Улыбка

Прыжок. Пятнадцать этажей за спиной. Впереди еще столько же. Удар. Кусок толстовки в моей руке. Твое бледное лицо и застывшие глаза. Я стоял и смотрел на тебя и понять не мог, как это произошло. Как я смог допустить это. Как умудрился опоздать на долю секунды и оторвать только кусок толстовки. Схвати я тебя чуть быстрее… нахуй. Я все это помню. Что бы ни случилось, сколько бы времени ни прошло. Я всегда буду помнить. Я помню тебя, Цветной… Честер. Малолетний идиот. И ведь ты все сыграл по нотам. Сейчас, двадцать лет спустя, я все понимаю. Ты был умен. Ты не собирался сдаваться. Свобода или смерть. Третьего не дано. Я этого тогда не понял. Мелкий, хитрый говнюк. Ты легко играл со мной, а я поддался. Но, знаешь, это дало свои плоды. Я никому не верю. Я могу за несколько минут определить — виноват ли человек в преступлении, или же мои подчиненные снова сели в лужу. Лучшая раскрываемость, лучшие результаты, лучшая команда. Моя команда, Цветной. Ты меня таким сделал. Ты вырвал мне душу. Ухватился за нее и спрыгнул вниз. Те, кто избавляет город от дерьма, умирают. Так ты сказал. И скажи мне только одну вещь… Какого черта я все еще жив? Какого черта я все еще не спился, хотя мог уже давно?! Какого черта я не задохнулся от дыма в своей квартире, которая прокурена сверху донизу?! Почему я не могу уйти, ответь? Я прожил чертовы двадцать лет, видя тебя всюду. Чертов дьявол с красными волосами. Даже сейчас я вижу тебя в окне собственного кабинета, хотя он на пятом этаже без балкона. Ты смотришь на меня все так же — с насмешкой. Но она по-прежнему незлобная… Она какая-то странная, я до сих пор ее не расшифровал, честно. Спустя столько лет я так и не могу понять — а любил ли ты меня, как я тебя? Да и черт поймешь, была ли это любовь. Психолог бы сказал — Стокгольмский синдром. Хрена с два. Я не сочувствовал тебе! Я не сопереживал тебе! Такого не было! А может… Прекрати смотреть на меня. Это начинает раздражать. Прекрати преследовать меня. Это становится похожим на шизофрению. А мне это не нужно.

***

Конец смены. Все медленно расходятся по домам. Майк Шинода, капитан полиции, начальник отдела по борьбе с организованной преступностью Лос-Анджелеса, закрывает свой кабинет на ключ и спокойно покидает место работы. Ночь на улице дышит прохладой. Майк любил ночь. Он любил ходить по старым улицам города до своего дома, размышляя о прошлом. Оно не отпускало его. Не хотело. И он не позволял. Клочок толстовки все еще хранился у него дома. Майк хранил его, как что-то священное. Заброшенная стройка, которая за двадцать лет не изменилась ни на йоту, ничуть не обделена вниманием капитана полиции. Каждую ночь он подолгу сидит на ней и играет в русскую рулетку. По одному обороту за раз. Не выстрелило сегодня — попробует завтра. И так вот уже месяц. Шинода сам не понимал — то ли он фартовый настолько, что ни разу не раскрошил себе голову, то ли его чертову задницу кто-то оберегает. Потоптавшись в прихожей, Майк проверяет патрон в рулетке револьвера, убирает его в карман и идет на стройку. Холодные каменные плиты встречают Шиноду в своих неизменных позах. Майк проходит на третий этаж, на котором все и началось. Проводит руками по балкам, на которых любил висеть вниз головой Цветной. Честер. Малолетний идиот. Майк подходит к самому краю и долго смотрит вниз на металлические штыри, что торчат из старых арматур. В темноте видны только едва заметные отблески на них от фонарей. Усевшись, свесив ноги вниз, Майк начинает крутить рулетку. Несколько раз в одну сторону, на один больше — в другую. Взводит курок, приставляет к голове. Щелчок. Пустая обойма. — Блять, — Майк открывает револьвер. Пуля находится в соседней ячейке от той, которая «выстрелила» в голову Шиноды. Капитан снова ругается. — Сделай это еще раз. От внезапного голоса по телу проходит холод. Майк вскакивает на ноги и оборачивается. Вначале он думает, что его глаза обманывают его. Прямо в дверном проеме стоит Честер. Юный. Ухмыляющийся. Малолетний идиот. — Ты… — выдыхает Шинода, а трясущиеся руки нацеливают револьвер в сторону убийцы. — Сделай это еще раз, Майк, — повторяет свою фразу Честер и подходит ближе. — Ты же знаешь правило… Он подходит вплотную, крутит барабан револьвера, останавливает его и подносит дуло к виску Шиноды. — Этот мир полон дерьма, Майк, — голос Честера спокоен и мелодичен. — А знаешь, что бывает с теми, кто избавляет мир от дерьма? — Они умирают, — заканчивает за него Майк. Он смотрит в карие глаза Цветного и чувствует, как на него накатывает волна спокойствия. Как становится легко. На губах Честера появляется улыбка. Майк глубоко вздыхает и нажимает на курок.