Неплохая мотивация

- Хорошо поработали, Оикава-сан! – прокричали в спину высокому парню, облаченному в потрепанные лохмотья, полностью разукрашенному темно-зелеными и болотистыми цветами, с огромным винтом, продетым через его каштановую макушку. Хеллоуин был в самом разгаре, а вместе с ним и специально приуроченный этому многовековому празднику мюзикл-ивент «Одной хеллоуиновской ночью», эдакая солянка всех популярных страшилок, потому подобный наряд не был в новинку окружающим. Дух магии, потустороннего и чего-то таинственного витал в воздухе ощутимым запахом вкусных сладостей и свежих тыкв, теперь уже весело улыбающихся, превращенных умелыми руками в Джеков-фонарей. - Ага, спасибо, всегда рад стараться! – ослепительно улыбнулся шатен, отсалютовав на прощание двум молодым девицам из здешнего персонала, имена которых он уже давно забыл; те только счастливо завизжали и, довольные, скрылись за поворотом. Сам Тоору же, молодой 23-летний певец-айдол, с оглушительным успехом завоевавший сердца публики и стремительно взбирающийся по «карьерной лестнице» суперзвезд, только снисходительно покачал головой и скрылся за дверями личной гримерной. Со вздохом отстегнув верхнюю пуговицу, он еле как доковылял к кожаному креслу и устало плюхнулся в него, откинувшись на удобную спинку. Подхватив со столика, доверху заваленного всяким хламом, початую бутылку минералки, он с жадностью настоящего дикаря набросился на воду, не забывая следить и за тем, чтобы грим не был смыт случайными брызгами. Вдоволь напившись, он поставил уже порядком опустевшую стеклотару обратно на деревянную поверхность, не забыв взглянуть в зеркало перед собой. В отражении горько улыбался жуткий, но вместе с тем и невероятно обаятельный Франкенштейн - один из главных действующих лиц сегодняшнего мюзикла - ввергая айдола в еще большее уныние. - Фуух, ну и денек, хуже не придумаешь. Маскарад, конкурс костюмов, праздничная радио-запись, - начал поочередно загибать тонкие пальцы парень, пока пытался припомнить все события, произошедшие намедни, - а теперь еще и этот ивент – совсем совести нет у шефа! Такого красавчика заставляют работать во время праздника, ну, честное слово, - обиженно пробурчал, надув губы от недовольства, и с показушностью, которая, увы, была адресована в никуда, зло тормошил вихрем уложенные волосы, как никогда ярко отливающие медью от огромного количества лака. - Вот доиграются, что я возьму одного дня – и загнусь. И посмотрят они тогда, как будет худо без меня! Громкий хохот, полный коварства и неприкрытого удовольствия, заполнил всю гримерку, на минуту даже оглушив самого Оикаву. Головная боль, старательно подавляемая старыми друзьями анальгетиками, вновь напомнила о себе звоном в ушах и металлическим треском в висках. Будто бутафорский винт действительно пробил его голову насквозь, да так там и застрял, на потеху завистникам и недоброжелателям. Накануне гримерам даже не пришлось имитировать «эффект впалых глаз», как они сами это назвали – темные, иссиня-фиолетовые мешки, полученные Оикавой на память от методичного недосыпа, выглядели не хуже любых теней и даже дополняли его образ безмозглого монстра, которым его так щедро наградили создатели ивента. «Как прочувствовал роль, ну, точно настоящий профессионал!» - восхищались все вокруг, пока сам певец тихо ненавидел свой плотный график, а вместе с ним и жизнь в целом. - Тч, поскорее бы уже финальная песня, - устало потирая ноющие виски, прошептал сам себе, словно мантру, айдол, - и по домам. Мм, ненавижу свою работу! - Ой! – то ли у Тоору сегодня день не удался по всем параметрам, из-за чего на появление еще одного человека в тесной гримерке он не обратил внимания, то ли его неизменный демон-менеджер, старше него всего на 3 года, вообще не издавал никаких звуков, а все же окрик, полный злости и раздражения, испугал парня до чертиков. Подпрыгнув на кресле, Оикава рефлекторно схватился за сердце, предательски пропустившее удар, увидев в зеркале перед собой отражение Иваидзуми Хаджиме, одетого, как всегда, в строгий темный костюм с иголочки. Разве что обыденность образа деспотичного начальника-дозорного, неусыпно следящего за всеми выходками любимчика публики, разбавляли искусственные волчьи ушки, так идеально сочетающиеся с коротким черным ежиком мужчины. И Тоору даже умилился бы, вот только аура испепеляющего зла, витавшая темным сгустком вокруг менеджера, вселяла одну большую панику в и без того напуганного айдола. - Дурокава, какого черта я вижу твою ленивую задницу в гримерке, а не на сцене, а? – зло зыркнув исподлобья, мужчина отвесил подзатыльника бестолковому подчиненному, продолжая причитать на нерасторопность оного. И хоть Тоору уже привык к драконовским методам воспитания менеджера, а все же не смог сдержать сдавленного «Ай!» и потереть ушибленное место. - Потрудись объяснить, филонщик со стажем! - Ива-чан, а ты откуда здесь взялся! Я ведь думал, что ты часа два как минимум еще просидишь у себя в агентстве, разбирая все эти бумажки и отчеты, - первое удивление прошло, сменившись на по-детски горькую обиду. - Или что ты там вообще делаешь. - Так вон оно что! Только я отвернулся от тебя на минутку, а ты уже и распустился совсем, бездельник! - Так праздник же, Ива-чан, имею я право, в конце концов, хоть немного отдохнуть? Достали вы уже меня, - негодование волнами полыхало в душе Оикавы. Он ведь каждый день так старается, вкладывает просто невероятное количество сил, трудится ради того, чтобы шеф и этот неотесанный чурбан гордились им, а в результате им вечно недовольны. А ведь Ива-чан совсем не понимает, совершенно не замечает его чувств! Предательские слезы обиды уже прожигали уголки глаз, и Оикава тряхнул головой, с силой зажмурившись и стиснув руки в кулаки, чтобы не выдать своей слабости хоть сейчас. Что за несправедливость! - Изверг! - Ну-ну, не начинай, - пошел на попятную менеджер, видя, насколько сильно он ранил чувства парня, хоть и совсем не ожидал подобной реакции от вечно веселого бездельника. Подобное проявление эмоций было действительно полной неожиданностью для него, но, тем не менее, несколько приятной – вид раскрасневшегося мальца, такого обиженного и беззащитного, был невероятно соблазнительным. Хоть Хаджиме и до последнего не признавался сам себе в этом. - Да, я виноват, погорячился, ты самый первый в очереди на заслуженный отдых. Прости, - опустившись перед сжавшимся в комочек парнем, успокаивающе гладя спину, огибая худые плечи, то и дело всхлипывающие в немом плаче, ласково бормотал Хаджиме. То, с какой непривычной добротой вечно нелюдимый надзиратель вкладывает всю душу в свои слова, как искренне старается извиниться за свою вспыльчивость – все это, непонятной бурей внезапно вспыхнувших в груди чувств, только подлило масла в огонь истерики Тоору. Хотелось до скрежета зубовного, до побелевших костяшек сжимать в ответных объятьях горячее и такое желанное тело мужчины, утопать в мягкости коротких волос и упиваться ароматом его излюбленного одеколона. Про ушки парень так и вообще пытался забыть, хотя и не мог не отметить, что они нереально умиляли, будто добавляя скрытого шарма злому волку, коим и являлся от природы Ива-чан. Но Оикава изо всех сил сдерживал себя, прекрасно осознавая всю тяжесть своего положения и безответность, тщетность пылких чувств, поэтому всего лишь наслаждался интимностью момента до последнего, прислонив голову к крепкому плечу немного дольше положенного. - Эй, только не реви, хлюпик, - тихо усмехнулся Хаджиме в завихрение медных волос, вернув свою обыденную колкость характера. - Я не реву! – залившись краской смущения, вспылил Оикава, утерев рваным рукавом коричневого кафтана зашмыганный нос. - Ага, это пот смывает весь твой девчачий макияж, да. - Ива-чан, дурак! - Хехе, не злись уже, - довольный проделанной успокоительной работой, хмыкнул менеджер, стирая пятна зеленой пудры с костюма и ярко-оранжевого галстука. Скосив взглядом на демонстративно отвернувшегося от него подопечного, мужчина только с чувством выдохнул и, потерев переносицу, как можно более спокойно заговорил, едва сдерживая рвущиеся наружу порывы задушить негодника: - Да что ты, как дитя малое, я же извинился. Ответа не последовало, впрочем, как и любой другой реакции на слова черноволосого. - Ей, Дурокава, я тебя ударю, если ты сейчас же не повернешься ко мне, - со злостью прошипел сквозь зубы Хаджиме, все же смачно стукнув вконец обнаглевшего айдола по явно пустой голове. - Блин, зачем тогда угрожаешь, если все равно ударил! – тут же вскрикнул Оикава, мгновенно развернув кресло к обидчику, чего, впрочем, и добивался менеджер, знавший причуды этого парня как никто другой. Раскрытый в немом упреке рот то открывался, то вновь закрывался, взгляд слезящихся карих глаз впивался куда угодно, но только не на самого Иваидзуми, но строгий менеджер долго ждать не привык, а потому спросил напрямую: - Ну, что там? - Ты… - запнулся, прокашлявшись от подступивших хрипов, Оикава и неуверенно, тихо забормотал себе под нос, - Ива-чан, ты не поздравил меня с Хеллоуином. - А? Ну, будет тебе, ты ведь уже… - А я хочу! – не дав сказать и слова, требовательно крикнул он, схватив за плечи опешившего мужчину. - Хочу, хочу, хочу! - Боже мой, сколько же от тебя проблем, - закатил глаза он, после чего наступило неловкое молчание. Сдаваться не хотел никто – ни воспылавший внезапно пришедшей в голову идеей-фикс Оикава, ни опытный, наученный подобными бзиками Иваидзуми – пока последний, скрепя сердце и проклиная собственную мягкотелость, не сдался под напором мальчонки. - Давай, я жду. - Кошелек или жизнь, Ива-чан! - радостно протянул нараспев Оикава, засветившись неподдельным счастьем. - Ремня на тебя нет, Дурокава, одной фигней и страдаешь, - устало выдохнув, Хаджиме затормошил шевелюру айдола, почти не больно, но все же ощутимо. - Злюка, - буркнул тот, приглаживая стоящие торчком пряди обратно, и отвел взгляд в сторону, невидяще рассматривая силуэты каких-то коробок и прочих декораций. "Похоже, праздник окончательно и бесповоротно испорчен", - с сожалением подумал певец, который так искренне верил, что предмет его воздыханий хотя бы маломальскую конфетку подарит, а не разобьет его сердце едкими словами. Опять. И как он только по уши втрескался в этого чурбана?! В один момент, почувствовав, как чужая рука, вцепившись в ткань костюма, рывком тянет его вперед, Оикава с ужасом осознал, что ощущение мягких губ на его собственных - не иначе, как поцелуй. Волна крупной дрожи окатила холодом испуга, пока жаркое, опаляющее дыхание Иваидзуми щекотало кожу, отзываясь тупой болью в самой глубине его сердца. Осознание происходящего пришло не сразу, ровно как и понимание, но менеджер даже и не думал разрывать столь запретный контакт, чему Оикава был безумно благодарен. Конечно, все это сумасшествие легко было принять за сон, один из многочисленных, полных непотребных мыслей о таком желанном и недоступном Хаджиме, но почти мертвецкая хватка рук мужчины служила неоспоримым доказательством действительности. Долгожданной, ответной, бесконечной. Момент, когда чужой язык проскользнул меж сжатых в тонкую линию губ, Оикава благополучно пропустил, утонув в опьяняющем восторге, но все последующие ощущения запомнил лучше всех остальных. Возбужденно-сбитое дыхание обоих, слившееся в унисон, влажность сплетенных языков, развратность и похоть, в которую перерос уже совсем не детский поцелуй. Это точно не обычная отмазка от праздничной традиции - только ответные, схожие чувства двух влюбленных. Нарочито медленно отстранившись, мужчина нежно провел рукой по едва порозовевшим губам, смахнув тоненькую ниточку слюны, и, притянув безвольное тело обмякшего в эйфории айдола, наклонился к самому ушку, обдавая его возбужденным дыханием. - Хорошо поработал, Тоору, - хрипло прошептал Хаджиме, сипло, томно выдыхая и не разрывая зрительного контакта с парнем, потерявшим связь с действительностью. Мягкий бархат голоса, который так любил Оикава, теперь наполнился желанием, похотью и возбуждением – опасным коктейлем чувств, на которые уже и не надеялся Тоору, безумно довольный и опьяненный. Наверное, счастливее его в этом мире сейчас и с огнем не сыскать. - Ты большой молодец, я могу гордиться тобой. Отодвинувшись от подопечного и встав в привычную угрожающе-поучительную стойку надзирателя, Хаджиме демонстративно прокашлялся, почесав в смущении затылок, и грозно протянул: - Ей, чего застыл? Скоро твой выход, вообще-то, остолоп, не стой столбом. - Ива-чан, это… - заикаясь, путая слова и не зная, с чего начать, счастливо неверяще лепетал шатен, неверяще уставившись искрящимися глазами на мужчину. - Еще! Я еще хочу! - Угомонись уже, Дурокава! – не без веселья в голосе прикрикнул менеджер, буквально за шкирку вытаскивая протестующего айдола в коридор и со всей злости дав ему напутственного пенделя. Так, чтобы знал свое место. - Марш на сцену, и чтобы я тебя больше не ловил по гримеркам. Еще одна такая выходка – и одним подзатыльником не отделаешься! - Ну точно идиот, как ни посмотри, - сокрушенно покачав головой, улыбнулся Хаджиме, продолжая неотрывно смотреть в спину окрыленного Оикавы, бежавшего на всех парах к заветной сцене. Заново прокрутив события двухминутной давности, он убедился, что лучшей мотивации, чем эта, для бездельника Дурокавы у него пока нет, да и вряд ли найдется; от подобных размышлений коварная ухмылка расцвела на припухших в долгом поцелуе губах: - Мда, трудная ночка меня сегодня ждет с этим тугодумом.