Тот, в ком я нуждался.

Я надеялся, что Джерард поймёт меня. На самом деле, мне нужно было понять его, а не наоборот. Я помню, в мой день рождения, я и Джи сидели на крыльце моего дома. Он тогда улыбался, ерошил мои волосы, и сравнил меня с тем, от чего бы никогда не отказался. Он не назвал это что-то, что он бы ни на что не променял, но сказал, что я и то самое неизвестное были наравне. В тот вечер я сравнил его с чаем с лимоном, гранатом, и тремя ложками сахара. А он назвал меня жасминовым с корицей. — Ты был бы чем-то терпким, — так он выразился, касаясь губами моей щеки, и заставляя меня залиться краской. В тот вечер он признался мне, широко, так искренне, — но с глубокой болью в изумрудных глазах, — улыбаясь. А я не мог отвести он него взгляда. Я не чувствовал ничего, кроме счастья.

***

Это были рождественские каникулы. Я упоминал, что мои родители в разводе? Теперь сказал. Так вот, мать отправила меня к отцу. Я жутко переживал, сказать честно, я боялся, ведь я не знал этого человека. Он ушёл, когда я был совсем ребенком. Мать отказалась провожать меня, сослалась на то, что у нее слишком много работы. Она могла бы просто сказать, что ей наплевать на меня. Вместо нее меня провожал Джерард. Посадил меня на поезд, помог устроиться, и выскочил из вагона, когда состав уже тронулся. Это был он. Джи. Тот самый. Да, тот самый парень с алыми волосами, спрятанными под теплой шапкой, что я ему подарил; с глазами, которые дарили мне надежду и веру в лучшее. С улыбкой, коей не обладал никто на целом свете. Тот самый парень, которого я любил.

***

Его неделю не было в школе. Сейчас заканчивался май, шли выпускные экзамены — половину из которых я завалил из-за волнения за Джи, —, а наведаться к нему я не мог, мать слишком сильно контролировала меня, будучи недовольной моими результатами. И все выходные я сидел, и учил. С ее слов, я стану дерьмом, о которое будут вытирать ноги, если не возьму себя в руки, и не напишу оставшиеся тесты на А+. Вторник был днем, когда она приходила с работы позднее. Я любил вторники, а этот я просто боготворил. Только закончились занятия — я метнулся к Джерарду. Я стучал, я долго стучал, а под конец стал пинать дверь со всей дури. Я не понимал, почему он стал избегать меня. Прошлое возвращалось. Я не говорил, но последние пару месяцев Джи становился тем же, кем был до нашего с ним общения. То есть, до того момента, как он впервые поцеловал меня. Я опустился на порог, обессиленный, злой на весь мир. Обычный парень, усталый, с заплаканными глазами. «Самыми моими любимыми среди всех», -шепнул мне Джи в ночь, когда я оставался у него. Я открыл глаза, когда почувствовал встряску. Я поднял глаза, и увидел перед собой Донну, его мать, Майки, младшего брата Джерарда, и его отца, чьего имени, увы, я не запомнил. Семья Уэй были облачены в черный. Очки их сына запотели то ли от холода, то ли от слез. Донна выглядела подавленной, в то время, как ее муж был похож на кусок льда. Нет, пожалуйста, скажите мне, что это неправда! Я знал, что я сейчас услышу. — Тебя зовут Фрэнк? Джи рассказывал мне о тебе. В тот вечер тоже, — я поднял глаза, и сообразил, что это говорил Майки. В его голосе чувствовались надрывные нотки, он дрожал. — Ты когда-нибудь видел шрамы Джерарда? Я понимал, о чем он говорит, я слишком боялся того, что мои предположения окажутся верны, и поэтому неопределенно кивнул. — Фрэнк, — его мать опустилась возле меня, опустив руку мне на плечо, — Джерарда больше нет. Я знал. Я просто знал, что так и будет.

***

Джерард Уэй был необыкновенным парнем. Он стал тем, кого я полюбил, и тем, кого я не смог спасти. Я любил его. Он любил собственные страдания, и самоуничтожение. Джерард потерял себя в бесконечных реалиях, основанных на фальши, боли, одиночестве. Он был тем, кто во мне нуждался. Нет. Я был тем, кто нуждался в Джерарде.