Я найду тебя...

      Черт возьми, день не задался! Надоел этот город! Ненавижу эту школу! Хочу домой! Хочу в Хиллвуд! Хочу увидеть его, хоть издали... Крик души прямо. Дура ты, Хельга Патаки. Дура! Ничего уже не изменить. Ничего...       Бреду по улицам маленького, осточертелого городишки, поражаясь, какие грязные здесь улицы. Хотя, наверное, дело во мне? Наверное, все дело в том, что я скучаю по прошлой жизни. Только вчера мне исполнилось семнадцать и я совсем раскисла. Мне невыносима сама мысль, что я уже семь лет не видела Арнольда. Семь долгих лет! Наверное, он сейчас с Лайлой. Наверное, он даже счастлив с ней, а я... я давно, словно мертвая. Мои глаза пусты, мое сердце уже почти не бьется. Я не существую... Я сон, я просто дух собственного прошлого...       Я помню тот день, когда Боб поспешно запихивал коробки в фургон, а рядом рыдала Фиби, прижавшись, словно я и правда покидала бренную землю, но я держалась. Я не проронила ни одной чертовой слезинки, с улыбкой смотря на лица грустных одноклассников. Я не хотела реветь, я знала, что тогда захочу умереть, сидя в этом идиотском фургоне.       Мириам уговорила Боба оставить меня в покое и спокойно попрощаться с друзьями. Мне было десять. Нам всем было десять лет... Мы стояли, грустно смотря на коробки, что отождествляли мой переезд и не верили. Не верили, что моим родителям плевать на то, что я оставляю там частичку себя. Да, что частичку? Себя, целиком и полностью, но я не плакала. Я не проронила ни одной слезы, пока ты меня не прижал к себе... Последний раз я вдохнула твой запах, который часто воровала урывками. Последний раз почувствовала твои руки. Последний раз запоминала каждую черту твоего лица. И тут я не выдержала и разревелась в голос. Я рыдала, прерывая дыхание рваными хрипами. Мне захотелось лечь на асфальт прямо у фургона и умереть. Я оставляла тебя там, зная, что больше никогда не увижу. Никогда! До чего паскудное слово. Почему оно вообще существует в людском словаре? Я помню, что ты сжал меня сильнее, погладив мои волосы, словно обещая, что еще не все потеряно. Что все можно исправить, но мы оба знали, что это ложь, черт побери! Самая настоящая возмутительная ложь. Ты прошептал мне что-то на ухо, но я не придала значения твоим словам, поглощенная собственным горем. Только здесь, когда мне снилось наше расставание, я услышала те слова, я осознала их суть. – Я найду тебя... – так ты сказал, но я не услышала, не поверила. Это просто красивая ложь. Но она была сказана для меня и она до сих пор греет мое сердце, вызывая маленькое желание жить.       Я помню тебя. Я все помню. Я помню те дни, которые мы проводили на футбольном поле. Помню твой запах. Помню каждую черту и твой образ ясно высечен в моем сознании, не позволяя забывать. Черт, Арнольд, зачем? Скажи зачем ты появился в моей жизни? Зачем заставил помнить о себе? Зачем, сам не подозревая, причиняешь мне боль? Боль, которая разрывает изнутри. Она сводит меня с ума, каждый день моей бессмысленной жизни. Я любила тебя, чертов слепец! Любила, слышишь? Я до сих пор... до сих пор люблю тебя, Шортмен. Ничего не изменилось с этим переездом потому, что вся моя жизнь осталась там. Рядом с тобой. Забери меня отсюда. Забери меня, я прошу. Нет, я заклинаю тебя. Ты обещал, Арнольд! Обещал, что найдешь меня! Почему же ты соврал мне? Почему ты лгал мне в тот день? Чего ты этим добивался? Ненавижу тебя и люблю. Ненавижу и люблю...       А знаешь, моя книжка со стихами у тебя в комнате. Честно. Я оставила ее в последнюю ночь, когда уезжала. Я знала, что ты найдешь ее слишком поздно и на это я рассчитывала. Я не хотела, чтобы ты знал правду до того, как я уеду. Я хотела, чтобы ты увидел ее потом... Может быть спустя годы... Книжка далеко, в ящике твоего стола. Ты видел ее? Ты читал мои стихи? Ты знаешь, что они посвящены тебе? Скажи же! Хоть какой-то знак подай, что ты все знаешь и, может быть, мне будет легче. Возможно, мне полегчает, Арнольд... Прочти же их, тупая башка!       Вытаскиваю с кармана медальон с твоей фотографией. То же лицо, что я помню. Та же улыбка. Те же глаза, полные детского запала. Какой ты сейчас? Каким ты стал? Я хочу увидеть. Хочу узнать, каким ты вырос. Хочу знать, Арнольд... Но ты, наверное, с ней. С Лайлой, что совершенна. Чьи шутки заставляют тебя смеяться. Ведь ты любишь ее, а я люблю тебя... Драма. Драма моей жизни... Я неудачница.       А фото вытерлось от времени. Конечно, ведь я постоянно ношу медальон в заднем кармане джинс. А знаешь, я изменилась. Я уже не та девочка с розовым бантиком и хвостиками в розовом сарафане. Нет, я другая. Мои волосы распущены и рассыпаны по плечам. У меня тонкие брови и маленькое лицо. Я такая же тощая, как Ольга и, наверное, даже похожа на нее. Но я в черном. Я теперь всегда ношу черное, будто в вечном трауре по прошлому. Я ношу черное, как дань прошлому и тебе, Арнольд. На мне черные джинсы и черная футболка. Ноги обнимают черные балетки, а на руках шипованные браслеты из черной кожи. В классе думают, что я гот, но у меня всего лишь траур.       Иду и не разбираю дороги, а дом уже близко. Шепчу, как заведенная, что я люблю тебя. Хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя. Тогда, сейчас и навсегда. Люблю...       Врезаюсь в кого-то, почуяв запах одеколона, что пахнет океаном. Какого хрена? Медальон вылетает из рук под ноги этому созданию в черных кроссовках. Включаю фурию, сейчас кто-то умрет! – Смотреть, куда прешь, не учили?! – ору во всю глотку, поднимая глаза.       Немая сцена. Я смотрю в твои глаза, которые внимательно меня изучают, и не верю... Не верю, что это ты. Это сон. Фантазия. Просто мое безумное сознание выродило этот восхитительный мираж. Сердце начинает подавать признаки жизни. А потом вдруг начинает колотиться так, что ушам больно.       Ты вырос. Ты выше меня на целую голову. И волосы теперь лежат, а не торчат во все стороны. И синяя кепочка исчезла. Но это ты, я знаю... В твоих глазах тот же детский задор, что и семь лет назад. Я вижу тебя, но не верю. Щипаю себя за руку, а ты не растворяешься. Я совсем теряюсь и по щекам бегут новые слезы. Я размазня! Чертова размазня!       Как во сне смотрю, как ты поднимаешь медальон, скользнув по нему взглядом. Мои щеки полыхнули алым. Наверное, сейчас я напоминаю спелый томат. – Твое? – спрашиваешь, а голос у тебя другой, взрослый и какой-то слишком обволакивающий. – Нет, – сипло выдаю я, делая нелепую попытку солгать в любимые глаза, когда душа орет "Да!" во все горло. – Дура, – хмыкнул ты, внезапно заключая меня в объятия.       Я вдыхаю запах твоего дьявольского одеколона. Башка плывет, а мне жарко до безумия. Я хочу, чтобы ты никогда не отпускал меня. Хочу, чтобы ты всегда был рядом со мной и никогда не исчезал. На такое слово "никогда" я согласна. – Я же говорил, что найду тебя, – слышу сквозь пелену, а потом вижу свою розовую книжку перед носом. Мне стыдно. Я думала, что не увижу тебя, когда ты узнаешь правду. Ведь ты, наверное, любишь Лайлу, а я люблю тебя...       Губы покалывает от ощущения твоих. Я в шоке. Я в какой-то бешеной прострации и земля плывет под моими ногами, заставляя за тебя ухватиться. Меня трясет, а ты лишь сжимаешь крепче. Мои губы раскрываются без моего желания и ты углубляешь поцелуй. Меня ведет, а сознание вырубается безумным хлопком. Мне так хорошо, будто я попала в рай, о котором и мечтать не смела. Я неуверенно отвечаю, чувствуя, как земля уже плавится. Я помнила, что твои губы слаще меда. Я не ошибалась. Черт побери, я всегда знала, что наш взрослый поцелуй будет таким... Что от него будет гореть земля, а мои ноги предательски подгибаться. И если это чертов сон, то я не желаю, чтобы он когда-нибудь закончился...       Ты отрываешься, но из рук не выпускаешь. Я не могу выдавить ни слова, только смотрю в твои глаза, не моргая. Так я уверена, что ты все еще здесь... – У меня есть два дня, – тихо произносишь ты, улыбаясь. – Потом надо будет вернуться домой. Поедешь со мной? У нас всегда есть для тебя комната...       Я не могу сказать ни слова. Я киваю, как болванчик, и продолжаю смотреть в твои глаза, хотя мои уже жжет. А мне страшно их закрыть, ведь тогда ты просто исчезнешь... Растворишься... Я не хочу тебя отпускать. Я хочу всегда быть рядом. Всегда. – Красивые стихи, – тихо шепчешь мне на ухо, пуская по моему телу толпы обезумевших мурашек. – А черный цвет тебе не идет... – Лайла? – выдаю вопросом, стараясь сдержать подступающие слезы. – Нет. Только ты...