Черт меня забери!

Говорят, прежде чем что-то сказать — хорошенько подумай и реши, надо ли это вообще говорить. А еще у людей есть такая пословица: семь раз отмерь, один раз отрежь. Не пословица, а просто чудо, что отражает реалии переплетения мифического мира и мира людей. Но кому есть до этого дело? Конечно же, ни мифическим, ни фантастическим, ни фантасмагорическим существам, ни даже людям до этого дела не было. И довольно часто из-за такого вот легкомыслия к словам то мифические существа, то люди попадали впросак. Эта история как раз о встрече одного из самых обычных и непримечательных людей и мифического персонажа библейских преданий, в простонародье уничижительно названным чёртом. Произошла сия странная и запутанная история, в которой оба мира не разбирались и даже о которой не имели понятия, не то, что отношения, в один из весенних, совсем непогожих деньков. Петя Васечкин, примечательный разве что ярко-рыжими волосами да конопушками на носу, а так — совершенно обычный ребенок людского мира, отъявленный хулиган и просто маленький хам с большим стажем, как обычно собирался в совсем обычную и абсолютно непримечательную школу, каких в его районе было аж целых пять. Собирался Васечкин самостоятельно и крайне быстро, так как учебники он не носил из принципа, а остальное его имущество было таково, что заключалось лишь в одинокой полупустой и полузасохшей ручке да потрёпанной тонкой тетради — одной на все предметы, коих в его школе было пятнадцать. А быстро он собирался потому, что уже успел опоздать на первый урок примерно на полчаса, и большего неуважения по отношению к уроку, а также его преподавателю, его маман терпеть не собиралась. — Петя! — сердито окрикнула юношу его мама, быстро входя в комнату и рассерженно сверля затылок торопливо одевающегося сына. — Ты почему опять опоздал?! Я же просила хотя бы на этой неделе не опаздывать на первый урок больше, чем на десять минут! — Отстань, ведьма! Без тебя разберусь, куда и как мне опаздывать, а главное — на сколько, — огрызнулся Васечкин, натягивая последнюю деталь своего нехитрого гардероба, именуемую свитером. В защиту Пети можно сказать только то, что, по крайней мере, матом он свою маму никогда не крыл. А расхожими обычными словами, считал Васечкин, не так обидно, как матом. Да и потом, оправдание у него было — шестнадцать лет, переходный возраст, в конце концов! Март мартом, но на улице, судя по термометру, было начало января, такого холодного и одновременно слякотно-дождливого. Такого, от которого в депрессию впадало все живое и неживое одновременно. Мария Федоровна называемая сыном ведьмой, а всеми окружающими — ангелом благодатным за свою терпеливость, добродушие и прочие положительные качества, только обиженно поджала губы да молча сунула отпрыску зонт. Васечкин ухмыльнулся и, сцапав вещицу, быстро схватил свой нехитрый скарб и двинулся к заведению, означавшему для него очередной скучный день и тучу ненужных сведений, забивающих, как он считал, его крайне гениальную голову. А что же отец, спросите вы. А отец Васечкина часто пропадал в командировках, зарабатывая деньги для семьи, и потому видел сына редко, а соответственно занимался его воспитанием, заключавшемся в порке, раз в пару месяцев, а то и того реже. Весело, насколько возможно в настроении средней паршивости, хлюпая по снежно-грязной каше, Петя шел в свое скучное заведение, отпуская ехидные комментарии встретившимся ему на пути людям, нисколько не боясь схлопотать удар в лицо. Ведь не впервой, да и не кисейная барышня он, а очень даже боевой мужик. Идеалом мужчины для Васечкина были брутальные небритые подонки, что случайно попадали в передряги, обзаводились, как выражался рыжий, кучей «телок», хамя всем повсюду, набивая окружающим морды и спасая при этом мир. Парень и сам однажды надеялся на такое приключение, потому сидение в школе для него означало просранную жизнь и загубленную юность. Быстро дойдя до места, где он губил свою юность, Васечкин весело козырнул старому охраннику и, кинув в раздевалку промокший от снего-дождя зонт, направился к своему классу. На лестничном пролете между первым и вторым этажами парень нос к носу столкнулся со своим единственным другом и корешем — Ваней Лютиковым. Несмотря на такую нежную фамилию, Ваня был таким же борзым хамлом, как и Васечкин, а может, даже и хуже. — Здорово, конопушка, — протянул руку непримечательный парень с носом-картошкой. Видимо, его нос с утра успел столкнуться с воспитательным и интеллигентным кулаком его благовоспитанного отца Сергея Лютикова. – Че, опять приперся хер знает когда? Мать-то, небось, возбухала утром? — Бля, да как всегда, дела, сам знаешь, ото сна отлынивать ради всякой хуеты неохота. Конечно, возбухала, как будто сам не в курсах. Парни пожали друг другу руки, здороваясь. — Че, спешишь к географичке пред ясные очи? — ухмыльнулся Лютиков. — А то сам не знаешь. А что, есть более заманчивые предложения? — Конечно. Мне тут мусор надо дотащить до бака. Поручение дали, мол, все равно не учусь, а тебя еще не было. Так вот, спорим на сотку, что если я его кину с пролета на первый, ты не сможешь поймать мешок. Васечкин заинтересовался. Слабаком его точно нельзя назвать, значит, поймает, непременно поймает. Вот только чудился ему подвох какой-то. Не зря у Лютикова так азартно глаза блестят, ой не зря. — Что ж, давай на сотку, но только без подвоха. Ты меня понял, Ванечка? — рыжий притянул за грудки лучшего друга, любившего подшутить или устроить подлянку, после которой оставались неслабые травмы, и легонько встряхнул. — И чёрт меня забери, если я не смогу этого сделать! — Понял я, понял. Давай, пиздуй вниз, харе яйца проветривать. Васечкин скинул свои вещи на площадке пролета, быстро соскакивая по ступенькам и ожидая на первом, перед лестницей, друга, легко разминая руки, готовясь показать «цветочку» всю мощь своего тела. Лютиков же почему-то спускал мусорный мешок, тяжко покрякивая и пыхтя, и от этого в голову рыжего начали лезть нехорошие мысли о том, что сделка была заключена явно нечестная. Решив все же не паниковать, когда грузная туша мешка объявилась в пролете вместе с запыхавшимся Ваней, Васечкин пошире расставил ноги, развел в стороны руки и приготовился ловить груз. Последнее, что видел рыжий перед тем, как тяжелый, бренчащий железом мешок настиг его тело и, соприкоснувшись с ним, отшвырнул его к стене, это странно перекошенное лицо его друга в непонятной гримасе. Очнулся рыжий юноша в непонятном жарком темном месте, где тьма имела багровый оттенок. Полусумрак был непривычен и неприятен для глаз. Спустя секунду над юношей нависло бледноватое пятно, при фокусировке зрения оказавшееся лицом мужчины с треугольной бородкой, миндалевидным разрезом темных ониксовых глаз, выглядывающими из-под губ небольшими клыками и острыми ушами. Стоп, острыми ушами? Юноша еще раз внимательно осмотрел нависающее над ним мужское лицо. Ну да, острыми ушами, все верно. Лицо обаятельно улыбнулось, сверкнув клыками, и протянуло откуда ни возьмись материализовавшуюся руку, видимо, свою, увенчанную вместо пальцев пятью наростами, похожими на копыта. Юноша настороженно ощупал руку. Ну да, на копыта это и было похоже. Его резко потянули вверх и поставили на ноги, от чего в голове случился взрыв адской боли, больше похожей на взорвавшуюся в собственной черепушке атомную боеголовку. В глазах двоилось, в голове гудело, как после хорошей пьянки, а рука все продолжала сжимать нечто копытное. Через секунду, когда глаза, наконец, собрались в кучку и Васечкин сосредоточился на продолжении головы мужского нечто, то первое, что он смог вымолвить было: «Ау… э… и… ург… х… о?» Да-да, именно ряд нечленораздельных звуков и вырвался из парня, в то время как он с ужасом открывал рот и тыкал в ноги собеседника, явно на что-то указывая, что, по мнению как раз собеседника, было очень невежливо. А тыкал с жутким ужасом на лице, открывая рот и мыча, Петя в ноги нового знакомого. Впрочем, мужчина в них ничего особенного не видел. Ноги как ноги. Как у всех, покрыты шерстью и имеют копыта. Что тут такого? Собеседник же, вытащив свою кисть с копытами из потной ладошки парня, видимо, предпочел не замечать такого явного хамства и просто некультурного поведения. — Добрый день, — вежливо произнес мужчина бархатным голосом, — я пришел сюда за вами. Как вас зовут? — А… э… ргых… — произнес Петя, продолжая таращиться во все глаза на обаятельно улыбнувшегося нечто мужского рода, совершенно не стеснявшегося ни своих ног, ни, видимо, наготы, которую наконец узрел Петя. Надо сказать, мужскому нечто и правда стесняться было нечего, размерчик в спокойном состоянии был и так о-го-го, что отметил мимоходом шокированный увиденным разум рыжика. Вдруг из-за спины показался кончик хвоста, увенчанного пикой, как кисточкой, что хлестнул по боку мужчину, очевидно выражая его недовольство. — Вы глухонемой или, может быть, умственно отсталый? — все так же вежливо поинтересовался он. — Нет, — хрипло произнес наконец Васечкин и для убедительности затряс головой и замахал руками одновременно. — Значит, частично контуженный, — сделал для себя вывод мужчина. — Что ж, я повторюсь: как вас зовут? — Петя я. Васечкин. — А меня зовут Асмодей Бонифатьевич. Очень приятно, Петя Васечкин, — мужчина слегка поклонился, и юноша увидел то, что скрывал до этого полумрак: настоящие витые длинные рога, не похожие ни на козлиные, ни на бараньи, утончающиеся кверху. — Охуеть, — не выдержал парень и снова уставился во все глаза на диковину, что именовала себя Асмодеем. — Мда, — подвел итог мужчина и хлестко ударил Петю по губам кисточкой-пикой своего хвоста. — Определенно будем учить манерам. Схватив ошарашенного такой наглостью юношу, козлоногий, как его окрестил рыжик, потащил его по какой-то извилистой и ветвистой пещере, в которой то и дело на стенах встречались висящие пыточные инструменты да видны были засохшие пятна крови. А в некоторых своеобразных гротах стояли большие котлы, в которых что-то кипело и стонало. Рыжик не сопротивлялся, потому что одному, как ему показалось, будет в таком неуютном месте страшнее. Уж лучше компания рогатого чудилы, чем одиночество неизвестно где. По пути им пару раз попались похожие на спутника Васечкина козлоногие, которые вежливо приветствовали гостя и его провожатого. Некоторые из козлоногих вели закованных в кандалы разных людей, что шли за ними стройным гуськом, как послушные детишки за матушкой-гусыней. Голова у Пети во время путешествия болела и отдавалась разными гулкими звуками, но, несмотря на это, прекратить вертеть ей в разные стороны он не мог. А тем временем они подходили к просторной пещере, занавешенной какой-то шипастой шкурой. Асмодей приложил к шкуре ладонь, уколов ее об один из шипов, и та отъехала, будто бы электронная дверь, в сторону, пропуская их. Втолкнув вставшего в ступор человека, нечто вольготно развалилось в кресле, положив ногу на ногу, и сделало широкий приглашающий жест юноше, чтобы он тоже мог присесть туда, где захочет. Васечкин, все еще немного нервничая, присел на самый краешек дивана, обтянутого чем-то невероятно мягким, похожим на кожу. Вот только на чью кожу, он пока еще не мог понять, да и догадываться ему было уже страшно. — Итак, — благодушно улыбнулся козлоногий, — можешь спрашивать. Только, — Асмодей сделал предупреждающий жест, взмахнув копытными кистями рук, предупреждая готовый пролиться поток слов, неизвестно насколько матерных или цензурных, — учти, что за каждое невежливое или ругательное слово ты будешь наказан. Мария Федоровна просила меня, конечно, если вдруг ты сюда попадешь, помягче обращаться с тобой, но я ей ничего не обещал. — Ты кто вообще такой, что знаешь мою мать?! — удивленно воскликнул Васечкин. От такого грубоватого обращения Бонифатьевич поморщился, но ответить, как обещал, соизволил: — Чёрт я. Как видишь, самый обычный и рядовой, среднего звена. С небольшими привилегиями в выборе работы и хорошими знакомствами в лице твоей мамы, Марии Федоровны, ведьмы семьдесят третьего поколения ветви Васечкиных. — Как чёрт? — округлил еще больше глаза парень. — Как ведьмы? Она же ангел по сравнению со многими окружающими меня людьми… Где я, чёрт тебя возьми?! Чёрт поморщился, а рядом с ним материализовался, видимо, демон, другого окраса и внешности, с такими же копытами, с более грубой внешностью и полным отсутствием красоты и рогов, и бодро отрапортовал, глядя на Асмодея: − Прибыл, чтобы… — замялся, рассмотрев, с кем разговаривает, и дальше тише и менее бодро продолжил: — …чтобы взять, — совсем неуверенно, − вас… Демон замялся и стушевался под недовольным взглядом Бонифатьевича и переступил ногами с копыта на копыто, нервно теребя кисточку собственного хвоста, ожидая ответа. — Чуть позже, Камомиль. Сочтемся, договорились? — махнул ему рукой Асмодей. От облегчения демон едва слышно выдохнул и растворился в воздухе так же, как и появился — тихо и незаметно. Васечкин только было открыл рот для того, чтобы снова, видимо, выразиться, как чёрт громко рыкнул: — Молчи, − и уже более спокойно продолжил: — Видишь ли, — отодвинулся назад, ближе к спинке кресла, наконец расслабляясь и вытягивая свои копыта, Асмодей, — в вашем и нашем мире определенные слова являются не только судьбоносными и опасными, но и своего рода двигателями. Примерно с четырнадцати лет ты начал хамить уважаемой Марии Федоровне, клича ее ведьмой. Около пятидесяти миллионов сорока семи тысяч раз ты упомянул колдовскую натуру, что в итоге и привело к тому, кем она стала к настоящему времени. − Пиздец, — глубокомысленно, восхищенно и шокировано одновременно выдал Петя, — охуели, что ли, в натуре, а? − Ну, зачем же так грубо, — поморщился чёрт, — мы здесь не при чем, сам понимаешь, мы всего лишь маленькая управленческая организация отделения Адского предбанника. Я ее управляющий менеджер, а в связи с нехваткой кадров еще и по совместительству директор. К вашим услугам, — кивнул Асмодей. — Не надо к моим услугам, — ошарашенно ответил юноша. — Хуле ты мне плетешь тут?! Я-то какого лешего оказался здесь?! Рядом с рыжим парнем внезапно материализовался страшный зеленый мальчик, от чьего появления юноша испуганно пискнул и вжался в противоположный бок дивана. Правда, мальчик чем-то напоминал его закадычного друга Ваню Лютикова, только более неприятного и жуткого, всего зеленого, покрытого мхом и еще неизвестно чем, тем чем бывают покрыты лешие. Леший-юноша только огорченно крякнул: — Представляете, Асмодей Бонифатьевич, он даже не знает своего лешего, благодаря которому попал сюда. Что за невоспитанный экземпляр! — юноша снова обиженно крякнул и растворился в воздухе так же, как и материализовался до этого секунду назад — без следа. Васечкин от ужаса и негодования произошедшего на этот раз произнести не смог ничего — просто уже боялся за свою психику и жизнь. Мало ли кто еще здесь материализуется или что случится, произнеси он хоть слово. − Итак, возвращаясь к нашему делу, − продолжил чёрт, как будто его совершенно не смущало ни неожиданные появления гостей, ни что-либо еще, — сейчас я займусь процессом твоего воспитания. Времени у нас по земным меркам немного, а по нашим — примерно часа четыре-пять. − Не надо мной заниматься, − просипел Васечкин, забывая о том, что его идеальные представления о поведении мужчин в данном случае опровергаются, хотя те как раз попробовали бы набить чёрту рожу, взорвали бы весь Ад и укатили бы в Адский закат с суккубами или кто тут водится из демонических «телок», — я исправлюсь. На словах скажите, че хотите, я петрю быстро и смогу выполнить, ерепенится не буду, исправлюсь, — потихоньку съезжая в истерику, жалобно попросил юноша. Чёрт совершенно никак не отреагировал на просьбу, ведь у него на этот счет были очень и очень четкие инструкции от высшего руководства и самой Марии Федоровны. Да и приз года за лучшее управление Адским отделением был не за рогами, через неделю всего голосование начнется, а ему так хотелось выиграть путевку на год в людской мир — для отдыха. − Подойди ко мне сюда и сядь на колени, — равнодушно произнес Асмодей. − Не надо, блядь, пожалуйста, — всхлипнул Васечкин, но покорно подошел ближе к козлоногому, потому что ослушаться было страшно, те пятна крови и цепи на стенах во время прогулки к жилищу Асмодея произвели свой эффект. Но сесть к чёрту на колени парень не смог и в нерешительности и ужасе замер, оглядывая стройные и крепкие мохнатые ноги и обнаженный орган, который был большим даже в состоянии покоя. Чёрт опять поморщился: не нравилось ему такое расточительство столь ценных ругательств, но промолчал. Рыжик покраснел, а затем побледнел, от чего его веснушки стали видны отчетливее, испуганно тараща карие глазищи на демона в ожидании кары, но тот только досадливо цокнул языком да в раздражении прищурился, резко дернув за руку его на себя. Тот приземлился к нему на колени, как и хотел демон, а орган беса оказался у него аккурат между ягодицами, от чего парень резко подпрыгнул и неосознанно попытался сбежать, что, конечно же, у него не вышло. Демон уже придерживал своей копытной рукой, держа поперек туловища бережно, но крепко. Прижавшись ближе, демон обвел ухо рыжика своим длинным и гибким языком, в то время как парень боялся шелохнуться: − А теперь слушай внимательно, — прошептал вкрадчиво Асмодей, легонько прихватив клыками край ушной раковины и подув на место прикуса, — повторяю в первый и последний раз, чтобы ты запомнил на всю свою жизнь: прежде чем что-либо сказать — очень хорошо подумай, особенно это касается ругательств. Ну, а чтобы ты закрепил данный урок и материал, мы проведем более интенсивную, — чёрт облизнулся и томно выдохнул в шею юноши, пуская мурашки, — терапию. Парень же сидел и не просто боялся пошевелиться, он даже дышал от страха через раз. Его напрягало такое игривое настроение нечисти, у которой было неизвестно что в мыслях. А самое главное, юношу пугала предстоящая интенсивная терапия… — Итак, — вывел демон его из ступора и проведя кисточкой хвоста по брюкам парня снизу вверх вдоль ног, аккуратно разрезая их и снимая ненужные лохмотья. Васечкин от неожиданности и возмущения дернулся, а кисточка хвоста легко задела его бедро, несильно, но глубоко оцарапывая. — Будешь шевелиться — покромсаю, — спокойно предупредил Бонифатьевич. Рыжик напряженно замер: — А зачем все это? — вопросил он, указывая на исчезнувшую деталь гардероба. — Что со мной будет? — Порка. Как наказание отца, только моя будет более, кхм, изощренная, — довольно ухмыльнулся чёрт. По побледневшему лицу мальчишки Асмодей понял, что тот явно нафантазировал кучу ужасов, как можно сделать порку не простой, а изощрённой, и чуть было не засмеялся. Смертные такие глупые и пугливые, что порой ему их было даже жаль. Впрочем, сожалеть долго демоны не умели. Перекинув бледную несопротивляющуюся тушку через колени так, чтобы соблазнительные ягодицы с бледными пятнышками веснушек торчали манящими холмиками, он слегка развел свои ноги так, чтобы пах юноши находился между ними. Орган же демона так же висел в спокойном состоянии между его ногами. Аккуратно разрезав белье парня и стащив его остатки, легонько ущипнув на возмущенное бурчание такого небрежного отношения к его белью парня за ягодицу, чёрт нежно погладил ее, словно в задумчивости перед предстоящей экзекуцией. К слову сказать, бесы очень не любили белье и одежду в принципе, так как считали, что она сковывает движения, прикрывает фигуру и в целом является бесполезным аксессуаром для редких развлечений и походов наверх, не более. Так что угрызений отсутствующей совести об испорченных вещах Бонифатьевич совершенно не испытывал. Васечкин же во время поглаживания своей пятой точки старался увернуться от прикосновений, вжимаясь в мягкую шерстяную ногу и испытывая при этом совершенно смущающие и непристойные ощущения неуместного легкого возбуждения. Резко опустившаяся ладонь и звонкий шлепок, огласившей обитель козлоного, а также звонкий вскрик, разнесшийся на всю комнату, не стали неожиданностью лишь для бесов, проходивших мимо, да для самого Асмодея. А вот удар, довольно болезненный, копытной кистью руки стал неожиданностью только для Васечкина, не удержавшегося от вскрика. Ощущения, как полагал Петя, были сравнимы с тем, будто бы его легонько и нежно приложила копытом по заднице лошадь, но, как вы знаете, лошади, как правило, не умеют настолько нежно лягаться. Одновременно с этим по позвоночнику паренька пробежали приятные мурашки, несмотря на боль, потому что он пахом потерся о мягкую, шерстяную ногу, что очень контрастно подарила юноше приятные ощущения. Хмыкнув, словно бы чёрт мог прочитать то, что творилось с парнем, Асмодей, весело оскалившись, продолжил наносить удары, приговаривая: − С этого дня ты станешь послушным сыном, — удар, — который будет во всем слушаться свою любящую маму, — удар, — и ни в коем случае не будет оскорблять ее, — удар посильнее, на который Петя вскрикнул и напряг ягодицы. — А еще ты научишься уважать старших, — удар, — перестанешь материться, — удар, удар, — будешь думать, что и кому говорить, — болезненный сильный щипок правой ягодицы, от которого Васечкин зашипел не хуже гадюки, а демон пришел от издаваемого звука в легкое возбуждение, отчего его член слегка напрягся и заинтересовано приподнялся. Васечкин испытывал противоречивые ощущения: без сомнения, порка от демона была намного болезненнее, но при этом то, как он терся пахом о его ногу и мягкую-мягкую шерсть, приводило тело юноши в полный восторг. Его член уже вовсю стоял, требовал внимания и приносил больше болезненных ощущений, чем приятных. Демон же, то оглаживая попку юноши, то сжимая и продолжая наносить удары, ни капли не смущался текущей ситуации. Отзывчивость мальчика начинала ему нравиться, из такого можно было бы вырастить прекрасного мазохиста, прикидывал уже свои коварные планы чёрт. С матерью он как-нибудь, как он думал, сможет договориться, пусть и приличной ценой (ведьмы были очень коварны и жадны до выкупа, что относилось к матери мальчика лишь частично). От самой ситуации сам демон получал немало удовольствия: давно ему не доставляли таких приятных поручений. Решив немного проучить юношу по-своему, он подвинул его еще немного вперед и хвостом охватил колом стоящий член парня, делая фрикционные движения по стволу и легко оглаживая его кисточкой хвоста, продолжая сыпать ударами на сильно покрасневшую кожу ягодиц и поучать мелкого хама воспитанию. Не зря же один из психологов, что попал на более глубокие слои ада, утверждал, что поощрение оказывает больший положительный эффект на закрепление материала, нежели наказание. Однако даже несмотря на правоту сего психолога, от участи пребывания в пекле его это не спасло. От таких провокаций Васечкин покраснел аж до плеч, а стоны он издавал не переставая, делая движения навстречу хвосту и желая продлить приятные ощущения, хотя такого стыда он никогда еще в своей недолгой жизни не ощущал. Член демона прижимался к животу юноши, пачкая его и во время неловких движений парня потираясь о его тело. Ощущение запретного, наказание и сама ситуация обостряла все чувства так, что они словно били удовольствием и болью по оголённым нервам. Едва Петя подошел к пику наслаждения, уже не обращая внимания на удары и собираясь нагло кончить, как хвост болезненно сильно сжал член, и юноша едва не взвыл от досады и разочарования, от недостижимости такой желанной разрядки. Демон же, казалось, от того, что его член испытывает напряжение, дискомфорта не испытывал. Прервав порку, чёрт снова любовно огладил горящую после своих же ударов красную кожу, чуть сильнее сжимая хвост на основании члена юноши. — Пожалуйста, — прохрипел тот, жалобно пытаясь извернуться, чтобы посмотреть Асмодею в глаза. — Пожалуйста что? — строго спросил бес. — Я… Кончи-и-ить, — запинаясь, промямлил юноша, — хочу. — Хорошо, тогда скажи мне, что ты запомнил из того, чему я тебя учил? — Не хамить матери. — Правильный ответ, — демон огладил напряженный ствол юноши сверху вниз, слегка надрачивая, — а еще? — Ааахм, — простонал тот, — слушаться ее, — демон ускорил движения, и юноша застонал громче, прикрывая глаза, но упорно продолжая, облизывая пересохшие губы: — уважать старших, — на этих словах демон кисточкой хвоста огладил головку и немного проник кончиком в уретру, заставляя юношу захлебнуться вздохом. — А еще что, самое главное? — ласково, насколько это возможно для демона, промурлыкал тот, оглаживая напряженную спину рыжика, которого от переизбытка ощущений сотрясала дрожь. — Я-а-а-а-а, — простонал Васечкин от резкого движения хвостом по его члену, и демон, опустив руку, сжимая нежно ствол огрубевшими копытными пальцами, заставил парня кончить. Белесая жидкость выплескивалась в ладонь чёрта толчками, а приятные ощущения настолько переполнили Васечкина, что от напряжения он выгнулся дугой, запрокинув голову вверх. — Я, — прошептал парень сорванным голосом, — буду послушным. Последнее, что помнил Петя, это довольное оскалившееся лицо нечисти, которая с удовольствием облизала ладонь, на которой осталась сперма, щелкнула его пальцами в лоб, вызывая на прощание сильную головную боль, и довольно лизнула парня в губы, запечатлевая на них легкий поцелуй со вкусом его же семени. Пришел в себя рыжик в медицинской палате, лежащим на кушетке и с перебинтованной головой. Возле его постели с накинутым на плечи медицинским халатом, сидя на стуле, дремала его мама. На ее лице появилось больше морщинок, а под глазами виднелись голубые синяки из-за отсутствия сна. Видимо, подумал Васечкин, она очень волновалась за меня. За долгое время это всего лишь второй раз, когда парню стало очень и очень стыдно. Почувствовав странные ощущения в пятой точке, довольно болезненные, к слову сказать, будто бы его и вправду порол демон, Васечкин зашевелился и, охнув от боли, прекратил попытки посмотреть, что же с ним стало. От возни парня на кровати проснулась и мать. — Петя, — испуганно воскликнула она и кинулась к кушетке сына. В голове юноши восклицание матери отдалось набатом и дурнотой, и ему снова захотелось от злости нахамить суетившийся вокруг него женщине. Только парень открыл было рот, чтобы свершить сие действие, как в палату вошел мужчина в длинном, практически до щиколоток, белом халате со стетоскопом на шее, знакомой бородкой, миндалевидным разрезом глаз и их темной ониксовой глубиной. — Аыгх… — вымолвил он и испуганно уставился на знакомого из своего сна. — Добрый день, молодой человек. Меня зовут Игорь Игнатьевич, я ваш лечащий врач. Как вижу, вы уже пришли в себя. Как себя чувствуете? Васечкин испуганно перевел взгляд на мать и, тараща глаза на мужчину, хрипло прошептал: — Демон. — Боже упаси, — обаятельно улыбнулся тот, сверкнув небольшими острыми клычками. — Да у вас, наверное, жар? Мужчина подошел и аккуратно пощупал лоб Пети вполне человеческими руками. Поворачиваясь к матери мальчика, он произнес: — Ему сейчас необходим покой. Стресс и все такое, вы же понимаете? К тому же мне необходимо провести осмотр пациента. — Да-да, конечно, — засобиралась она. На выходе из палаты Мария Федоровна обернулась, жалобно глядя на сына, и переглянулась с врачом, словно ведя безмолвный диалог. — Я приду завтра, Петя. Навещу и принесу вкусненького, ты наверняка будешь голоден, — неуверенно произнесла она. Васечкин, пытаясь привстать и остановить уходящую родительницу жалобными взглядами, посылая сигнал SOS всеми фибрами своей души от ужаса и отчаяния перед Игнатьевичем-Бонифатьевичем, не верил, что его кинет его родительница, почему-то согласившаяся с врачом и довольно быстро ушедшая. Если она ведьма, то наверняка знает, кто этот врач на самом деле такой. А мужчина тем временем присел рядом и нежно погладил пальцами скулу мальчишки. — Уже нарушаешь свои обещания, Васечкин? — Ты… Ты же Асмодей, правда? Какого чёрта ты здесь оказался? Вспомнив, что слова имеют силу, юноша судорожно заозирался, боясь появления очередного демона, как было во сне, но ничего не произошло, и он облегченно вздохнул. — Своего собственного, — ухмыльнулся бес. – Да, ты прав. Это именно я, Асмодей Бонифатьевич. Снова к твоим услугам. Решил проследить за исполнением твоих обещаний и того, как ты усвоил мой урок, но смотрю, что его требуется повторить, — из-под длинного халата вылез темный хвостик и, поднырнув под простыню, ласково огладил бедро юноши, тут же вернувшись под халат своего владельца и спрятавшись там. При воспоминании об экзекуции щеки Васечкина обдало жаром, по низу живота прокатилась горячая волна, а член заинтересованно дернулся, собираясь устроить ему подлянку и встать. — Нет, не требуется, — неуверенно прошептал юноша, сам еще не зная, хочется ли ему продолжения и повторения того, что с ним творил мужчина, или нет. — В любом случае, я сейчас в отпуске, — потянулся демон, — и готов уделить тебе свое время и внимание. А так как я твой врач, поверь, обделенным им ты не останешься. Это ж надо было тебе так удачно попасть, — мужчина наклонился к испуганному рыжику и облизнул его губы, проникая внутрь, не встречая сопротивления и втягивая Петю в поцелуй, глубокий, влажный и жаркий, отметая все его дальнейшие мысли и отмазки прочь, легонько прикусывая губы и заставляя парня судорожно дышать. Последнее, что подумал Васечкин, это то, что возможно, стать воспитанным, хорошим и не матерящимся юношей, пай-мальчиком под присмотром такого мужчины — не самая плохая участь. А также то, что, возможно, ему придется очень сильно пересмотреть идеалы мужского образа поведения и уйти в Адский закат с новым знакомым. Перед тем как окончательно раствориться в неспешных ласках беса, у Васечкина мелькнула последняя связная мысль, что как только он выйдет в школу, то засунет проигранную сотку Лютикову в задницу так глубоко, как только сможет, кем бы тот там ни был, хоть бы и правда лешим.