Nigra in candida vertere

Дядя Али проходит вперёд придерживая для меня дверь. Больно и, как мне кажется, громко глотаю, отчего он непонимающе на меня смотрит: — Тебе не здоровится? — Нет, просто пить хочется. Дядя кивает и Карима сразу же бежит на кухню за стаканом воды для меня. — Вы хотели поговорить. Останавливаюсь возле софы и, сняв платок, легко бросаю его на столик. Дядя садится в кресло напротив и складывает руки в замок. Этот жест всегда означает одно — разговор будет интересным и сложным. Вспоминаю, именно так он сообщил о моей свадьбе. В своих мыслях прокручиваю то злополучное воскресенье в которое узнала, что останусь здесь навсегда в качестве жены. Тогда я даже и не могла подумать, что судьба уготовила именно такую жизнь. — Жади, присядь, — дядя указывает на диванчик, — в ногах нет правды. Неохотно присаживаюсь на край и, выпрямившись как струна, внимательно смотрю на дядю: — Дядя, вы держите какую-то интригу? — Жади, ты же знаешь как я вас люблю. — Он начинает как всегда издалека. — Я все сделаю для того, чтобы мои любимые племянницы жилы в достатке с любящими мужьями. Кивают в подтверждение дядтных слов. Да, он действительно сделал для этого все. — Я хочу, чтобы ваша жизнь была сладкая как мед, но вы тоже должны для этого стараться. На этом он прерывается на секунду и смотрит на меня. В его глазах читается немой вопрос, ответ на который я не знаю. Дядя опускает глаза в пол: — Назира…она приходила ко мне. Уверяет, что вы бесплодны. Меня как водой окатывает от таких слова. К горлу подступает тревога и одновременно ненависть к этой гадюке. Хочу уже возразить, снова вступить в словесный бой, но дядя поднимает руку: — Молчи, — говорит он, — Жади, это серьёзные вещи. — Дядя, — вставляю слово перебив его, — мы же не скот. Это дело обоюдное и добровольное. — Добровольное, — эхом повторяет дядя обречённо смотря на меня, — я так долго ждал момента, когда мы станем родственникам с Рашидами… — К чему вы… — Жади, Назира сказала, что будет выносить этот вопрос на решение судьи, если втечение года вы не забеременеете. Плюс ко всему, она хочет вас сводить к врачу. Вздрагиваю при упоминании врачей, Лара Назира найдет любую причину чтобы только поприсутствовать на осмотре. В горле пересыхает, даже принесенная вода не помогает утолить то, что вызвано страхом. — Жади, скажи, — продолжает дядя, — почему с вами так тяжело? Он встаёт с места и начинает мерить шагами комнату. Капли пота на его лбу говорят о том, что он волнуется не хуже меня. Дядя Али всегда был человеком слова, поэтому я понимаю, что его гложит: остаться в дураках, опозорить свой дом…это слишком большая цена для Марокко. Я непроизвольно закатываю глаза, ведь эта ситуация с самого начала мне не нравилась. Конечно, я взрослая девушка и это вопрос должен был подняться, но я не думала, что это случится так быстро. Стены дома снова давят на меня как и в первый день знакомства с Рашидами. Вспоминания снова начинают мучить: хочется очистить свою голову от этих глупостей, которые будут приследовать меня оставшуюся жизнь. Кажется, что с этого болота нет выхода. Но звонок телефона переключает меня в реальность. — Сид Али, это тот ваш друг звонит, — говорит Карима выходя из кухни. Дядя Али смеряет меня взглядом перед уходом, а я выдыхаю и расслабляю, сгорбившись над столиком, когда слышу его голос и смех. Лукас. Молодой бизнесмен с надменной улыбкой и совершенным безразличием к моей беременности теперь окрашивается в яркие краски. Да, его помощь буде как раз. Особенно после новостей от дяди. Но, стоит ли это того? А что, если поймают? Рискнуть всем, что у меня есть, а есть у меня один чемодан и две шкатулки украшений, конечно заманчиво. Но каждый раз в мыслях встаёт радостная Латифа, Зорайде, дядя… Даже тот Саид, который каждое утро приносит мне букетик цветов. Печаль настолько поглощает меня, что за сгорбленной спиной идёт слабость в руках, ногах, наворачиваются слёзы. Насколько можно быть слабой?! Тихо стирать слёзы пока никто не видет я умею ещё с детства, но сейчас град накопившихся эмоций остановить будет труднее. Когда в комнату входить Зорайде неся в руках корзину с бельем я начинаю рыдать взахлёб. Женщина оставляет свою работу и теперь сидит возле меня поглаживая голову: — Я не могу, я не могу… Повторяю как в бреду и Зорайде понимает. Понимает то, что кинуть их не смогу, но и остаться тоже. Она успокаивающе начинает покачивать меня, крепко прижимая к себе. Через некоторое время я слышу тихую песню, что она напевает. Иногда я слышу слова любви, предательства, но больше всего в песне присутствует — судьба. — Ты осознаешь. Когда-то ты осознаешь. Красные от слез глаза, взъерошенные волосы, боль в голове и пояснице- именно это меня провожает из дома дяди, когда уже начинает смеркаться. А так же моя любимая Зорайде, которая суёт в мой карман чай с разными травами, название, которых, мне никогда не запомнить. Я оборачиваюсь на нее и когда она улыбается нежно и ласково, как мама, понимаю, что про Лукаса и его идею мне нужно подумать дважды. — Я тебе обещаю, Саид, доктор расставит все на свои места. Меня встречает неприветливый разговор между мужем и его сестрой. Она мечется по комнате словно загнанный зверь. Ее резкая жестикуляция и нахмуренные брови дают знать о том, что она, как и всегда, читает нотации. — Назира, успокойся. — Саид откусывает яблоко смотря на сестру. — Ты говоришь то, что не укладывается в голову. Боюсь сделать лишний шаг чтобы не выдать свое присутствие: прячусь за дверями подвинув шторку так, чтобы меня и мою тень не было видно. Когда Назира переходит на тихую речь, то становится плохо слышно, но слово «беременность» и «одалиски» слышно чётко. — Саид, — сказала Назира подойдя к дверям своей комнаты, — запомни мои слова. Я все равно сделаю это. Громко хлопнув дверью Назмратоставмла Саида сидеть за столом, в руках было надкусанное яблоко, к которому Рашид больше не притронулся. Неужели она внушила ему свою правду? — Здравствуй, Саид. Я была у дяди. Снимаю верхнюю рубаху и подходу к мужу. Он смотрит в одну точку, даже не обращая на меня внимания. — Где ты была весь день? — Сначала на рынке, присмотрела там несколько тканей, потом, — сажусь рядом с ним заглядывая в глаза, — у дяди. — Назира говорит… Рашид дёргается, его ноздри раздуваются, он начинает злится. — Не важно. Послезавтра ты идёшь к врачу. — А я заболела? — не выдаю то, что уже знаю причину. — Я чувствую себя хорошо. — В том-то и проблема, Жади. Я взял тебя в жены из-за сильной любви, но я смотрю, ты очень сильно расслабилась. — Саид, я не понимаю, — беру его за руку, но он убирает ее, отстраняясь от меня. — Саид… — Назира права в многом, хоть ты и не хочешь этого понимать. Латифа — послушная и смиренная, с ней проблем нет. А ты, — он указывает на меня пальцем, — вечно недовольная, где-то ходящая. Тебе нужно остепениться. — Разве плохо то, что я нахожу себя не только дома? Человек для тог… — Тебе пора рожать. Рашид встаёт из-за стола и, с силой отодвинув стул. Его молчание сейчас страшнее любого монстра, ведь он реальный. От слов сказанных моим мужем становится не по себе. Чувствую, что становлюсь бледной и меня начинает пробирать дрожь. В нервах начинаю перебирать пальцами кольцо на пальце, чувствую, что теряю связь с реальностью, уплываю куда-то далеко отсюда. Он был единственным человеком, который почти понимал меня. Я думала, что получится даже отпроситься у него на учебу. Но после этих слов университет становится на несколько тысяч шагов дальше. Что же могла ему сказать Назира? Что могло так поменять его? Яблоко так и осталась лежать на столе когда ухожу в спальню. Осознание того, что он там, приносит ужасный дискомфорт, но спать мне больше негде. Саид сидит спиной к дверям. Он только закончил молитву, поэтому на его руках видна четка, а в глазах затуманенность. — Возможно я был груб с тобой. — Говорит муж. — Прости. Это все Назира. — Так можем переедем? — вырывается из рта, — в другую страну. Саид смотрит серьезно, ему точно не до шуток. Он встаёт и подходит ко мне. Хочется сделать шаг назад, но встаю как вкопанная на месте боясь даже дышать. — Я младший брат. Я должен оберегать ее. Тебя. Он убирает прядку волос за ухо. Ему очень нравится играть с моими волосами, но сегодня для этого нет настроения. — Я понимаю. — Шепчу в ответ. — Это же твоя семья. Слово семья говорю с таким сожалением, горечью и печалью, что Саид берет меня за подбородок и заставляет посмотреть на себя: — Ты — моя семья. Но у меня есть обязанности. — Я киваю. — Прошу, просто сходи к врачу. Это всего лишь для успокоения. И мне приходится согласиться. Как всегда я проигрываю тому, кого даже и год не знаю. Его объятия очень успокаивают, поэтому я засыпаю быстрее обычного. Поцелуй с утра перед уходом на работу всегда будит меня, но я потом с лёгкостью засыпаю обратно. Неужели такая жизнь становится радость, а не рутиной? Мне нужно увидеть Лукаса.