***
Следующее пробуждение Гаары началось с жуткой мигрени. Он приоткрыл веки и тут же снова зажмурился: яркий свет резал ему глаза. – С пробуждением, Гаара-кун, – произнес знакомый-незнакомый голос, вызывав новую вспышку головной боли из-за противоречий в памяти. Одна часть его сознания хорошо знала владельца этого голоса и подкидывала множество беспорядочных, расплывчатых воспоминаний о нем, в то время как другая считала его незнакомцем. Потенциально опасным незнакомцем. – Гаара-кун? – настойчиво повторил голос. Гаара с трудом открыл воспаленные глаза и увидел склонившегося над ним мужчину. Каждый звук, слетавший с губ этого человека, отзывался в голове набатом, его дыхание было как звук когтей, скребущих по стеклу, внешний вид вызывал каскады противоречащих друг другу ассоциаций, а воспоминания о нем разрывали мозг, кружась в памяти головокружительной каруселью. Гаара ощутил бесконечную ненависть к нему. Сейчас этот мужчина был для него злейшим кровным врагом. Ненависть, которую Гаара испытывал к этому человеку, была столь ярка и велика, что, казалось, разгоралась в нем годами, подпитываемая болью, унижением и бессонными ночами, заполненными планированием и предвкушением жуткой мести. Шукаку неторопливо выползал из глубин его подсознания, как сонный хозяин на завтрак в выходной, зная, что все уже готово и разогрето, и нужно лишь сесть за стол и приступить к трапезе. Но вдруг перед глазами Гаары мелькнуло что-то красное и он почувствовал ощутимый хлопок по лбу. Это странным образом отрезвило его. Казалось, будто от лба по всему его телу разошлась ударная волна, опрокинувшая Шукаку обратно во тьму сердца, сомкнувшая трещины разума, объединившая сознания двух Гаар и развеявшая удушающее облако ненависти, витавшее вокруг. В одно мгновение Гаара вновь стал един и безмятежен. – Успокойся, – повелительно произнес голос. Теперь Гаара знал его, точнее, мог наконец принять это знание. Это был голос Масамунэ-сенсея. – Успокоился, – послушно ответил Гаара. – Славно, – спокойно ответил Масамунэ. По его голосу совершенно нельзя было понять, какие чувства он испытывает и имеет ли он эти самые чувства вообще. Впрочем, насколько Гаара теперь знал, это было совершенно естественное состояние для этого человека. Масамунэ Акияма был довольно крупным, даже скорее мощным мужчиной, лет сорока на вид. Жесткое, словно вырубленное из камня лицо и короткий ежик седых волос делали его похожим на статую, вытесанную из скалы неким сказочным каменотесом, который оживил свое творение, но забыл одарить его живым сердцем. Это впечатление усиливалось благодаря суровому и непреклонному взгляду глаз тёмно-зелёного, даже с каким-то болотным оттенком, цвета. Оживший кусок камня меж тем продолжал: – Как ты, возможно, догадался, во время ритуала по усилению печати Шукаку попытался вырваться. Безуспешно, конечно, но, судя по всему, определенное влияние на тебя он оказал. Что ты увидел? – Масамунэ внимательно посмотрел в глаза джинчурики. Гааре стало неуютно: холодный взгляд этого монаха был спокойным и одновременно безжалостным, даже каким-то мертвым. Он в очередной раз со страхом подумал, что глаза этого человека напоминают скорее искусно ограненную стекляшку, настолько невыразительны они были. Конечно, Гаара понимал, что Акияма, несомненно, обычный человек, возможно просто с трудной судьбой и непробиваемым характером, но из глубин его детского Я исходила абсолютная уверенность в нечеловеческой сути его собеседника. Это же детское Я как-то внезапно вышло на первый план, сжалось и промямлило: – Я, я увидел… – тут тело Гаары как-то само сглотнуло и продолжило, – как будто Храма нет, а я один, совсем один, в Суне, и меня все боятся и ненавидят, что я… я их потом всех-всех убиваю! – и замолкло, внешне будто бы замкнувшись в себе. Внутри же Гаара ликовал: не сказав ни слова лжи, они его обманули! Не выдали истинного положения вещей! Некоторое время Масамунэ беспристрастно разглядывал его, погруженный в какие-то свои мысли или же ожидающий, что Гаара скажет что-нибудь еще. Сабаку но даже как-то скис под этим взглядом. Вообще, актерская игра никогда не была его сильной стороной, но сейчас он ощущал себя скорее сторонним наблюдателем, или кем-то вроде суфлера, в то время как всю работу делал кто-то другой – маленький, бесконечно слабый и столь же бесконечно родной ему. Как будто тот маленький Гаара, живший в этом теле до его прихода, решил вмешаться и помочь старшему собрату. – Ясно, – произнес Акияма. – Лежишь здесь до завтра, отдыхаешь. И ушел.***
– Три раза потерял контроль за неполные сутки. Едва не разревелся во время разговора. Вы уверены, что нам нужен такой джинчурики? Может, извлекаем? Еще не поздно нового обучить. – Увы, вряд ли он переживет извлечение. Нам не нужны проблемы с Казекаге. – А я говорил, надо сиротку было брать. Меняли бы их по десять раз на дню и нет проблем. А вы: идеально подходит, идеально подходит… – сказал кто-то старческим дребезжащим голосом. – Или в кого постарше запечатывать, кстати. Когда характер уже сформировался. Чтобы подобных оказий не случалось, понимаете? – Мы это уже обсуждали. Эффективность таких джинчурики меньше, чем тех, в кого запечатали биджу в более раннем возрасте. Организм успевает привыкнуть, следовательно, использовать их можно дольше, КПД выше. Неужели вам, уважаемый, стоит объяснять столь элементарные вещи? – с издевкой произнес сухой резкий голос. – Что для нас важнее: подконтрольный или эффективный джинчурики? Оружие бессмысленно, если его нет в наших руках. – А я ведь говорил… – снова раздалось старческое ворчание. – Успокойтесь, господа. Возможно еще не все потеряно. Усилим печать и тренировки, успеем его переделать, – вступил в беседу властный голос. – А не переборщим? В этом возрасте их лучше не перегружать… – Позволено ли мне будет вмешаться в ваш спор? – мягко спроси Масамунэ. – Ну-ка, у вас есть предложения, Акияма-сан? – Некоторое время назад, ко мне обратился Яшамару-сан с просьбой отпустить его и Гаару на скорую свадьбу Казекаге-сама… – И что? Отказал бы, не хватало нам еще левых связей. – Подождите-ка, я кажется понимаю идею уважаемого Масамунэ-сана… Деревня из кошмара, волнение из-за встречи с семьей, шумный праздник… Хотите проверить эмоциональную устойчивость? – А если сорвется? Может быть скандал. – Высвобождение биджу не мгновенное, успеем вмешаться. – Это имеет смысл. – Решено. Однохвостый отправляется в Суну на время празднования.