Страшная тайна Люциуса Малфоя

Люциус Малфой стоял у окна. Пузатый бокал в руке, аромат коньяка, капли дождя на стекле и нетерпение, уже перерастающее в раздражение. Да, именно нетерпение и волнение, скрытое за раздражением. «А вдруг не придет? Он ведь такой…» Тут Люциус фыркнул себе под нос. «Придет, обязательно придет. От Малфоев никогда не уходят» Люциус был абсолютно уверен в этом, но червячок сомнения все равно ворочался в душе. Бывшая жена Нарцисса не в счет. В конце концов, она прекрасно знала, на что идет, знала пристрастия мужа. И получила все, что хотела — полное обеспечение и сына, наследника Малфой-менора, которого Люциус обожал и регулярно посещал, задаривая подарками сверх меры. Снейп, крестный Драко, неоднократно высказывал Малфою, что тот просто забаловал мальчишку. На что в ответ получал высокомерный взгляд и выражение лица без слов говорящее: «Малфои всегда правы. Попробуй меня в этом разубедить» «Придет… Придет. А вдруг нет?» Пальцы сильнее сжали ни в чем не повинный бокал. Красивый мужчина с длинными платиновыми волосами, заплетенными в косу, разглядывал капли, стекающие по стеклу. Разглядывал с видом человека, пытающегося доказать самому себе, что все в порядке и он просто вот так рассматривает водяные ручейки. Раскат грома и минуты ожидания, превращающиеся в пытку. И воспоминания, как они совсем недавно сидели в креслах, смакуя благородный напиток, любуясь золотистым цветом с янтарным оттенком. Его темные волосы, прядями ниспадающие на лицо. Абсолютно не сальные волосы, как считают некоторые, а просто мягкие, пропитанные запахом зелий, чуть пряноватым запахом, но таким… Его движения руки, неторопливые движения, поворачивающие бокал по оси, для наилучшего «раскрытия» вкуса. Слегка поджатые губы, когда он рассказывает о новых бестолковых оболтусах, наполнивших школу. «Ну, я ему задам. Письмо с совой он точно получил. Теперь сидит у себя и злорадствует. Черт, и ведь ничего не помогает. Да что же за напасть такая…» Тут мужчина, раздраженно поставив бокал на стол, метнулся в спальню. Оттуда послышались какие-то подозрительные звуки, приглушенный мученический стон. — Что у Вас, мистер Малфой? Вы мне прямо такие ужасы описали в письме. Домовик заламывает руки, словно, Вы при смерти. И судя по зашуганному виду — ему уже сегодня досталось, — раздался чуть насмешливый, но до боли знакомый голос. Люциус поджал губы — он терпеть не мог, когда Северус говорил вот таким тоном, называя его на "Вы" и показывая этим свою обиду или недовольство. Но сил терпеть этот зуд уже не было. Удивительно, но не помогало ничего. Кожа на ягодицах невыносимо чесалась, блондин не мог нормально сидеть, спать, жить и, проведя две бессонные ночи, все же принял решение обратиться к Северусу, с которым находился в ссоре. Снейп тогда хлопнул дверью, Малфой чуть не сломал от злости трость. Причина ссоры была нелепа, даже возможно банальна, но оба обладали вспыльчивым характером и вот уже как три недели не разговаривали, а при встрече холодно друг другу кивали и расходились, каждый по своим делам. — Мне еще долго ждать, пока Вы соизволите открыть свой рот и все объяснить? Малфой страдальчески поерзал на постели, еле сдерживаясь, чтобы не сказать что-нибудь неприятное явно издевающемуся сейчас над ним зельевару. — И показать … ммм…свою …, — продолжил Снейп и фыркнул, едва сдерживая смешок. А Люциус с лихорадочными, от злости и досады, пятнами на щеках, проклиная про себя ехидного любовника, наконец, соизволил задрать халат, перевернуться на живот и явить взору Северуса пятую точку, покрытую мелкой сыпью. «Чертов малфоевский зад, чертов подтянуто-округлый, невероятно притягательный, даже будучи помидорно-красным, малфоевский зад» Выпустив, как-то подозрительно шумно, воздух через нос, Северус присел на край постели. Постели, где они с Люциусом без устали предавались любовным утехам. Мужественно дотронулся пальцами до кожи, уговаривая себя, что ягодицы выглядят ну, абсолютно не сексуально. Ну совершенно абсолютно. В конце концов, Люциус заслужил холодные снейповы взгляды и никаких сентиментальностей сейчас. Да, вот никаких. Северус не носил «розовые очки» и прекрасно знал, что платиновый интриган, умеющий любую ситуацию вывернуть в свою сторону, владеющий деловой хваткой, обладает характером прирожденной стервы. Если такое слово вообще применимо к лицу мужского пола. — Ничего, жить будете, мистер Малфой, — изрек Северус, уже намазывая на покрасневшую кожу ягодиц приготовленную успокаивающую мазь. — И прекратите елозить. Я не собираюсь Вас отлавливать на этом траходроме. Последняя фраза прозвучала так двусмысленно, а чертов Малфой так приподнял бедра… Вдох, выдох… — Так, не вздумай об этом проболтаться. Это тайна, — выдал Люциус голосом, не терпящим возражений. — Тайна что? Твоя красная, как у павиана, пятая точка или то, что ты не знаешь меры в поедании своих дурацких конфеток? Малфой фыркнул. Люциус Малфой, взрослый мужчина, стеснялся, пожалуй, единственной вещи — а именно своего необузданного пристрастия к лакомству в хрустящей обертке. Взрослому человеку, а особенно ему — Люциусу Малфою - негоже обнародовать такой секрет. Нет и нет! А Снейп, на время прекратив лечебные манипуляции и незаметно для себя снова перейдя на «ты», вздохнул и прикусил губу, чуть усмехнувшись. " Все-таки Люц заслужил эту «маленькую месть». Дочка кондитера страдает юношескими высыпаниями, а моя мазь пришлась ей так кстати. И просто немного добавить кое-какого порошка в пачку с леденцами, которые Люц заказывает, а потом лопает без остановки. И через три дня сова уже ломится с письмом…" — Сев, а Сев… Снейп снова упорно втирал мазь в малфоевский зад. И опять: — Сев, там уже по-моему дыра от твоих притираний. — Заткнись, просто заткнись, — сквозь зубы ответил зельевар, понимая, что его пальцы уже не втирают, а поглаживают, ласкают. Ласкают задницу этого заносчивого Малфоя, так возмутительно-вызывающе раздвинувшего ноги. Совсем немного раздвинутые ноги, но этого было вполне достаточно, чтобы Снейп увидел мошонку, услышал провокационный вздох… — Уже лучше? — Северус мужественно пытался сохранять остатки самообладания, чтобы не содрать халат, прикрывающий широкие плечи. Прикрывающий шейные позвонки Люциуса, которые он, Северус Снейп, так любил целовать. Пытался сохранять остатки самообладания, чтобы не впиться губами в эти жадные губы, которые обхватывали его член каждый раз так, что у Снейпа перехватывало дыхание. Перехватывало от этого блядского взгляда, которым порой награждал его Люциус. Люциус, который мог посмотреть серо-голубыми, в обрамлении светлых ресниц, глазами так, что неугодный собеседник чувствовал себя, словно «облитым ледяной водой». Люциус, обожающий заталкивать своего возлюбленного в укромный уголок и отсасывать, отсасывать влажно, жадно, до хриплого рыка, извергающегося из горла Северуса Снейпа. " Мерлин, я как оголодавший подросток, а этот не лучше…" Но пальцы уже гладили поясницу, пальцы другой руки вели по платиновому плетению косы, глаза жадно пожирали оголенную нижнюю часть тела… Отброшенный пузырек, переворот Люциуса на спину, успевшего, впрочем, сообщить о наступившем облегчении. И глаза в глаза… — Прочь тряпки, — хриплый выдох Северуса, потемневший взор Люциуса. Это была какая-то лихорадка двух влюбленных, дорвавшихся друг до друга. Безумие, словно им вкололи лошадиную дозу феромонов. Пьяные от вожделения, потирающиеся обнаженными телами. Влажные головки членов, прикосновения, объятия, укусы-поцелуи, губы в губы… Неистово, на грани грубости… — Мерлин, я так по тебе соскучился… — Северус уже не мог больше ждать. Не мог ждать и Люциус. Провокационно раскинутые ноги блондина выбивали последние остатки разумных мыслей. Лишь одно желание, одно на двоих. — Как же я хочу тебя… — остатки слов зельевара потонули в шумном выдохе Люциуса. Дрожь, стон, прикрытые веки… Торопливо призванная смазка. Слишком много, но это не важно. Быстро, настойчиво… Долго, так долго они не были вместе. А пальцы блондина уже надавливали на анальное отверстие, провокационно кружили, дразнили… Толчок, вздох… — Сеев… И Снейпа накрывало, заливало волной наслаждения, отдавалось пульсацией крови в висках. Поцелуи, такие рваные, похожие на мазки. Новый стон, палец скользил в анальном отверстии, Северус терся уздечкой члена о член Люциуса, продолжающего ласкать своего возлюбленного. Да, вот так - как он любит. Так, чтобы закусил губу, напрягся всем телом, ощущая дрожь. Так, чтобы хрипло выдохнул его имя - " Лююц..", сжимая анальные мышцы. Было жарко, бедра соприкасались, потирались, Люциус чувствовал внутренние анальные спазмы, утопающего в удовольствии Северуса. Еще, еще... Вспотевшие тела, низкий вздох зельевара, уже соскользнувшего с пальца Люциуса, с самого Люциуса. Соскользнувшего, чтобы покрыть жадными поцелуями адамово яблоко, плечи, грудь платинового красавца. И обласкать соски, лизнуть чуть заметные светлые волоски на грудной клетке. И продолжать, продолжать дразнить, вылизывать пах, обхватывать губами бархатистую головку - влажную, темно-багровую от прилива крови, щекотать мошонку, похабно обсасывать каждое яичко. Подняться выше и продолжать сладостную пытку так, чтобы возлюбленный изогнулся навстречу ласкам, томно постанывая, раскидывая еще шире ноги. И нетерпеливое потирание уже просто каменного стояка о другой не менее каменный стояк. Такие влюбленные, пьяные от похоти, они перекатывались на постели, сминая простыни, они дышали друг другу в губы, слизывали капельки пота на висках друг друга. Смазка щедро увлажняла анальное отверстие Люциуса, так жадно насаживающегося на пальцы Северуса. - Глубже, Сев, еще...,аах..., ооо... - ненасытно, порочно... Малфой сжимал кулаки, метался под пальцами зельевара, терзающего, ласкающего, массирующего сплетение нервов. Еще прикосновение к предстательной железе и вскинутые бедра, запрокинутая голова, член с поблескивающей головкой... Ладони Снейпа на малфоевских бедрах, толчок, стон, вздох... Воздух в их спальне был пропитан запахом секса, запахом любви, их стоны переплетались и растворялись, как они растворялись в друг друге. Снейп вбивался жадно, рвано, на всю длину, хлопая мошонкой по промежности, не сводя потемневшего взгляда с распластанного под ним Люциуса - уже "поплывшего", лежавшего с обцелованным ртом, с разметавшейся платиновой косой. Северус не сводил взгляда с румянца залившего бледную кожу щек, шеи Люциуса, лежавшего с раскинутыми руками и еще крепче сжимающего кулаки. Малфой срывался на крик ощущая, как влажная головка снейпового члена проезжается по простате, вызывая жар, пламя, спазмы, которые скручивали пах, пронзали позвоночник. Северус погружался, снижая темп, ворочался, одуревая от плена анальных мышц, их гладкости, податливости, с которой они раздвигались, позволяя входить так глубоко, так неистово, чтобы слиться воедино. Стать одним целым с уже практически орущим под ним Люциусом. Люциусом, который сжимал анальные мышцы так, что у Северуса "взрывался мозг", поджималась мошонка и было понятно— еще пара толчков, и Северус спустит, зальет спермой. А вслед за ним спустит и Люциус, уже также находящийся на грани. Еще, еще, глубже, быстрее... Пальцы Малфоя, впившиеся в бедра Снейпа, хриплый вскрик, стон, надрывный стон и оргазм... Оргазм, практически одновременный, накрывающий, скручивающий ступни, пах. Отступающий, оставляющий после себя пересохшее горло, сбитое дыхание и пульсацию в висках. Расслабленная истома, подсыхающая сперма, которую почему-то не хочется убирать Очищающим… И Северус, размазывающий эти белесо-перламутровые капли. Размазывающий подушечками пальцев по влажной коже малфоевского живота. — Прости, я сорвался, — чуть хрипловатый голос зельевара, теперь поднимающегося выше и оставляющего мягкий поцелуй на плече Люциуса. Поцелуй там, где Снейп сильно прикусил бледную кожу, словно, желая оставить свою метку, чтобы все знали, что этот платиновый красавец принадлежит только ему. — Ты же останешься? Даже не вопрос, а утверждение. — Ну, кому-то же надо лечить твой многострадальный зад, — немного едко, только так, как умеет лишь он. — Лишь только по этой причине? — в тон своего возлюбленного. - И, кстати, второй раунд за мной. Я же должен отыграться. Северус довольно хмыкнул — Люциус не бросает слов на ветер и сегодня зельевара ждет крышесносный минет, порочно-блядский, затуманенный взгляд серо-голубых глаз, когда возбужденный блондин слизывает, слизывает покрасневшими губами до последней капли свидетельство падения любимого в бездну оргазма. И конечно же неважно, кто в этот раз первым придумал повод для примирения. И дождь за стеклом, уже превратившийся в ливень, интимный шепот, ласка. И поцелуи вместо слов, поцелуи двух безраздельно принадлежащих друг другу влюбленных мужчин.