Число Зверя

Один-два-три, пальцем по пыльному подоконнику. Один-два-три, и солнечный луч касается рыжих волос. Зелена улыбается — успела досчитать до его появления. Один-два-три. Интересно, каково было малютке Белль в этой камере, такой белой и неуютной? Как забавно, что власть Злой Королевы закончилась, а в недрах психиатрической лечебницы всё ещё исчезают люди. Зелена думает об этом, складывая каждый набор цифр, отодвигаясь к стене и закутываясь в одеяло. Шесть. Шесть. Шесть. Её ребёнка заберут, чтобы сестрица и её безвольный, ничтожный возлюбленный получили свой счастливый конец. Регина всегда жила ложью, и её счастье будет построено на фальши, недомолвках, на несчастье сестры. Зелена бьёт кулаком в мягкую стену, зло щурится, выплёвывая цифры. Шесть. Шесть. Шесть. Ты жалкое убожество, Регина, если выбрала человека, который скрывает малодушие и трусость за принципами, да и те трещат по швам. Шесть. Шесть. Ше… Зелена замирает, услышав шаги в коридоре. Хромающая походка, стук трости. Что-то тревожное пробирается в сердце, заставив прижаться к стене. Смотреть, почти не дыша, как поворачивается ключ в замочной скважине. Как распахивается дверь, впуская немолодого мужчину. Седые волосы, тёмный костюм — и знакомый тяжёлый взгляд. Голд медленно заходит внутрь, аккуратно прикрывает за собой дверь и опускает руку в карман пальто. Зелена изучает настороженным взглядом худую фигуру, подмечая новые морщины на лице, опущенные плечи. Голд уже не выглядит властным и уверенным в себе, как тогда, когда явился к ней, Зелене, в тюремную камеру. Нет в нём и былой, смертоносной, клокочущей злобы. Только усталость — и желание наконец-то покончить… Зелена вздрагивает, мысленно договаривая эту фразу. Покончить с ней? — Ты пришёл убить меня? — усилием воли Зелена растягивает губы в ухмылке, косится на браслет, сомкнутый вокруг её запястья. Она не может колдовать. Она сжимается, ещё больше закутавшись в одеяло. — Ты прекрасно знаешь, что твой сын сам сделал свой выбор. Молчание. Зелена лихорадочно прикидывает, не закричать ли ей. Удивляется, почему вокруг её горла ещё не сомкнулась невидимая рука. Голд по-прежнему стоит на месте, опираясь на трость. И тут Зелена наконец вспоминает то, что случайно услышала от медсестры два месяца тому назад — и не поверила, точнее, решила, что старый хитрец опять всех обманул. Похоже, это не так. — У тебя нет магии, — выдыхает, радостная, — а без неё ты не справишься. Зелена ещё успевает подумать, зачем он тогда здесь, и как его пропустила охрана, когда рука Голда выныривает из кармана пальто. И держит нечто чёрное, тускло блестящее, устремлённое дулом в сердце Зелены — точно так же, как тёмные глаза безо всякого выражения смотрят ей в лицо, вмиг побледневшее. — Мне не нужна магия, чтобы тебя убить.

***

Румпельштильцхен больше не чувствует себя чистым белым листом, как в те первые дни, когда он ничего не помнил, а Белль старалась вернуть ему память, рассказывая по кусочкам его собственную жизнь. Собственно, много и не вернулось — только самое болезненное. Воспоминания о сыне и о его гибели. Но и этого достаточно, чтобы хрупкое безразличие к миру пошло трещинами. У мистера Голда, даже без магии, оказалось достаточно влияния, чтобы проникнуть в психиатрическую лечебницу. Герои слишком заняты Тёмной Эммой, чтобы встать у него на пути. И теперь остаётся лишь нажать на спусковой крючок, и Зелена бесформенной грудой повалится с койки на пол. Голд не находит в себе ни капли жалости к этой женщине — да он и не ищет. Слишком много чести для неё. У ведьмы дрожат губы: — Ты не посмеешь. Моя сестрица не позволит. Тебя сейчас схватят. Он улыбается так, что у неё перехватывает дыхание. Он знает то, чего не знает она. Кто бы мог подумать, что Регина забудет обо всём, включая Робина и пленную сестру, спасая, пытаясь спасти… Спасительницу? — Белль, — нащупывает лазейку Зелена. — Если узнает Белль… Ещё одна кривая улыбка. Белль не лгала, говоря, что не любит Уилла и любит Румпельштильцхена. Но тот, кого она полюбила, остался в прошлом, вместе с магией, сказкой и Зачарованным Лесом. Чужой человек с почти полностью седыми волосами ей ни к чему. И, когда он отпустил её — как в том рассказе про Тёмный Замок — на её лице, таком милом, но никак не пробуждавшем воспоминаний об их любви, было облегчение. Зелена в отчаянии, равнодушно отмечает про себя Голд. У неё не осталось больше аргументов, и в воздухе повисает тишина. Ещё миг, и… нет, вместо выстрела вновь её охрипший от сильного волнения голос: — Ты не можешь меня убить. Я беременна. Это слово, сказанное с дрожью и надеждой — и Голд отступает, едва не выронив пистолет, и смутные воспоминания пробуждаются в мозгу… Однажды он уже отпустил кого-то, чья жена была беременна. Он был так спокоен, пока не вспомнил о погибшем сыне и рыжей ведьме. Он думал, что опять обретёт это спокойствие, уничтожив её. Но теперь нахлынуло новое смятение, и покоя, наверное, не будет уже никогда. — Помоги мне избавиться от браслета, и я помогу тебе вернуть сына, — Зелена откидывает одеяло, и теперь уже явственно заметен округлившийся живот. Она осмеливается встать и шагнуть навстречу Голду, — когда-то мы могли отправиться в прошлое. Помнишь? Ещё не поздно. Есть другие способы. Ты же знаешь, какая я способная ученица, Румпель. Ещё шаг назад, но пальцы крепко сжимают рукоятку пистолета. Всего лишь одно усилие, и кровь брызнет на белую кожу и больничный халат, испачкает солнечные волосы. Она так хотела быть тебе полезной, а ты выбрал её сестру. Зелена стоит уже совсем близко, дуло пистолета упирается ей в грудь. — Сделка, Румпель. Мы оба получим свой счастливый финал, — и она протягивает руку. В его власти пожать её — или выстрелить. Что ты выберешь, Румпель? Шесть, шесть, шесть, Зелена. У тебя ещё есть шанс.