Легенда о Хо Мэо и последнем единороге.

Полнолуния не было уже шесть месяцев – и это было дурным знаком. В воздухе ясно пахло бедой, хотя большинство людей Гьердлы отказывалось хоть что-то замечать. Это было неудивительно – ведь во многом люди напоминали улиток, которые при любой опасности предпочитали залезть в раковину и притвориться, что ничего не видят. Это было удобно и снимало всякую ответственность. Пусть кто-нибудь другой лезет в пекло, а нам и тут хорошо. Киртан не был человеком – и луна его беспокоила. Киртан не был человеком - и он не привык прятаться. Киртан не был человеком – поэтому в сгущающихся сумерках он не стал искать место для ночлега, а направился в лесную чащу в надежде отыскать Хо Мэо и спросить у него, что происходит с луной. Хо Мэо был древним духом – по слухам самым мудрым из ныне живущих, хотя Киртан решил отыскать именно его по той простой причине, что хотя бы примерно представлял, где он живет. Остальные четверо были неуловимы – Ки Сано пряталась в воздушных потоках, и лишь отголоски ее смеха изредка долетали до мира смертных, Тэ Рио скользил в блеклых тенях и уже лет двести как не нарушал обета молчания (кто-то говорил, что он дал его над телом умершей возлюбленной, другие полагали, что он оплакивал своего лучшего друга – юного рыцаря, павшего в бою), Эсса Ри жил в бушующих водах океана и лишь потерпевшие кораблекрушение могли рассчитывать на его милость, а это было слишком даже для Киртана, и наконец, Даан Лин – Вечный Странник – еще в прошлом тысячелетии ушел на Восток и не вернулся, так что выбирать особенно не приходилось. Луна была необходима Киртану так же, как людям – пища. Полная луна раз в месяц была праздником, залогом того, что такие, как он, еще имеют право на существование. С прошлого раза у него осталась всего пара капель селентия (как прозвали его люди, стремящиеся все облечь в четкую графическую форму) или лунного света, как выражались все нормальные фаэри, привыкшие все называть своими именами. Фляга висела на бедре и с каждым шагом казалась все более тяжелой, хотя, конечно, в ней не прибавлялось ни капли – это Киртан слабел, теряя связь с волшебством. Если он умрет – это будет великой потерей, и дело не только в том, что он в общем-то очень любит жизнь и не хочет с ней расставаться. Киртан – последний в своем роду, и вместе с ним погибнет вся древняя раса. Во всем виноваты люди, конечно же – это они еще с давних времен охотились на единорогов, выманивая их с помощью юных девушек, чистых, как слеза Ки Сано: единороги, привлеченные их красотой и свежестью, выходили на поляну, и девы гладили их, успокаивая бдительность, а охотники выпрыгивали из кустов и забивали прекрасных созданий ради сверкающих шкур и волшебных рогов. Киртану повезло – в нем уже была смесь различных кровей, и он обрел способность принимать человеческое обличье. Но вот беда – он все еще не нашел той спутницы, союз с которой позволил бы ему сохранить кровь своего народа, а не уничтожить ее. Насколько ему было известно, таковой могла стать лишь дева из рода пегасов или лунная фаэри, но и они в нынешнее время были столь редки, что он не встречал ни одной и в самые сумрачные дни думал, что их уже и нет вовсе. Когда деревья, наконец, обступили его плотной стеной, он уже едва держался на ногах. Помедлив, Киртан отстегнул флягу и допил последние капли – если ему все удастся, луна напоит его сполна, если же нет – так эти две крохи силы не спасут его. Почувствовав, что может пройти еще пару миль и не околеть по дороге, Киртан двинулся дальше, тщательно всматриваясь в темноту. Через полтора часа он увидел святилище – оплетенную ветвями стелу, на которой было высечено изображение Хо Мэо. Тяжело опустившись на колени у идола, Киртан молитвенно сложил руки и воззвал, вырезая слова из собственной души: - Дух леса, отец мой и покровитель, не оставь меня в сей трудный час, помоги мне! Жизнь покидает меня – не дай ей вытечь полностью! Не о себе прошу я, но о роде своем, что был предан тебе со дня Творения! Я – последний из единорогов, и со мной умрет моя раса, позволь мне прожить столько, чтобы оставить наследника с кровью моей и вырастить его достойным моих предков! Киртан с волнением смотрел в резные черты, но они даже не дрогнули, и лес вокруг оставался все так же безмолвен. Киртан подавил тяжелый вздох и продолжил: - Шесть месяцев уже не видел мир полной луны, и если она не взойдет сегодня, смерть унесет меня в свои чертоги. Молю тебя, верни луне ее силу или дай мне знать, что сделать, чтобы она вернулась к ней. Киртан замолчал и стал ждать ответа, но ни одна травинка не шелохнулась рядом с ним. Он снова ощутил слабость и легкое головокружение и в отчаянии закусил губу. - Хо Мэо, отец и покровитель, ты не слышишь меня?! – вскричал он гневно и горько. – Или тебе все равно, что умирает твой сын, а с ним и род его, столь преданный тебе?! Но тих был лес, и идол оставался все таким же холодным и молчаливым. В отчаянии вскочил Киртан и заметался по поляне, сквозь зубы проклиная безразличие лесного духа. Наконец, утомившись и пресытившись злобой, он бессильно осел на землю, оплакивая собственную участь и потеряв всякую волю. Все было кончено – через пару часов его сердце остановится, и роду единорогов придет конец. Внезапно, сквозь свою печаль, услышал он некий слабый звук, доносившийся из-за деревьев, обступавших поляну плотным кольцом. Киртан немного посидел, прислушиваясь без особого интереса – но в конце концов это был единственный звук, нарушавший первозданную тишину, и он тяжело поднялся, пошатываясь, бредя сквозь кусты. Источник шума вскоре обнаружился – им оказался маленький лисенок, поскуливающий на траве, и Киртан тут же понял, в чем дело – зверек угодил в капкан и истекал кровью, окроплявшей сухую землю. Лисенок был не рыж, а бел или даже серебрист – его шерсть напомнила ему цвет луны, которую он ждал с таким нетерпением. Увидев Киртана, лисенок приподнял голову и издал протяжный жалобный звук. Киртан приблизился, опустившись на одно колено и разжал железные тиски, высвобождая лапу. Кость была раздроблена, и зверек потерял уже слишком много крови – и в его темных глазах Киртан ясно увидел отражение приближающейся смерти. - Дело плохо, малыш, - негромко сказал он, осторожно поглаживая лисенка по затылку, и тот лишь тихо всхлипнул – но так, что у Киртана чуть сердце не разорвалось. Он смотрел на умирающего зверька, и все его собственные проблемы будто отступили на второй план – ведь этот малыш умирал сейчас, а него самого еще точно есть пара часов. И уж точно ему не придется смотреть со стороны, как слабеет хрупкое тело, и как краска уходит из глаз, способных отражать звезды… - Нет, нет… - прошептал Киртан, судорожно прижав к себе лисенка. – Так нельзя, ты же так красив…ты слышишь меня? Ты прекрасен, как луна, дарующая жизнь фаэри, ты не должен умирать. Лисенок смотрел на него и грустно улыбался – он был мал, но уже хорошо представлял себе, как бессмысленно спорить со смертью. Киртан понял, что его глаза обжигают злые слезы, он поднял глаза к пустому темному небу без луны и едва не взвыл от отчаяния. И тогда, окончательно разуверившись в духах, он вспомнил о древнем ритуале, забытом с течением лет: «жизнь за жизнь», величайшая жертва, величайший подвиг. Посмотрев на лисенка, странно притихшего и явно с трудом фокусирующего взгляд на нем, Киртан глубоко вздохнул и вынул из ножен кинжал, крепко перехватив его за рукоять. Зверька он опустил на траву перед собой и погладил, стараясь не смотреть на кровь, а лишь любоваться на удивительный оттенок шерсти. - Моя жизнь невозможна без света луны, а ты волен жить лишь воздухом и своей жаждой, - сказал он с грустной улыбкой. – Ты очень юн, а я прожил достаточно. И еще ты так красив, что с твоей смертью мир потеряет все краски… Возьми мою жизнь и будь счастлив. Киртан не привык говорить много – и потому не стал ни благодарить духов, ни оставлять заветов своему преемнику. Он лишь улыбнулся и со всего размаха пронзил себе грудь кинжалом, ни на секунду не переставая думать о лисенке, чтобы ни крупица его жизни не пропала даром, а вернула силу и дыхание в маленькое пушистое тельце… Когда он уже перестал чувствовать биение своего пульса, он закрыл глаза и отпустил этот мир, как отпускают лодку с причала – без боли и сожаления, словно все это было не с ним и не про него.. - Единорог Киртан, поднимись, - позвал его чей-то мягкий и мелодичный голос, и Киртан открыл глаза. Он лежал на траве, и она пахла лесом, а над его головой сияла полная луна, озаряя весь мир своим благодатным серебристым светом. - Я уже там? – с благоговением спросил он, любуясь запредельным царством, где должен был встретиться с предками и забыть о земных страданиях. Рядом послышалось совершенно определенное фырканье. - Ты как обычно торопишься, Киртан. Он повернул голову и увидел лисенка – тот сидел в двух шагах от него, совершенно невредимый и неподражаемо улыбался, сверкая темными глазами. Киртан поморгал, изумленно рассматривая его и пытаясь найти хоть какое-нибудь разумное объяснение. - Ты? Но ты же…я… - Ты отдал за меня жизнь, Киртан, - уже серьезно отозвался лисенок, протягивая лапку и касаясь его руки. – Хотя до того думал лишь о себе и своем роде. Все единороги так невероятно горды… - Откуда ты знаешь? – слабым голосом спросил Киртан, пытаясь хоть что-нибудь понять. - Луна перестала светить потому что вы воспринимали ее как данность, - негромко сказал лисенок. – Вы не ценили ее как положено, вы забыли о том, что жизнь – это величайший дар, а воспринимали ее как нечто само собой разумеющееся. И оказавшись на пороге смерти, ты не стал больше ценить жизнь – лишь возмутился, что ее у тебя отбирают. Киртану стало стыдно, и он опустил голову, не решаясь смотреть в невероятно искренние и пронзительные глаза лисенка. Ему казалось, что этот малыш презирает его, и ему ужасно хотелось провалиться сквозь землю, о внезапно ощутил, как что-то мягкое и теплое улеглось ему на колени. Подняв взгляд, он увидел, что лисенок лежит на нем, мягко улыбаясь и глядя с неподражаемой теплотой. - Но ты вспомнил об этом, Киртан. Увидев страдания другого существа, ты забыл о себе. Ты выдержал испытание, и теперь луна вернулась на небо. Пей ее, Киртан. И Киртан пил, и купался в лунном свете, то оборачиваясь единорогом, то вновь принимая человеческий облик, и ловил звезды и вновь подкидывал их в темное небо, со смехом играя с ветром и ночью. Лишь к рассвету он успокоился и, тяжело дыша, обернулся в поисках лисенка. Тот спокойной сидел у подножия дерева и с улыбкой наблюдал за Киртаном. Немного смущенный, тот подошел и присел рядом, запуская руку в серебристую мягкую шерсть. Они встретили утро вместе, а потом был день, и был вечер, и была ночь – и Киртан снова пил луну, ибо она светила теперь целую неделю, чтобы напоить изголодавшихся фаэри. Лишь спустя много лет, вновь вернувшись на те места вместе с лисом – уже повзрослевшим и возмужавшим – он вновь задумался о том, что же значили слова об «испытании.» - Так это Хо Мэо проверял меня тогда? – спросил он своего лучшего друга и брата, с которым с тех самых пор не разлучался ни на минуту. Лис посмотрел на него с привычной мягкой улыбкой и кивнул: - Конечно, Киртан. Хо Мэо всегда слышит зов своего народа, но каждый, кто зовет его, должен быть достоин помощи. - Но мне помог ты… - с легким удивлением отозвался Киртан и тут же осекся, уставившись на невозмутимого лиса, сверкающего в лунных луча. – Постой-ка. Ты и есть Хо Мэо? Лис глубоко вздохнул и некоторое время молчал, точно пытаясь удержать что-то в себе. Наконец он не выдержал и рассмеялся, игриво боднув Киртана макушкой в руку. - Силы небесные, Киртан! Тебе понадобилось двадцать лет, чтобы дойти до этого! - Это еще что, - с легким смущением отмахнулся единорог. – К тебе-то я шел всю свою жизнь. И они улыбнулись друг другу, как два заговорщика, объединенные общей тайной. Светила полная луна – и это было самое время для того, чтобы быть живым.