Всё дело в шляпе

Он нервно переступает с ноги на ногу и почти воровато оглядывается, словно опасается, что его кто-то заметит здесь. Хотя кто ещё додумается прийти сюда поздним вечером, почти ночью? Разве что Уотсон, который с того самого дня больше похож на скорбящего вдовца, чем на человека, потерявшего, пускай даже и лучшего, друга. Верный и доблестный солдат, да? С него станется нести вахту памяти, невзирая на то, что похоронен тут вовсе не герой. Андерсон горько усмехается, теребя в руках свёрнутый пакет, который он принёс с собой. Кто бы мог подумать, что у психа тоже есть друзья. Это кажется чем-то из ряда вон выходящим, так как даже терпеть присутствие рядом Шерлока Холмса уже невероятное достижение. Но есть же Уотсон, и Лестрейд, и ещё уйма благодарного Холмсу народа, которые пришли на его похороны. Шеф рассказывал, как много там было людей, до сих пор веривших этому доморощенному детективу. Сам же Лестрейд всегда удивлял эксперта. Жаловался на психа почти каждый день, но стоило им начать расследовать очередное сложное дело, и он бежал к Холмсу за помощью, как какой-то испуганный ребёнок. И это, чёрт побери, инспектор полиции и взрослый мужик, которому давно уже за сорок. Как Холмс умудрился его к себе расположить, хотя всегда вёл себя как язвительный мерзавец? Это прямо вопрос на миллион. Андерсон хмурится, снова окинув взглядом пустующее кладбище, намеренно не смотря на чёрный надгробный камень прямо перед собой. Что он тут делает? Он последний, кого псих захотел бы увидеть, да он бы из собственной могилы сбежал, если бы узнал, что к нему нагрянул такой посетитель. Но Джонатан всё равно пришёл и сейчас чувствует какое-то мрачное удовлетворение, словно его приход мог бы Холмса разозлить или вывести из себя. Чёрт возьми, ему этого не хватает. Хотелось хоть раз уесть этого психа, подловив на какой-нибудь ошибке, или хотя бы победить в споре. Но Холмс всегда оставлял за собой последнее слово. - Спорим, что ты не рад меня видеть? – намеренно нагло спрашивает Андерсон, чтобы скрыть собственную неловкость. – Я и сам не особо рад тут торчать, поэтому не буду распинаться очень долго. Ты, в конце концов, мёртв, и тебе ведь всё равно, что я буду тут говорить? Так что хоть раз просто заткнись и выслушай меня. Моросящий дождь и почти оглушающая тишина только усиливают его нервозность. На кладбище стремительно темнеет, и тут почти страшно - среди старых покосившихся надгробий и памятников. Андерсон видел много мертвецов, но всё равно чувствует себя неуютно в таких местах. - Мне, если честно, плевать, кем ты был. Это Салли ты голову запудрил настолько, что она теперь не знает, как Лестрейду в глаза смотреть. Представляешь, он прямо в лицо заявил ей, что звание лейтенанта она получила только потому, что мы рассказали о твоём вмешательстве в следствие Грэгсону! Мне тогда пришлось Салли весь вечер утешать, слышишь ты, чёртов мерзавец? Лестрейд за любое лишнее слово о тебе готов мне морду набить, словно ты фарфоровый. Идиот, - Джонатан стискивает зубы, пристально рассматривая строгие золотые буквы на чёрном камне, и чувствует, как внутри всё вскипает от гнева. - Лестрейд на нас срывается потому, что сам себя ненавидит. Он тоже считал тебя фальшивкой, ты в курсе? Всё пытался докопаться, как это у тебя получается так легко раскрывать сложные дела, когда никто больше не может. А ведь мы все специалисты, что бы ты там ни говорил, это всё же наша работа. Это потом шеф начал тебе доверять, но знаешь что, - Андерсон вскидывает подбородок. – Если бы он до конца тебе верил, то не послушал бы нас с Салли. Мы к нему тогда пошли только потому, что хотели убедиться, что Лестрейд в тебе уверен. Он знал тебя лучше. Если бы шеф сказал нам, что ты справишься, что он тебе верит - мы бы не лезли больше. Но он засомневался, чёрт возьми, Лестрейд отмахивался от нас, как от назойливых мух, но ни разу так и не сказал, что ты действительно невиновен. И поверь мне, это не тот случай, когда сомнение трактуется в пользу обвиняемого. Джонатан прикрывает на секунду глаза и ёжится от холода. Солнце уже давно зашло, и погода портится с каждой минутой. Но он всё равно продолжает стоять возле могилы детектива, выплёскивая всё то, что накопилось за этот ужасный год. - Я давно хотел тебе сказать, хотя ты и сам отлично это знаешь: я тебя ненавижу. Ты самый несносный ублюдок из всех, кого я встречал. С самого первого своего появления в отделе ты уже таким был. Я бы понял, если бы мы заслужили такое к себе обращение - но нет же, ты даже не потрудился проявить хотя бы каплю вежливости. Тебе всегда было плевать на окружающих и их мнение, я ведь прав? Поверь, если бы ты не лез не в своё дело, то люди бы и относились к тебе по-другому. Но кому я это говорю! Он нервно смеётся от своих же собственных слов. Холмс умудрился выставить его идиотом даже сейчас, что бесит Андерсона просто неимоверно. - Ты же Шерлок, мать его, Холмс! Мне действительно всё равно кем ты был - психопатом, лжецом или гением. Я знаю только то, что ты тащился от преступлений, что ты никогда ни с кем не разговаривал просто так, что игнорировал любые правила приличий. Ты считал всех дураками и бросался в одиночку ловить опасных преступников. Мы ведь твою задницу спасали столько раз, что я со счёта сбился! А ты нам даже спасибо никогда не говорил - только обзывал медлительными идиотами. Мужчина судорожно вцепляется пальцами в пакет и не верит, что он сейчас действительно это произнесёт: - А ещё я знаю, что ты был умным. Действительно умным, но и настолько же самоуверенным. И это привело к тому, что я тут сейчас разговариваю с твоей могилой. Это, наверное, самый мой идиотский поступок за всю жизнь, ты бы оценил, - он кусает губы и снова отводит взгляд в сторону. - Не знаю, зачем ты спрыгнул с крыши Бартса, если тебя не волновало чужое мнение. Но одно я знаю точно – тебя сложно игнорировать или забыть. Ты мог раздражать, удивлять или восхищать, но равнодушным ты никого не оставлял. Андерсон, наконец, что-то решает про себя и разворачивает пакет, который он всё ещё держит в руках. В нём лежит серая охотничья шляпа. Он осторожно вертит её в руках, словно не понимая, как она у него оказалась. - Я... я случайно нашёл её на шкафу в отделе. Не думаю, что ты там её просто забыл - наверняка притащил наш подарок обратно, решив от него избавиться таким образом. А мы, между прочим, на него всем отделом скидывались, - Джонатан чуть улыбается, вспомнив, с каким энтузиазмом все откликнулись на его предложение. Это была хорошая шутка, даже Лестрейду понравилось. В этой шляпе Холмс был похож на охотника или ищейку, что было не так уж и далеко от правды. К расследованию преступлений он всегда подходил не как обычный эксперт. Напротив, детектив всё время высматривал и вынюхивал известное только ему одному, охотился за разгадкой, как настоящая поисковая собака. Так что, подарив Холмсу эту шляпу, они сделали ему своего рода комплимент. - Но ты ведь его не оценил, правда? Решил, что мы издеваемся, или что там ещё могло прийти в твою гениальную голову? Мне иногда казалось, что ты всех насквозь видел, но знаешь что? – ты видел только то, что хотел видеть. Ты никогда не замечал, что Салли под своей резкостью скрывала недоверчивое восхищение - она даже сама себе в этом не признавалась. Она мне недавно рассказала, что тоже приходила на твою могилу. Забавно, правда? Мы вроде как тебя на дух не переносим, но всё равно сейчас с каким-то упорством ищем с тобой встречи. Андерсон делает несколько шагов вперёд и, нагнувшись, кладёт шляпу рядом с подставкой для цветов. Поразительно, но цветы в букете живые и свежие, словно кто-то только недавно сюда приходил и принёс их. А ведь больше года уже прошло со смерти детектива. Это говорит о многом, и Джонатан чувствует себя ещё более неловко. - Я возвращаю шляпу обратно - она твоя. Тебе, может, и было плевать на людей, но людям на тебя - нет. И тебе, Холмс, придётся с этим смириться, хочешь ты этого или нет. Андерсон уверенно кивает и, бросив последний взгляд на надгробие, разворачивается и уходит. И, только сделав несколько шагов по направлению к выходу, он вдруг оборачивается и кричит, совершенно не обращая внимания на то, что в тишине кладбища его голос звучит очень громко: - Но ты всё равно псих!