***
— Он меня заебал! — почти рычит Йен, присасываясь к банке с пивом. — Вот просто не могу. Взял бы и придушил урода! Лип задумчиво болтает в стакане с виски лёд, после чего подпирает щёку ладонью и выдаёт то, чего Йен от него меньше всего ожидает. — Трахни его. — Чего? Ты ебанулся, Лип? — Нет, ну просто ты зациклился на нём, как и он на тебе. Если трахнешь его, то всё изменится. Ну, мне так кажется. — Микки Милкович - самый ебанутый гомофоб из всех, что я знаю. И ты мне предлагаешь трахнуть его? Ты в своём уме? Он же мне яйца отстрелит. — У него есть ствол? — в голосе Липа звучит ничем неприкрытое любопытство. — Да откуда мне знать? — раздражённо выдыхает Йен, грохая банкой о барную стойку. — Может и есть, а может и нет. Я свечку не держал. — Тогда откуда ты знаешь, что он отстрелит тебе яйца? Может он специально тебя провоцирует, а ты его игноришь. — Да этот мудила мне цветы портит! Смолит, как чёртов паровоз! — Да ты не лучше, — хмыкает Лип и ехидно косится на брата, который в этот момент затягивается. — Но не возле магазина же! Для цветов это вредно! — Ну да, — неопределённо говорит Лип и просит Кева обновить его стакан. А Йен уходит в мысли с головой. Ему не дают покоя слова, сказанные Липом. Он зациклился на Милковиче? Да быть этого не может. Не в этой жизни!***
У Микки руки забиты от плеч до самых запястий. Йен смотрит на агрессивные рисунки и понимает, что видит их полностью впервые. Милкович замечает его пристальный взгляд и хмурится. — Хули ты пыжишься, пидрила? Галлагер игнорирует оскорбление и неожиданно вспоминает совет Липа. Трахнуть Милковича? На данный момент это не кажется такой уж плохой идеей. — А хули ты припёрся в мой магазин? — в тон ему отвечает Йен, скрещивая руки на груди. Микки тут же кидает на него злобный взгляд. На своей территории Галлагер чувствует себя очень уверенно, и Милкович, судя по всему, это понимает, но уходить не торопится. Сейчас Микки напоминает Йену одичалого пса, который вроде как и был раньше домашним, но почему-то оказался на улице, и теперь относится ко всему с опаской. Милкович осматривается по сторонам, шатаясь по магазину из угла в угол. Галлагер же в свою очередь не пытается его прогнать. Пока Микки не портит цветы и ничего не трогает руками, он решает ничего не предпринимать. Ему даже становится интересно, как татуировщик поведёт себя дальше. — Я тебе руку сломаю, если ты вздумаешь тут курить! — спокойно произносит Йен, заметив, что рука Микки тянется к сигаретной пачке, торчащей из кармана дранных в хлам джинс. — Пупок не развяжется, гомосек ебаный? — тут же огрызается Милкович, скаля ненормально острые зубы. — Тебе не кажется, что ты слишком зациклен на моей ориентации? — ехидно подначивает Йен, выгибая бровь. Походу, Лип был прав. Они с Милковичем уделяют слишком много внимания друг другу. — А тебе не кажется, что ты слишком распизделся? — передразнивает его Микки и делает шаг в сторону прилавка, за которым стоит Йен. — Не кажется! — Йен его не боится, поэтому отвечает спокойно и с равнодушием наблюдает за тем, как татуировщик приближается, ставит локти на столешницу и смотрит на него снизу вверх. С минуту они молчат, а потом Милкович кровожадно улыбается. И от этой улыбки у Галлагера мурашки разбегаются по всему телу. — Сучка совсем осмелела, да? — почти мурлыча тянет Микки и облизывает верхнюю губу. Йен следит за острым кончиком языка и сглатывает. Микки был не то чтобы в его вкусе. Галлагер вообще всегда предпочитал мужчин постарше и посолиднее. И Микки совершенно не попадал под это описание. Но почему-то сейчас Йену кажется, что ещё никто никогда его так не выводил из себя и... не возбуждал. Тоже облизав губы, Йен кладет ладони на прилавок и нависает над Микки, опасно приближая своё лицо к лицу татуировщика. Пару минут смотрит на него, пытаясь перебороть в себе желание поцеловать кривящиеся в оскале губы, а потом открывает рот, чтобы ответить. Но не успевает он даже вякнуть, как Микки вдруг резко подается вперёд, целуя его. Из-за того, что делает он это слишком порывисто, они болезненно ударяются зубами, но никто не обращает на это внимания. Йен просто слишком ошарашен, а Микки просто слишком похуй. Прежде чем Йен успевает хоть как-то отреагировать: оттолкнуть Милковича, или наоборот, ответить на столь горячий поцелуй — Микки сам отстраняется и облизывается, словно довольный котяра. Причмокнув губами, татуировщик хмыкает, бросает «А что, было неплохо!» и, засунув руки в карманы своих джинсов, вальяжно направляется на выход. А Йен так и остается стоять, пытаясь сообразить, что это вообще только что было.***
— Дай угадаю, — насмешливо тянет Лип, когда они вдвоём переступают порог «Алиби». Кев машет им рукой в приветствии, а потом отвлекается на толстого мужика, сидящего за стойкой. В этот раз братья занимают столик у дальнего окна. Лип прекрасно понимает, что сегодняшние разговоры не для чужих ушей. — Твой Милкович что-то учудил? — Что? С чего ты взял? — не очень уверенно отвечает Йен, кусая губу, и поражаясь тому, как быстро брат его раскусил. — Да у тебя же на лице всё написано, — пожимает плечами Лип, бросая на стол пачку сигарет. Йен подтягивает её к себе, рассеянно крутит в пальцах, а потом, достав сигарету, сжимает её в зубах. — Да, кое-что произошло. Лип лишь закатывает глаза, забирает у него из рук пачку, щелчком выуживает оттуда сигарету и отправляет её себе в рот. Чиркнув пару раз колёсиком зажигалки, Лип глубоко затягивается и, откинувшись на спинку стула, чуть прищурившись смотрит на Йена сквозь клубы сизого дыма, выпущенного через ноздри. Йен, словно в трансе, пожёвывает фильтр и смотрит куда-то сквозь самого Липа. Лип усмехается и снова качает головой. Брата в подобном состоянии он видит впервые. Что-либо говорить Лип не торопится, да и Йен, судя по всему, тоже. Поэтому Лип уже машет Кеву рукой, чтобы подозвать его и сделать заказ, как вдруг Йен отмирает и выдаёт такое, от чего сигарета выпадает у Липа изо рта. — Он поцеловал меня. Сам. — Нихуя себе, — растерянно говорит Лип, почёсывая вихрастый затылок. — Разве ты не говорил, что он гомофоб? — Говорил. А разве ты мне не говорил его трахнуть? — Говорил. И ты... сделал это? — Лип не стал уточнять, что «трахнуть» Милковича он предлагал в шутку. — Нет. Он сразу же ушёл. Лип хлопает глазами и понимает, что ничего не понимает. Одно ему ясно точно — без выпивки тут не обойтись.***
Немного неуверенно потоптавшись на крыльце, Йен тянет на себя дверь салона и на секунду даже жмурится. Он не знает, что может увидеть за дверью заведения, в котором работает Милкович, поэтому подобный жест был своеобразной мерой предосторожности. Звякает над головой колокольчик, а в лицо неожиданно дует свежим воздухом. Открыв глаза, Йен озадачено осматривается. Сказать по правде, он ожидал увидеть в этом тату салоне здоровенных, немытых байкеров, размалёванных шлюх и наркоманов. Ещё он ожидал увидеть переполненные пепельницы, кучи бутылок по углам, возможно - даже презервативов. Он и сам не знает откуда появились подобные мысли, но просто Микки не производил впечатление порядочного человека. Однако в приёмной светло и чисто. За стойкой-ресепшен восседает какая-то девица. Выглядит она, конечно, вульгарно, но ее личико достаточно миловидное и даже громоздкое кольцо в ноздре, броский макияж и тёмные волосы с ярко-розовыми прядками его совершенно не портят. Девушка читает какой-то журнал, закинув длинные ноги на стойку. Когда Йен подходит поближе, она отрывается от глянцевых страниц и мельком пробегается по нему взглядом. Видимо, результат осмотра её удовлетворяет, потому что журнал оказывается отложенным в сторону, а ноги опускаются на пол. — Я могу чем-то помочь? — тут же следует вопрос, и широкая улыбка украшает лицо девушки. Йен улыбается в ответ и открывает рот, чтобы спросить на месте ли Микки, как вдруг раздаётся громкий голос татуировщика. — Эй, манда, кого там чёрт принёс? После этого шторка колыхнулась, и за спиной девушки вырос Милкович собственной персоной. — Манда, ты оглохла, что ли? — насмешливо спрашивает Микки, только после этого замечая Йена. — А ты что здесь делаешь, петушок? — Не называй меня мандой, придурок! — вспыливает девушка, гневно глянув на Микки. Но татуировщик довольно профессионально её игнорирует. — А что я могу делать в тату-салоне? Логично предположить, что я хочу сделать татуировку, — усмехается Йен, складывая руки на груди. Вообще-то он не хотел делать татуировку и совсем не ожидал, что встретится с Микки прямо сейчас. Ему просто хотелось посмотреть на то, в какой обстановке работает эта заноза в заднице, и тихо-мирно уйти. Но Микки как всегда рушит его планы. Хотя это и было правдой, не признаваться же в этом Милковичу? Йену и так хватает постоянных насмешек по поводу ориентации и его работы. Поэтому идея с татуировкой была не такой уж плохой. Микки по-любому ему откажет, сказав что-то «Я не буду делать татуировку пидору!» и Йен сможет спокойно уйти, и заглянуть в другой раз. — Ты? Татуировку? — Микки выгибает бровь и удивленно смотрит на Йена. — Я. А что? У тебя с этим какие-то проблемы? — Никаких проблем, пидорок, — Микки скалится, показав зубы. — Ладно, проходи, раз пришёл. А вот это было уже совсем не то, чего ожидал Йен. Он даже сперва теряется, не зная, как ему поступить. А Микки тем временем продолжает ждать, услужливо отодвинув в сторону шторку. Сбежать сейчас — значит проявить трусость и дать Микки новый повод для издевок. Да и про тот странный поцелуй уж очень хотелось узнать. Так что... — Надеюсь, руки у тебя растут из нужного места, — преувеличенно бодро произносит Йен и, обойдя ресепшен, проходит в соседнее помещение. Там было не намного просторнее, чем в приёмной. Возле большого окна стояло одно единственное кресло, а всё остальное пространство занимал шкаф, стол, да парочка тумбочек, на которых ворохом лежали разрисованные листы. Пока Йен осматривается, Микки успевает сесть в кресло и что-то записать в тетради, лежащей на столе. — Ну так что, цветовод, что же ты хочешь? – всё же спрашивает он, привлекая к себе внимание Йена. Галлагер смотрит на него задумчиво, а потом садится на кушетку. — Надо же. Не «пидарок», не «пидрила» и даже не «петушок». Как необычно, — насмешливо тянет Йен. — Харэ пиздеть! — морщится Микки, понимая свою промашку. — Либо говори, что хочешь. Либо уёбывай отсюда. — Что я хочу... может какие-нибудь цветы на рёбра? Сможешь придумать что-нибудь интересное? — Цветы? — уточняет Микки, прежде чем скривить лицо в брезгливой гримасе. — Вот же ты пидормот несчастный. — О, а это что-то новенькое, — говорит Йен, намекая на «пидормота». — Но знаешь, слышать подобное от человека, который сам поцеловал меня недавно, очень странно. Ничего не хочешь мне рассказать? — Тебе не хочу, — резко обрывает его Микки и, отвернувшись к столу, начинает что-то рисовать всё в той же тетрадке, предварительно перевернув лист. — А кому хочешь? И, кстати, что за девчонка на ресепшен? Миленькая такая. Может ты ей расскажешь, почему поцеловал пидора? — Йен не может перестать насмешничать, сбитый с толку Микки оказывается невообразимо милым и даже забавным. Если, конечно, такие слова вообще применимы к такому человеку, как Микки. — Протянешь свои грёбаные ручонки к моей сестре, я тебе их сломаю, понял? — отвечает Микки, даже не повернувшись. И Йен понимает, что Милкович слов на ветер не бросает. Да и прозвучала это угроза так, что сомневаться в том, что Микки действительно это сделает, не приходится. Но новость, что у Микки есть сестра действительно удивила Йена. Почему-то он даже и не думал об этом. Хотя ему ли говорить, когда у него самого три брата и две сестры? — Ну я же пидр, зачем мне трогать твою сестру? Микки ничего не отвечает, продолжая рисовать. Йену становится интересно, чем он так увлеченно занимается. Поднявшись, Галлагер подходит ближе к сидящему парню и склоняется над ним, заглядывая через плечо. На клетчатом листе бумаги уже вырисовывается красивый цветочный узор из астр. Йен на мгновение теряет дар речи. Что уж говорить, он до последнего не мог поверить, что Микки мог создать нечто подобное. — Красиво, — выдыхает он прямо в макушку Микки, от чего татуировщик дёргается так, словно Йен тут ему уже присовывать начал. — Какого хуя ты трёшься возле меня, пидорасина? — рявкает Милкович, чем изрядно смешит Йена. А потом Галлагеру вдруг становится всё сразу понятно. И эта приставучесть, и постоянные оскорбления, и поцелуй. Всё это может означать лишь то, что Микки совсем не такой уж гомофоб, каким старается показать себя. А подтверждают это астры на эскизе. Ведь эти цветы Йен любит больше всего и всегда уделяет им особое внимание. Видимо, Микки это заметил. Йен улыбается, тут же отстраняясь, чтобы больше не мешать Милковичу рисовать. «Возможно, из этого и получится что-нибудь стоящее», — подумалось вдруг Йену, и эти мысли касаются не только татуировки.