Взгляд изнутри

Открытое окно, сквозь плотные темно-синие занавески пробиваются редкие лучи заходящего солнца и серебряные струи ветра, плавно колышущего пыльную, тяжелую ткань. Мягкий диван, старый и с темно-бардовой, местами серой от пыли и старости, обивкой. Всегда хотел выкинуть этот диван, не люблю красный цвет. Нервно оглядываясь по сторонам, я ищу глазами что-то, чем можно зажечь сигарету. Вспоминаю, что я больше не курю. Криво усмехаясь самому себе, встаю со скрипнувшего дивана и иду заваривать кофе. Как бы убийственно, как бы медленно, как бы издевательски не проходило время, оно течет, и теперь металлическая, украшенная узором стрелка часов медленно ползла по светлому циферблату к долгожданной римской цифре. Когда твоя жизнь неразрывно сцеплена со временем и ожиданием, это самое ожидание привыкаешь скрашивать мыслями. Не особо приятного характера. Стараясь стереть остатки рассуждений с лица, я умываю его холодной водой и иду на кухню приготовить что-либо к твоему приходу. Не скажу, что это любимое мое занятие, но делая это, я кажусь себе не таким уж плохим. Делая это, я вообще всем кажусь не таким уж плохим. Открываю верхний шкафчик. Без каких-либо эмоций отмечаю, что вообще-то вся моя мебель старая и эстетически непригодная вообще. Достаю ореховый кофе. Завариваю его, насыпая достаточное количество сахара и заливая немного молока. Кружка коричневого цвета. Кофейный и коричневый, отмечаю для себя, что мне нравится такое сочетание. Накрываю сверху кружку блюдечком, чтобы не остыло. Я никогда не делаю никому кофе, но если берусь, то хотелось бы делать это добросовестно. Стараясь себя контролировать, специально не смотрю на часы, разглядывая каждый миллиметр кружки и перевернутого блюдечка. Разворачиваюсь, открываю соседний шкафчик, выуживая оттуда купленную вчера плитку хорошего горького шоколада. Стараясь обмануть сам себя, заглядываю на часы. Успеваю рассмотреть время, но тотчас отворачиваюсь, усмехаясь своему еле ощутимому холодной душой нетерпению. Напоминаю себе, что поверженный зверь не должен ощущать эмоций, проигравшему ни на секунду нельзя прерывать контроль. Отпуская ухмылку с лица, опускаю уголки губ вниз. Непроизвольно поджимаю их, сглатывая вязкое, едва-едва проснувшиеся и тотчас же убитое сожаление. Кладу шоколад рядом с кружкой. Мне кажется, не стоит переставлять все это на стол. Так вполне нормально. Сажусь на низкий диванчик, выставленный непонятно для чего на кухне. Тот недовольно скрипит. Все, я все сделал. Я правильно высчитал время, я не ошибся. Если сейчас и нужно будет подождать, то эти минуты на твоей совести. Эти несколько мучительно-приятных минут ожидания. Я закрываю глаза, медленно открывая их и высчитывая в голове секунды. Прислушиваюсь к каждому шороху вовне. Я даже перестаю дышать на какое-то время, думаю о чем-то отвлеченном. Об игорных домах Франции и о людских пороках, о Байроне и трагедии Гёте. Поток мыслей прерывает звук поворачивающегося ключа в замочной скважине. Мой взгляд падает на циферблат. Семь минут. Семь лишних минут. Да, я дал тебе ключи от своей квартиры, чтобы ты мог приходить когда угодно. Думаю, здесь нечего брать. Все самое ценное находится в моей памяти, и я бы это с большим удовольствием отдал даром, да только не нужно это никому. Приятно узнаю звук твоих шагов. Я не выхожу на встречу, я жду, пока ты придешь сюда, на какую-то слегка желтую, обагренную последними, негреющими лучами заката, кухню. Чуть растягиваю губы в слабой улыбке, кивая на кружку кофе и шоколад. Ты благодарно улыбаешься в ответ, подходя к приготовленному мной. Возможно, ты не хочешь сейчас кофе. Я не подумал. В душе усмехаюсь своему нездоровому эгоизму. Поднимая взгляд, я тихо спрашиваю: "Как дела?". Ты, делая небольшой глоток, отвечаешь, что все в порядке. Я всегда недоверчиво отношусь к таким ответам. Не думаю, что нужно осуждать за это, всем свойственно судить других по себе. Ты спрашиваешь о моем состоянии. Я молчу. Думаю, важно ли, что у меня болит голова и что сегодня я думал о какой-то тяжелой, пыльной и неприятной ерунде. Решаю, что все же это не важно, и отвечаю, что со мной тоже все хорошо. Наступает пауза. Приятное молчание, наполненное твоим присутствием, не является густой тишиной, забивающей легкие и не дающей вздохнуть. Я люблю молчать в твоем обществе. Затем мы разговариваем. Разговариваем долго-долго, о книгах, о шоколаде, о каких-то вряд ли нужных, но создающих приятную атмосферу, мелочах. Пусть иногда разговор поддернут легкой пленкой грусти, внутри моей души осколки прошлого становятся мягче, позволяя улыбаться и изучающе касаться твоего плеча прохладными кончиками пальцев. Наверное, ты чувствуешь мою душу. Чувствуешь так, как я когда-то умел чувствовать практически любые человеческие души. Я не молчу, я стараюсь разговаривать, собирая не слишком услужливую память воедино и комбинируя воспоминания в соответствие с твоими словами. Иногда я сожалею, что чего-то не в состоянии сделать. Чего-то, что, возможно, стоило бы. Но я рад тебе, ты не представляешь, как я рад. Я иногда говорю тебе это. Ты отвечаешь, что тоже рад. Ты и я. У каждого есть что-то, о чем бы он предпочел не говорить. Что-то неприятно кусающее память. Мы стараемся не говорить об этом. Мы говорим о том, каким бы мы хотели видеть мир и людей. Говорим о котах, смысле жизни, море и винограде. Если бы я мог взять большой холст, я бы нарисовал перед тобой на этом холсте свой идеальный мир. Я хотел бы, чтобы ты это увидел. Так мы говорим до того, пока ты не встаешь, отставляя в сторону пустую кружку, и не скажешь "Добрых снов, Оноре". Я еле заметно вздыхаю, отвечая "Доброй ночи". Мне нравится, когда ты меня называешь Оноре. Ради этого я бы сделал тебе еще несколько кружек кофе. Я ложусь спать. Закрывая глаза и болезненно усмехаясь, ловлю себя на мысли о том, что жду завтра. Бегство от безопасности? Не думаю. Я ничего не знаю, пока интуиция не даст на то согласие. Сейчас - только ощущения. Впервые за долгое время мне неподдельно приятно с человеком.