Правда о любви

      - Я люблю тебя. – Саске говорил это часто, даже слишком часто. Ему как будто казалось, что чем чаще он это будет говорить, и чем нежнее при этом будет его взгляд, тем скорее Наруто ответит тем же: «И я тебя». Но он ошибался, и, наверное, всё же понимал это.       Чем чаще Саске повторял три всем знакомых слова, тем привычнее они становились для Наруто. Не в смысле, что он перестал это ценить, а в том смысле, что постепенно перестал мучить себя и грызть виной.       - Ты дурак, - говорила Сакура. – Так ты не сделаешь лучше ни ему, ни себе. – Да, она говорила это ещё два года назад, когда Саске впервые сказал, что любит. Наруто с Сакурой был частично согласен. Да, он не сделает лучше, но и хуже не станет. Потому что Саске его друг и Наруто вообще-то первым дал ему надежду на что-то большее, чем друзья с привилегиями. И как он теперь может оттолкнуть его? Никак. И, может быть, – и скорее всего, так оно и будет – когда-нибудь Наруто сможет ответить другу взаимностью.       И за это он грыз себя, за то, что взаимность никак не приходила. Ни через месяц, ни через полгода, ни через год. И с каждым днём Наруто всё сильнее казалось, что он ублюдок, что только мучает Саске, и права была Сакура: нужно было всё кончать ещё тогда. Но потом он успокоился, он видел улыбку Саске, видел с каким теплом и удовольствием тот говорит «я люблю тебя», а когда из взгляда исчезла пустая надежда и на её место пришло смирение и довольство тем, что есть – тогда стало совсем спокойно. И ещё год… нет, полгода Наруто с улыбкой выслушивал признания.       И, наверное, потому что он Наруто Узумаки, и в его жизни ничего и никогда не может быть спокойно, он встретил Хаку. Мальчика удивительно похожего на девочку, и Наруто такое никогда не нравилось, но ему нравился Хаку. И опять по новой: «Я урод, я делаю больно нам обоим, а теперь ещё и Хаку. Я ошибся, нужно было это заканчивать ещё тогда». Наруто видел, что Хаку смотрит на него с интересом, и совсем не как на друга. Но дома был Саске, который чуть ли не каждый день твердил, что любит, и эти слова набатом звучали в голове каждый раз, стоило только Наруто взглянуть на Хаку. И нельзя было предать любовь, которой сам не испытываешь, нельзя было, даже если такая жертвенность – полнейшая глупость, всё равно. Нельзя.       Саске не был дураком, и он видел, как Наруто смотрит на другого. Он одновременно и боялся, что Наруто решит разорвать эти односторонние отношения, и желал этого. Потому что нельзя мучить человека в угоду самому себе, своей глупой безнадёжной любви и простому эгоизму. Он хотел счастья для того, кого любил. А Наруто мучился, Саске это видел. Да, он абсолютно точно не был никогда дураком. А, может быть, и был, потому что сказал, что Наруто, вообще-то, не так уж и обязательно хранить верность. Ну, свободные отношения и всякое такое. И если в первое время ничего кроме возмущений это не вызывало, то потом Наруто не пришёл как-то ночью, и опять, и опять.       ...боже.       - Ты дурак, - опять говорила Сакура. – Если ты счастлив с Хаку, то должен сказать об этом Саске. Сам он никогда не уйдёт, будет и дальше мучить себя. – И вот в этот раз не согласиться с ней Наруто не мог, он и сам прекрасно понимал, что Саске вовсе не искренне улыбается, когда провожает его вечером из дома. Да и у самого Наруто угрызений совести хватало: было стыдно и перед собой, и перед Саске, и перед Хаку, который хоть и знал, какая ситуация была у Наруто с другом, но всё равно смотрел ревниво.       Но разбить сердце Саске, значило разбить его и себе. Потому что, чёрт побери, он любил его! Как друга, как брата, как человека. Он знал Саске с самого детства, они делились всеми секретами, они были друг для друга самыми близкими. Наруто целовал его, обнимал, брал – как теперь он мог просто сказать, что уходит, а Саске себе и кого-нибудь получше найти может? Разве он мог это сказать? Не мог, даже если и хотел. Потому что счастье Саске всегда было важнее. Да, даже если это разобьёт сердце Хаку и Наруто, зато не разобьёт его Саске.       И он видел, как улыбался Саске, когда он вот уже неделю как никуда не уходил ночью. И он снова видел в его глазах надежду. ***       У Саске часто болел живот. Последнее время довольно сильно. И потом были больницы, анализы и направление в онкологию. Наруто каждый раз утром говорил себе: «Бред какой-то»,- смотрел на лежащего рядом Саске и убеждался: бред. Вот же он: здоровый, спокойно спит, а вчера вечером они вместе смотрели комедию и смеялись. Какая онкология? О каких метастазах говорил врач? И зачем было такое скорбное лицо?       А потом он смотрел на заваленный бейсболками стул. И вспоминал, почему Саске плачет в ванной, закрывшись от него. Вспоминал, зачем было скорбное лицо врача и почему сам вчера невпопад смеялся над абсолютно идиотским фильмом. И зачем эти таблетки на столе.       У Саске оставалось не больше полугода (боже, почему врачи так говорят?), и Наруто казалось, что это самая несправедливая вещь на свете. Потому что человек не должен умирать, если ни разу не услышал, что его любят. И почему же тогда? Разве нельзя дать ему ещё немного времени? Ещё несколько лет хотя бы.       … пожалуйста.       Врач говорил, что Саске отлично справляется со своей болезнью. Если в его понимании это означает смирение, тогда Саске действительно справлялся. Не справлялся Наруто. Он каждый вечер смотрел на темнеющее небо и панически думал, как же так получилось. Что прошёл ещё один день. Так быстро.       И он ненавидел бейсболки Саске. Почему он должен их носить? Ему они не шли. Он их никогда не любил. Почему тогда он должен их носить? А Саске только улыбался и говорил, что ему даже нравится. Неправда! Неправда…       Когда Саске стало хуже, Наруто сбежал из больницы и по-свински напился. Он сидел в баре, закидывая в себя одну рюмку за другой, и рыдал, как девчонка. Казался себе таким жалким, мерзким и лживым ублюдком, что было тошно. А потом он позвонил Хаку, удивляясь, как это не удалил его номер, и через час уже уехал к нему.       Ему просто нужно было почувствовать себя живым. «Ну ни идиот ли?» - спрашивал Наруто себя утром, сжимая ладонь спящего Саске. Конечно, он, чёрт побери, живой! А что с ним станется, ведь это не он пичкал своё тело всякой дрянью, не выходил на улицу без бейсболки и улыбался синюшными губами. Не ему умирать не сегодня так завтра. Наруто был живым, живее всех живых. И так будет ещё очень долго. В отличие от Саске.       Саске не перестал говорить, что любит. Наруто говорил, что знает, а после выходил из его палаты, чуть ли не бежал в туалет и плакал, зло умываясь ледяной водой. Теперь сказать «я тебя тоже» казалось издевательством, кощунством. Саске, может быть, это понимал. А может быть, нет. Наруто уже не знал, ничего не знал. Только то, что ему больно не меньше, чем Саске. Только тому физически, а Наруто морально. Ему даже казалось, что он умрёт от этой боли одновременно с Саске. Он даже хотел этого.       - Всё будет хорошо, - он чуть сжал тёплые пальцы. Почему Саске его успокаивает?       - Я знаю, - Наруто неотрывно смотрел на их руки, на слабую истерзанную иглами руку Саске. Нет, слишком мало времени, ему нужно больше. Ещё чуть-чуть.       - Я люблю тебя.       - Я знаю, - Наруто на секунду прикрыл глаза, переводя дыхание.       - А ты меня? – Глаза Саске горели болезненным огнём. Наруто знал, что ему лишь так кажется: из-за бледной кожи, синяков под глазами, лопнувших капилляров и тонкой пелены слёз. Наруто смотрел в горящие смирением, привычной болью и грустью глаза и молчал. – Давай, – улыбнулся Саске. – Скажи, что любишь. Соври мне. Теперь уже можно. Скажи.       - Я люблю тебя, - сглотнув ком в горле, Наруто всё ещё не смел отвести глаз. Саске сдавленно вздохнул, кривя губы в улыбке и закрыл глаза.       А Наруто смотрел на него, и в голове звучал голос Сакуры. Он дурак. И, кажется, именно сейчас он впервые никому не врал: ни себе, ни Саске.       - Правда. Я люблю. *** Боже, пожалуйста. Дай мне времени, чтобы он услышал это ещё очень-очень много раз. Боже, пожалуйста. Только об этом прошу. Это так приятно: говорить ему, что любишь. Это так приятно: знать, где правда. ...пожалуйста.