерса нет сил бежать. Он выдохся, устал, измотался. Он бредет по злосчастному лесу с самого утра. Кругом тишь: ни звука, ни трепыхания. На этот раз Андерс оказался умнее. Он постепенно взрослеет, и из его головы выветриваются романтические мечты о красивом, безопасном побеге. Он сделал крюк, оставил следы в другом направлении, а сам пошел на север. Ему всего семнадцать, в сердце еще пылает желание свободы, им опять управляет импульс. Еще утром он послушно таскал на себе мешки с мусором, бросал их в огонь, а потом заметил, как храмовники, позевывая, увлеклись ленивой беседой. Потеряли бдительность, а Андерс, сбросив мешок в огонь, сиганул через ограду и ринулся наутек. И вот он снова в густом лесу. Воспоминания подкидывают образ черного волка, но Андерс решает, что в прошлый раз это был всего лишь плод его взволнованного воображения. Сейчас он взрослее, умнее и серьезнее, он не будет ждать никакой помощи, не будет верить во всякие чудеса и в волшебных спутников из сказок. Андерс остерегается, он помнит, как в прошлый раз стальные пальцы выкручивали руки в локтях до хруста, до синяков. Он чувствовал себя жалким и беспомощным, стоял коленями в грязи, чувствовал, как зажимают в тиски со всех сторон храмовники. Было страшно. Сейчас тоже страшно, но Андерс по своей природе отчаянно смел. Он оглядывается по сторонам, крадется в тенях. Он идет верной дорогой, осторожно пролезает через кусты, раздвигает ветви. Надо делать как можно меньше шума. Раздается хруст сухой ветки. Андерс замирает, съеживается весь, со страхом смотрит себе под ноги и… понимает, что у него под ногами лишь листья. Страх холодом ползет по загривку, Андерс медленно оборачивается и сталкивается с круглыми янтарными глазами. Волк виновато убирает лапу со сломанной палки, с ворчанием трясет холкой. Андерс одновременно испытывает глубочайшее удивление и приступ паники. Ему ничего тогда не приснилось, он не страдал галлюцинациями. Волк настоящий! — Я подпалю тебе хвост! — с угрозой шипит Андерс, делая несколько шагов назад. Волк фыркает. Он точно наделен человеческим разумом, все понимает и явно считает Андерса неблагодарной сволочью. Зверь проходит мимо Андерса, осматривается, принюхивается, а затем носом показывает направление. Андерс с шумом выдыхает, в нем наступает смирение. Он явно никуда не денется от волка, а тот, будто ангел-хранитель, собирается вести только вперед, к свободе. — Ты, определенно, мой самый невероятный знакомый, — тихо говорит Андерс и идет за волком. Так они пересекают лес. Идут ночь и весь следующий день. Лес заканчивается, и нет никаких тревог. Плотные деревья редеют, и под ногами все чаще распускаются весенние цветы. Поле, огромное поле, открывается с края леса и растекается свежей зеленью по холмам, вперед, к самому горизонту. Ветер шуршит травой, вздымает в воздух жучков. Стаи птиц чернильными пятнами веют среди редких облаков, а небо такое красивое! Чистое, почти белое от теплого солнца. Волк утыкается Андерсу в поясницу, толкает вперед, и они снова идут. У них очень странная компания. Андерс не боится, понимает, что волк — его маленькое чудо. Может быть, оно все же не реальное, но с ним гораздо спокойней. Они пересекают поле, доходят до проселочной дороги. Именно здесь волк и останавливается. Он большой, массивный, шкура черная-черная, а глаза на дневном солнце отдают багрянцем, светятся, пылают. Он щелкает зубами и крутится на месте. — Хочешь сказать, что дальше мне одному? — спрашивает Андерс. Волк взрывает мощными когтями землю, кивает. Андерс чувствует разочарование, ему кажется, что в волке есть что-то родное ему, близкое, будто в нем таится крохотная частичка самого Андерса. Волк свободный, и все равно привязан к своему лесу. Андерс отлично его понимает, ведь он свободный в своей душе, но связан Кругом. Наверное, если их души отделить от тела, то они идеально свяжутся вместе, сольются в один бурный поток и вознесутся высоко в небо. Андерс улыбается, тянет руку. Волк смотрит на ладонь с минуту, а затем утыкается холодным носом, обнюхивает пальцы. — Спасибо, — искренне благодарит Андерс. Он резко разворачивается и почти бежит к дороге. Когда он оборачивается, то никого не видит. Зверя нет, словно никогда и не было. В мире точно существуют чудеса, Андерс теперь верит в них, и в нем разгорается пламя неуемной силы. Он справится со всем. Ему были даны знаки, и его путь наверняка станет особенным. ****** За повторный побег Андерса наказывают сурово и жестоко. Два месяца в карцере на тонком колючем матрасе и с парашей в углу. В камере высокий потолок, а под ним — крохотное окошечко, перекрытое толстыми прутьями решетки. Кормят сухарями, кашей и наливают ледяную воду. Раз в два дня выводят из камеры, обливают водой, намыливают больно, жестко, снова обливают водой. Но это ничего, это не страшно. Через окошечко пробивается свет, лучи прорезают затхлый темный воздух камеры. Днем свет золотой, широкий, а ночью — тоненький и серебряный, как ниточки на роскошном платье богатой дамы. Все терпимо и все можно пережить, думает Андерс. Даже храмовника Вэйланда можно стерпеть. Он — личный мучитель и насильник. Здесь некоторые храмовники не чураются возможности доказать свою силу и власть не только рукоприкладством, но и настоящим насилием. Андерс строптивый и с огнем внутри, он злит каждого рыцаря церкви, только некоторые терпимые, а некоторые чокнутые. Вэйланд жесток и мерзок. Иногда он забредает подвыпившим в тюрьму, и тут уж кому не повезет. Он не привязан к конкретной жертве, заходит туда, куда занесут ноги. Он главный надзиратель и каждый заключенный — его личная игрушка. Иногда все обходится только ударами, иногда становится тяжелее. Но Андерс знает, что этим его не сломить. Он не думает телом, он думает своим духом. Душа важнее, а все остальное лишь оболочка. Тело может зажить, а вот все остальное — нет. Сегодня ночью не везет Андерсу. Вэйланд тяжело накидывается на него, прижимает лицом к матрасу и берет грубо, жестко. Андерс плачет от боли и ненависти, внутри все горит от злости, он не кричит, только задушено стонет. Так больно Андерсу еще никогда не было. Пальцы щупают тело, останавливаются на шее, отсчитывают пульс. Андерс думает, что мертв, но дух еще не покинул тела, поэтому он еще что-то чувствует. Вэйланд рычит и начинает тихо ругаться, он поднимается и отпинывает от себя бездвижное тело Андерса, натягивает быстро на него штаны, а потом тащит к двери. Рубаха задирается, и каменный пол обдирает спину. Андерс наблюдает за всем, словно со стороны. Его тащат за руки по темным коридорам, по лестнице вниз. Ступени со сколотыми краями оставляют на теле синяки. Вэйланд напуган, но не до паники, он уже избавлялся от трупа, умудрился замять дело, вот и сейчас все повторится, ничего страшного не случилось — подох маг, только и всего. Вот если бы умер храмовник или кто-то из высшего звена Круга, то поднялся бы шум, а так никому нет дела до мажьего выродка, сидящего в казематах за попытку сбежать. Все-таки Вэйланд любит свою работу. Андерс почти не дышит, горло забито болью, но его это совсем не волнует. Его тащат по каким-то туннелям, становится то темно, то светло. Холод и влага липнут к телу. Плевать, думает Андерс, на все плевать, я мертв. Вэйланд вытаскивает его через подземные пути к озеру, а затем сталкивает тело в воду. Теперь глотку заливает не боль, а ледяная вода. Толща озера давит на тело, толкает его вниз, на самое дно. Вот тебе и конец, думает Андерс. Он смотрит на то, как его собственная физическая оболочка медленно поглощается страшными водами Каленхада, и он готов с этим смириться. Вэйланд, конечно, сбегает, чтобы сообщить своим прихвостням, что он нашел мертвого мага, пытался сделать все, что мог, но ему не удалось спасти жизнь, поэтому он предал тело огню, как и полагается. Тяжелая ночь, тяжелая смерть. Андерс ждет, когда же его выпустят из этого мира. Тело плавает в озере, побитое и истерзанное, но что-то все держит, будто в карманах штанов лежат камни, и трудно подняться, двинуться. Андерс смотрит, у него сейчас два зрения: из собственного тела и со стороны. То зрение, что может видеть со стороны, замечает волка. Зверь без страха и заминки ныряет в воду, сцепляет зубы на загривке Андерса и тянет на поверхность, к берегу. Холодно. Оба зрения гаснут, все закутывается во тьму, как в теплое шерстяное одеяло. Наверное, точно конец. ****** Андерс не знает, как ему удалось выжить. Он понимает, что это второе чудо в его жизни. Его сердце практически не билось, он получил обморожение, вывихи и перелом одного ребра. Андерс знает, что его вытащил и спрятал в лесу волк. Грел своим теплом и питал своими силами. Андерс не знает, как такое вообще возможно, но он готов поклясться, что ощущал энергию, исходящую от волка, она лилась из тела зверя в его почти бездыханное тело. В минуты пробуждения Андерс пытался лечить себя, использовал на практике те методы лечебной магии, которые вычитал из книг. Но, видит Создатель, если бы волка не было рядом, Андерс бы ничего не смог, у него не хватило бы сил. Они отсиживаются у подножия гор вторую неделю, Андерс уже поднимается на ноги, но долго ходить не может. Волк всегда рядом, его тело горячее и большое, волк греет не хуже мехового плаща и костра. Вот и сейчас зверь рядом, сидит, не двигаясь, а Андерс жмется к его боку, греется. Ночи в лесу холодные и влажные. — Ты скоро снова меня оставишь, — тихо говорит Андерс. Он часто беседует с волком, знает, что тот все понимает, все чувствует и даже отвечает взглядом. Вот и сейчас отвечает: мотает головой, мол, нет, пока не оставлю. Андерс чувствует облегчение. Его друг рядом, и от этого внутри становится тепло-тепло. Он отправляется в путь через три дня. Силы возвращаются к нему, он почти окреп. Волк рядом, и Андерс может спокойно опереться на него. Он как-то говорит, что точно знал, что волк спасет его от смерти. Теперь Андерс в должниках, он обязательно найдет способ отплатить добром. Волк кивает и показывает большие клыки — улыбается. Они идут вместе, как и в прошлые два раза, только другой дорогой, более длинной. На перекрестке они прощаются, Андерс не грустит, потому что знает, что обязательно еще встретит своего друга. Дальше он идет один. В Круге думают, что он мертв, и это определенно хорошо. И все же нужно быть осторожным и бдительным. Без волка одиноко и тоскливо, нет ощущения духовной близости с другим существом. И никто не греет ночами, никто не отвечает и не сопровождает. Андерса наполняет светлая грусть, она вливается бальзамом и заживляет все прочие раны. Ему есть, по кому тосковать, а значит, он жив. На второй день Андерс приходит в деревушку, где его принимают за попрошайку. И правильно делают, если честно, ведь видок у него тот еще: рваная грязная одежда висит на тощем, изможденном теле, волосы сальные, слипшиеся, торчат во все стороны, на щеках лезет неровная светлая щетина, пальцы с отросшими ногтями, а под ними грязь. Андерсу приходится приложить много сил, чтобы доказать, что он готов работать за ночлег и крошку хлеба. Он работает в поле, подменяет свинопаса, носит мешки. Он вживается в местный колорит, живет почти счастливо. Физический труд облагораживает, а потом местные узнают, что он образован, и просят учить детей письму. Андерс окунается в настоящую жизнь. Теперь он в поле в первой половине дня, а затем уходит к детям. Они чистенькие, светленькие, кто-то задиристый, а кто-то тихий, но все улыбаются солнечно и радостно. Андерс учит их читать и писать, а они учат его любить. Так проходят лето и половина осени. Так бы шло и дальше. Андерс бы совсем вжился в эту деревушку, врос бы в ее землю. Он бы постепенно отстроил себе дом, взял в жену милую девушку, и у них бы появились собственные дети. Но все меняет нелепая случайность. Перед занятиями дети играли в догонялки, бегали и прыгали по хлеву. Люси залезла на хлипкую лесенку, но ступенька лопнула под ее ногами, и девочка свалилась на спину. Андерс, хвала Создателю, пришел раньше времени. Дети кричали и носились, кто-то плакал. Люси задыхалась и уже закатывала глаза. И перед Андерсом встал выбор: применить магию, чтобы спасти девчонку, и показать местным свое истинное лицо, либо дать девочке умереть, но не раскрыть себя. Андерс не тратил времени на раздумья, велел детям расступиться и притихнуть. Его руки вспыхнули голубоватым светом, магия потянулось в хрупкое девчачье тельце, заживляя полученную травму. На лечение Андерс бросил все свои силы, лечил он долго, потому что без посоха и амулетов его способности крайне урезаны. Дети смотрели на него с открытыми ртами, а потом один закричал: «Чудовище! Чудовище!» и заплакал от страха. Мирной жизни пришел конец. Андерс снова оказался в Круге, но ему дали поблажку: он же был жертвой насилия, так что на тот факт, что он скрылся от храмовников, были закрыты глаза. И снова Круг. И снова узкие спальни с шестью койками, а вместо открытого неба — каменный потолок. ****** Четвертый побег проваливается, не успев даже толком свершиться. Андерс тратит много времени, чтобы вспомнить, какими именно путями вытаскивал его тело Вэйланд из казематов Круга. Ясно одно — нужно прибегать к технике энтропии, зарыться в свой собственный разум, чтобы извлечь из него картинки. Андерса питает мысль о том, что из Круга есть ход, нужно только вспомнить, отработать свою собственную память. Ведь в мозгах всегда остается информация, надо лишь найти к ней доступ. Андерс зарывается в книги, все копает, изучает, практикует погружение в собственный разум. Храмовники радуются тому, что их самый неутомимый, буйный маг наконец угомонился и нашел себе дело. Эх, знали бы они… Когда у Андерса получается извлечь первые картинки из собственной головы, он радуется, как ребенок. И ему ужасно хочется поделиться этим своим маленьким открытием. Он, счастливый и одухотворенный, несется к Карлу, кидается ему на шею и тараторит без умолку. Карл только кивает и улыбается мягко. На самом деле, он не поддерживает Андерса в его стремлении обрести свободу, но и отвернуться от Андерса тоже не может, поэтому ему и приходится лишь слушать и снисходительно кивать. И еще, конечно, удивляться тому, как Андерсу, пережившему столько трагедий и бед, до сих пор удается оставаться верящим в собственные стремления, желания и идеалы. Ему бы давно сломаться, еще тогда — после первого неудачного побега, но нет. Андерс пережил два побега, насилие и предательство. Он был на самом краю бездны, но удержался. У него не просто стержень внутри, это нечто большее, настоящий крепкий дух, которому не ведомо уныние. Андерс продолжает свои изыскания. Он мечтает о том, чтобы оказаться в славном местечке у моря, смотреть на закат и встречать рассвет. Он никогда не видел моря! И так хочется узреть эти великие водные просторы! У Андерса получается. Он связывает воспоминания в одну длинную шелковую ленту. Теперь у него есть преимущество, теперь он может попробовать освободиться от этих оков. В первый раз ничего не выходит, но и он остался не пойманным. Андерс делает попытку бежать, проникнуть в катакомбы, пролезть в тайные проходы, но натыкается на кучку стражников. Сердце клокочет у самого горла, кровь кипит, и мысль о свободе колется в затылке. Сделать шаг или не сделать? Может быть, удастся ускользнуть? Нет, Андерс отступает. Прячется в спальне, встает у окна, прижимается лбом к стеклу. Снаружи ночная темнота, озеро ловит на своей глади блики огней, а дальше простирается лес. Все кажется таким близким: только руку протяни и коснешься коры деревьев, ощутишь мягкость живых листьев. Андерс вздыхает, смотрит на ночные пейзажи и замечает два малюсеньких огонька, янтарных, горячих. Все внутри переворачивается, Андерс чуть не подпрыгивает, прикладывает ладони к стеклу, и на секунду ему кажется, что сейчас он пройдет сквозь стену, окажется прямо рядом со своим другом. Волк позволит прижаться к своему боку и оближет лицо, приветствуя и радуясь. Как же хочется на волю! Андерс сжимает пальцы в кулаки. Он должен рискнуть! Все нужно делать неспешно, поэтапно. Андерс знает путь из Круга, но без подготовки ему не выбраться. Недавно ему посчастливилось найти книги по технике скрытности. Маги вполне способны изолировать себя от внимания со стороны, учить подобные заклинания крайне тяжело, потому что они должны воздействовать на чужой разум. Магия должна проникать противнику в мозг и создавать иллюзию отсутствия противника. На одного храмовника повлиять еще можно, но по одному они ходят крайне редко, поэтому подобную технику нужно развить настолько хорошо, чтобы можно было повлиять на разум трех или четырех рыцарей Церкви. На зубрежку заклинаний и тренировку у Андерса уходит несколько месяцев. Он трудится неустанно. Карл же поражается его необычайной выносливости и упорству, многие бы наверняка уже сломались или оставили попытки, но не Андерс. Ему даже бесполезно что-то говорить. Ночью, когда они вдвоем лежат под одним одеялом, Андерс шепотом рассказывает о своих успехах, а потом говорит: — Раз ты не хочешь идти со мной, то я вот что сделаю! Убегу и устрою настоящий переворот! Я вытащу тебя, несмотря ни на что. Карл только улыбается мягко. Ох, Создатель, храни Андерса. ******* В свой пятый побег Андерс успешно применяет выученную технику. Он прижимается спиной к стене и судорожно прочитывает заклинания, он чувствует, как магия струится по его устам, стекает на пол и проникает в храмовников. Они не видят Андерса, только стену, для них он слился с ней. Рыцари проходят мимо, а Андерс понимает, что у него даже сердце перестало стучать на минуту! Он следует дальше, бесшумно, медленно, старается прятаться в тенях, прислушивается к каждому шороху. Слышит: впереди шаги. Негромкий лязг доспехов разносится эхом, Андерса тут же пробирает холодный пот, он пытается сосредоточиться, строчки заклинания скользят в голове, сливаются в связную речь. Андерс пытается произнести заклинание, чтобы отвлечь идущих храмовников, как вдруг прямо за спиной раздается тихий щелчок. «Разбойник!» — думает Андерс и замирает от ужаса. Поймали. — Так-так, кто у нас тут? Никак беглая пташка, — воркует храмовник и сгребает Андерса за шкирку, как глупого щенка. Он добавляет уже громче: — Кто на посту? Я вам принес добычу! Андерса сжимает тихое горе, он был так близок, даже чувствовал запах свободы. Храмовники тащат его в казематы, сажают за решетку, в уже знакомую ему камеру, где крохотное окошечко находится под высоченным потолком. Андерс проводит здесь очень много времени, новый надзиратель терпимый и угрюмый. Он не бьет и не насилует, но иногда забывает дать сигнал к ужину. Андерс думает, что был слишком самонадеян, желание свободы слишком сильно затуманило ему голову, и он потерял бдительность. Ему нужно больше готовиться и лучше держать себя в руках. Прежде чем лезть в чужие мозги, нужно привести в порядок собственные. В темнице сыро и грязно, в ней тьма царит постоянно. Ночами Андерс жалеет лишь об одном — у него нет возможности выглянуть в окно и увидеть своего старого друга, волка, который всегда оказывается рядом. Он и сейчас рядом, так, во всяком случае, кажется Андерсу. Андерс засыпает, а где-то вдали разносится одинокий волчий вой. ******** Андерса выпускают через два месяца с ограничениями в пользовании магией. Ему запрещается ходить на общие занятия и пользоваться магическими предметами. Вход к амулетам, зачарованным кольцам, рунам и посохам оказался для Андерса закрыт. Он думает, что могло быть и хуже, могли высечь или отправить в другой Круг. Наверное, снова сделали поблажку за то, что некогда он был жертвой насилия. Вероятно, храмовники думают, что после всего, что он пережил, с головой точно будет не все в порядке. Во всяком случае, это ему только на руку. Пускай Андерс лишился возможности усилить свою магию, но он не утратил своего желания. Медленно, постепенно он идет к своей цели. Снова берется изучать материалы, снова начинает тренироваться, развивая и совершенствуя свои способности. Он готовится бежать вновь. В шестой раз у него все получается. Он оказывается в месте, где стена башни врезается в каменистый, крутой берег Каленхада. Справа сбегает узкая тропка, но Андерс не помнит, как Вэйланд тащил его по ней, видимо, кинул в озеро прямо с этого места. Андерс садится на корточки, осторожно, чтобы не свалиться, спускается по валунам вниз, к тропке. Ветер задувает ледяной. Время ранней весны, совсем холодно и влажно. Камни покрыты инеем, Андерс осторожно ставит на них ноги, но в итоге соскальзывает прямо в воду. Холод моментально бьет в самую голову, добирается до каждого нерва. В панике Андерс выныривает и начинает судорожно грести. Магией он посылает в свое тело слабое тепло, чтобы не свело конечности, но надолго его не хватит. Воды Каленхада кажутся тяжелыми, вязкими, будто это не озеро вовсе, а лужа смолы. Андерс плавает кое-как, что-то помнит из детства, нелепо перебирает руками и ногами, и все же продвигается вперед. Несмотря ни на что, он будет идти только вперед. До берега он добирается с трудом, руки и ноги коченеют от холода, и Андерс тратит драгоценное время на то, чтобы отогреться. Он растирает пальцы, пытается с помощью магии заставить тепло циркулировать по телу, сосредотачивается, закрывает глаза, как вдруг чувствует тяжелое дыхание и смешное фырканье у себя над правым плечом. Андерс не вздрагивает, не откатывается в панике, потому что знает, кто это. Это друг. Янтарные круглые глаза приветливо сверкают в темноте, как огоньки. — Здравствуй, друг. Мы снова встретились, — тихо говорит Андерс. Радость, возникшая в нем от встречи с волком, греет лучше любого огня. Волк мягко толкается Андерсу в плечо, побуждая подняться на ноги и продолжить путь. В пути Андерс рассказывает своему другу о том, что происходило с ним в Круге, рассказывает о Карле и о всяких смешных и теплых моментах. О да, они были, и их было много! Не вся жизнь Андерса в круге покрыта налетом тоски и страдания, в ней есть место и простым радостям, например, таким, как печенье с шоколадной крошкой и блинчики со сладким сиропом. Андерс определенно сладкоежка, а еще ему нравятся чужие дни рождения, он рассказывает о том, что в этот день у именинника самая красивая улыбка. Андерс любит, когда люди улыбаются. Они останавливаются на ночлег, и волк ложится рядом с Андерсом, подставляет свой бок, словно говоря: «Грейся быстрей». И Андерс греется, запускает пальцы в жесткую черную шерсть. Когда рассветает, они идут дальше, путают следы, ищут новые тропки. Андерс смотрит на волка и замечает у того длинный шрам, пересекающий нос. Рана уже зажила, даже обросла пушком, но рубец все равно проглядывается, хоть и не сразу. — Кто тебя так? — спрашивает Андерс. Он без страха касается пальцами массивной морды, гладит осторожно по носу. Волк в ответ лишь трясет головой, давая понять, что было дело, но сейчас все хорошо. Андерс только вздыхает, жалея, что его не было в момент, когда волк получил свою рану. Андерс защитил бы его, а потом залечил полученные ранения. Интересно, думает Андерс, что было бы, если бы ты был человеком, друг? Волк будто слышит мысли Андерса, замирает, смотрит на него внимательно, а затем клацает зубами, что означает, что все было бы замечательно, они бы вместе боролись за справедливость в этом мире и никогда бы не дали друг друга в обиду. Андерс раскатисто смеется, и они идут дальше уже веселее и бодрее. ******** Храмовники накрывают их внезапно, посреди ночи. Андерс спит, прижавшись к волку. Просыпает резко от осознания того, что их окружают. Волк рядом начинает рычать, мотает головой вправо, мол, уходи немедленно. Андерс решительно вскакивает на ноги. — Я никуда не пойду! Волк начинает раскатисто рычать, а затем хватает Андерса за полы мантии и тащит в стороны, затем перехватывает за руку. Зубы разрывают ткань, царапают кожу, Андерсу больно, но он пытается вырваться. А через минуту к нему приходит понимание того, что бесполезно. Им вдвоем не уйти. Волк оттаскивает Андерса к реке, толкает прямо в воду, его подхватывает течение, с которым трудно сладить такому неумехе, как Андерс. Он барахтается в воде, пытается держаться на поверхности, его качает неуемный поток воды, прибивает его к дальнему берегу. Андерс еле выбирается на сушу, валится на холодную землю, покрытую мхом и заваленную мертвыми ветками. Он с ужасом наблюдает за тем, как храмовники лезут в воду, а волк бросается на них с неистовым рыком и воем. Кажется, он становится еще больше, массивнее, его страшные зубы проминают стальные латы, рвут на части плоть. Но храмовники в большинстве. Они бросаются на волка, закидывают на него сеть, разбойник кидает шашку. Андерс черпает пальцами землю и кричит. Кричит так громко, что закладывает уши. Боль пронзает его сердце так же, как и клинок храмовника пронзает плоть волка. Андерс не может поверить своим глазам, у него только что отняли единственного верного друга. У него забрали родное существо, буквально отодрали от его души. Андерс не может унять своего дикого, отчаянного вопля и слез. Его когда-то били, когда-то насиловали и унижали, он испытывал множество оттенков боли, но такой одуряющей — еще никогда. Будто все его существо в один миг сжалось в крохотный камушек и взорвалось, поражая все тело. Храмовникам ничего не стоит забрать Андерса. Они тащат его обратно в Круг, но Андерс теряет сознание и ничего больше не видит. ********* — А дальше история тебе хорошо известна. Андерс снова оказывается в ненавистном ему Круге. Но его ожидает седьмая попытка сбежать. Если бы тогда он не попал к Серым Стражам, его бы снова отловили, снова посадили бы в карцер, а он бы снова попробовал сбежать. И так продолжалось бы до бесконечности, пока бы его не казнили. — И все же мне интересно дочитать эту историю. Пожалуйста, верни книгу. — История не закончена. — Тогда расскажи мне ее. — Тебе это ни к чему, все самое нужное уже изложено здесь. — И все же. — Ох, гарлок с тобой, Искательница. ********* Андерс бросает Серых Стражей. Сбегает от них. Такая уж у него натура — слишком вольная, чтобы быть связанным обетом. Серые Стражи оказываются для него тем же самым Кругом. Тропы — как своды Башни, и нет никакой свободы. Хотя с ними порой бывает весело. Но Андерс хочет не этого. Он прекрасно знает, в чем его призвание. Он должен помогать людям и разрушать эти чертовы постулаты Круга. Когда-нибудь он подорвет всю суть Церкви. «Ты правильно мыслишь», — хвалит Справедливость. «Я знаю», — отвечает Андерс. Он приходит в Киркволл, в город цепей, где особо живо угнетение магов. Где, как не здесь, Андерсу начать свою деятельность? Он прочно обосновывается в Клоаке, а местные жители быстро осознают пользу от отступника. Он лечит от всех болезней совершенно бесплатно, ничего не требуя взамен. Единственное, что они делают в благодарность — пытаются хоть как-то защищать: предоставляют надежное убежище, предупреждают об облаве храмовников. Все идет своим чередом, пока однажды… Пока однажды на пороге лечебницы Андерса не появляется побитый, помятый ферелденский беженец, наемник. И все бы ничего, таких здесь пруд пруди, но у этого глаза сияют янтарем. Цепкие, дикие, горят огнем, а на переносице шрам, некрасивый, длинный, а улыбка у чужака нечеловеческая, губы кривятся будто в оскале. Андерсу кажется, что мир перед ним расслаивается: на реальный накладывается легкая пелена воспоминаний. Он помнит того волка, что верно оберегал его долгие годы, и тот образ черного зверя накладывается на облик наемника, а затем все сплавляется, две картины вплетаются друг в друга. Волк, незнакомец. Незнакомец, волк. «Кто это?» — волнуется Справедливость. Андерс не отвечает. Не знает, что сказать. Глаза у незнакомца (ведь он действительно для Андерса незнакомец?) ненормальные, звериные, но чертовски умные, залезают прямо в душу. От таких не скроешься, не спрячешься. Взгляд убийцы, но не бестолкового головореза, а народного мстителя. Андерс задерживает вдох, ему кажется, что он видит призрака, ведь не может быть такого, чтобы его давний друг нашел себе другое воплощение. Губы наемника больше не изгибаются в оскале, а растягиваются в довольно мягкой дружелюбной улыбке. — Гаррет Хоук, — говорит он. Его живые глаза светлеют, теперь они больше напоминают расплавленное золото, нежели чистый янтарь. — Андерс, — отвечает растерянный маг. — Я знаю. — Гаррет понижает голос до шепота, будто посвящает Андерса в великую тайну. Андерс отшатывается от него, как от ядовитого клинка, пораженный собственным пониманием, а Хоук толком не дает ему отступить, берет за руки, тянет к себе. И Андерсу кажется, что так было всегда — вот так всегда Гаррет прикасался к нему, заключал в объятья. Он большой, теплый, как… Как волк. Андерс впивается пальцами ему в плечи под недоуменными взглядами посетителей лечебницы и спутников Хоука. Плевать, на все и всех плевать. Андерс снова встретил своего друга. — Но… Как? — все еще не веря своим глазам, спрашивает Андерс. Хоук выпускает его из объятий, опускает ладони ему на плечи и мягко смеется, затем касается указательным пальцем своего виска. — Я тренировался в перенесении сознания в животное, чтобы лучше узнавать местность, видеть другие места. Сначала получалось крайне плохо, потом все лучше, и в одну из своих таких прогулок разума я встретил тебя. Вот зрелище-то было: босой юнец то орет от ненависти, то танцует от радости. Андерс натужно улыбается, понимая, что тогда это действительно было смешно, но он все еще под сильным впечатлением от происходящего. После своего шестого побега он думал, что больше ничто не восполнит его утраты, потому что она слишком велика, слишком сокрушительна. — Не смотри на меня так, Андерс. Слишком странно слышать голос волка, но Андерс всегда думал, что будь зверь человеком, у него был бы именно такой голос: хриплый, низкий, громкий. — Как не смотреть? — Как на могилу старого знакомого. — Потому что ты умер. — Умер волк, но не я. Андерс кладет ладони Хоуку на щеки, покрытые жесткой густой щетиной, гладит осторожно. — Я пытался найти тебя, но удалось только сейчас. — Я понимаю, Гаррет. Слишком странно произносить имя того, у кого раньше его не было. Андерс замирает всего на секунду, чтобы почувствовать, как внутри срастаются старые раны. Он отлично знает Хоука, они знакомы не один год, и все то время, что Андерс прожил без волка, без своей родственной души, будто исчезает. Не было никаких минут одиночества, не было тоски и страданий. К нему вернулась его духовная половина, и теперь он цельный, правильный. Андерс обнимает Хоука за шею, как делал уже не раз, прижимается лбом к его лбу и молчит. Он знает, он все прекрасно знает. И, Создатель, как же щемит в груди от теплой улыбки.