Про Вовочку, или Соленья старой тетушки

Солнце яростно светило через старенькие занавески. Валера разлепил один глаз, оглядел пожелтевший потолок и со вздохом начал слезать с кровати. Квартира старой тетушки мужа Галиной сестры была уютно захламлена; паркет трепетно скрипел под ногами, лампочки в позднесоветских люстрах тревожно дрожали робким светом по вечерам, буфет нервно дребезжал стеклами, отвечая паркету, как ни старался Валера проходить на цыпочках. Утро нежно золотило комнаты… Жадным водопадом взревел старинный унитаз, и Валера прошлепал на кухню ставить чайник. Тетушка уехала на дачу на все лето, доверив ключи от квартиры и любимые цветочки только родному племяннику. Разнюхав это, Валера исхитрился выиграть у свояка эти самые ключи, победив в двух раундах пьяных шашек подряд. Галя с сестрою, не вникая в то, на что именно бьются их мужья, качали головами, вздыхали, деликатно пили вермут и закусывали обмякшим российским сыром. Припухший Валерин глаз следил за женой, цепкие ручки прятали заветные ключики в карман истершихся джинсов. Не то чтобы он устал от семейной жизни, но иметь тайный приют в жарком городе было на руку, тем более свояк терпеть не мог поливать цветочки, забывал о них, но боялся разочаровать тетушку. Валера шепотком обещал проследить за цветочками и поддерживать порядок. Он почесал живот, налил в чашку вчерашней заварки и кипятка и уселся под окошко. Мысль его, разгоняясь потихоньку после сна, склонилась к давнему злодейству, которое он вынашивал уже пару лет. Дело в том, что он имел претензии на некую собственность, которая физически находилась у другого человека. Он никак не мог сообразить, как изъять эту собственность, не прибегая к суду. «Грязным бельем трясти-то не хочется, фу!» Поползновения в сторону этой собственности, якобы принадлежащей Валере, не то чтобы пресекались на корню — они просто не могли быть реализованы под зорким взглядом одного раздолбая. Валера мысленно плевал в эту нередко пьяную морду, недавно решившую отрастить усы. Усов было негусто, но они придавали носителю такой залихватский вид, что осуществить изъятие желаемого Валере никак не удавалось: он терялся. Сегодня он решил плюнуть на носителя усов, даже двинуть ему в глаз при необходимости, но добиться воссоединения с его желаемой вещью. А вещь эта находилась при не менее близком Валере человеке — таком же близком, как и носитель новорощенных усов. Обладатель ее и не подозревал, что владеет чужой («Моей!» — заверещал Валера) собственностью. Они были сильно скреплены друг с другом — человек и эта вещь, и использовали друг друга в различных целях. Так что никто и не подозревал, какой коварный план придумал Валера. Он отыскал в стенном шкафу запасливой тетушки притаившуюся баночку грибов. Бумажка, присохшая к крышке, гласила, что это закатанные грузди шестилетней давности. — То, что надо! — обрадовался наш герой. Вдохновленный находкой и недавними победами в шашки, он решил обыграть своего не ведающего ни о чем врага, оглушить его водкой и накормить грибочками, а когда тот уснет, изъять свою собственность и соединиться наконец с нею. — Моя прелесссть! Эти слова он прошептал, обтирая пыль с банки, и неясно было, кому они были адресованы, — грибам или тому, о чем он так мечтал. — Я получу его наконец! Уже сегодня! — потрясая полотенцем, он прижал банку к груди и поплелся одеваться. Грузди чмокнули, булькнули и притаились. *** На студию Валера приехал раньше всех. Он сгрузил пакет из магазина с пятью бутылками водки и палкой сырокопченой колбасы. Вытащил из-за пазухи баночку грибов. Пока собирал разрозненные рюмки и пытался их отмыть в умывальнике, он обратил внимание на засунутую на верх стеллажа коробку. «Чего это там?» — Валера попытался дотянуться, но не достал. Приволок стул, влез. Оказалась коробка из-под... виски, что ли, такая красивая, синенькая внутри. Видимо, хозяйственный Маня припрятал на будущее – хрен знает для чего ему, для палок коротковата вроде… Валера покрутил ее и так, и эдак, и его осенило: это же чудная коробочка для его мечты! Его собственности! Футболкой он смахнул пыль и слез со стула. Когда приехали коллеги и увидели тщательно подготовленный Валерой плацдарм, то сразу поняли, что репетиции не будет. Ни сегодня, ни скорее всего завтра. Валера выглядел хитреньким, но против пяти бутылок водки ни Дуб, ни даже Володя устоять не могли. А грибочки на закуску пошли отлично, пусть и ели их одной единственной вилкой по кругу. Даже до колбасы не дошло. Так что они сидели, выпивали и беседовали. После сотой рюмки Валера наконец чуть захмелел и осмелел. Он чувствовал, что его мечта близка, и сегодня он ее достигнет. Володя с Виталик тоже достаточно выпили и назакусывались, их разморило. Холст привстал, чтобы наколоть вилкой кусочек груздя. В этот момент, Валера, осушив очередной сосудик, обратил внимание, что так рядом с ним проплывает его мечта, его прелесть, и храбро ухватился за нее — то есть попросту за холстовский член. — Ты что творишь, изверг? — лениво возмутился Дуб. Холст хмуро шевельнул бровями и вцепился в Валерину ладонь. — Ой! — Тот проследил глазами, куда ведет вцепившаяся в его пальцы рука, и удивился. — Володя! Это ты? — Да, вообще-то. А ты мой член держишь! — О нееет! Это моё, моя прелесть, мой Вовочка! — Валера с рыданиями припал к Володиным штанам. Дуб попытался оттащить его. Куда там! Валера пинался ногой, еще сильнее цеплялся за ремень и мусолил штаны слезами, соплями и слюной. Холст задумчиво стоял, посматривая на копошившегося чуть ниже пояса вокалиста. Долго выдерживать хватания, прижимания и потирания подвыпивший мужчина не смог. Он почувствовал, как поддается волне похоти, разбуженной спятившим вдруг Валерой. Почуяв лицом, что у Холста в штанах произошло оживление, Валера завопил: — Вовочка! Родной мой! — и нагло полез их расстегивать. Холст силой отодрал хныкающего и красного Валеру, который всё не отводил глаз и рук от «Вовочки», еще спрятанном от посторонних взоров тканью белья, и тряхнул его. — Он мой! — несчастным голосом проскрипел Валера. — Кто, черт возьми? — Он, мой Вовочкаааа! — Валера опять потянул ручки к штанам. Холст отпрянул. — Отдай его мне, даааай! Валера кулем рухнул на стул, ноя и стуча ногами. Холст решительно отошел. Закрыл дверь на верхний замок. Этого Валера всегда побаивался. Это был ужасный замок: надо было крутить влево и вправо в определённой последовательности, он угрожающе громыхал, а потом ключ надо было тянуть на себя и сдвинуть вбок! В голове бедного вокалиста все смешалось: и страх, и восхищение. Холст повернулся к гостю, то есть Валере передом, а к двери задом. Для пущего эффекта он мог бы выкинуть ключ в окно, но это же здравомыслящий даже после сотой рюмки Петрович! В два маха он сбросил с себя рубашку и штаны. А под штанами… ооо! этого великолепия не выдержал бы никто!.. сияли те самые красные трусы, которые станут фетишем для всех фанатов группы. Хищным шагом он приблизился к Валере: — Твой, говоришь? Так получи его! Валеру чуть не сбил с толку грозный и хитрый тон этих слов, какая-то часть мозга просигналила об опасности, но красные трусы так топорщились, что он посчитал, что «Вовочка», его мечта, его прелесть, так и просится к нему в руки. Большое, покрытое мехом туловище, к чему «Вовочка» был привязан, все-таки несколько пугало его. Он пытался на стуле поехать вдаль, но когда он глянул вниз, то оказалось, что это был стул без колесиков. — Валера! — рычал и облизывался Холст. Он схватил его, перебросил на диван, задрал футболку и принялся покусывать Валерины бордовые соски. Дуб ревниво побледнел. Он был так потрясен Володиным неверным поведением, что не заметил, что по его ноге что-то поползло. Под штаниной причем. Когда это что-то добралось до середины бедра, и ему стало тесно, он как будто очнулся и посмотрел на свою ногу. На обтянутом джинсой бедре торчало что-то. Пришлось встать и приспустить штаны. Вокруг ноги обвилась… колбаса. Та самая брауншвейгская колбаса, на которую не поскупился Валера. У нее не было лица, но она смотрела прямо Дубу в глаза и сально улыбалась. Он попробовал ее отодрать. Куда там! Она облизнулась, сжала его ногу посильнее и кольцом скользнула выше. Дуб запутался в штанах и рухнул на пол. Колбаса взвилась и атаковала его. Отбиться старыми кедами, выхваченными из-под дивана, не удалось. Она устремилась к самому дорогому: нырнув под трусы, она принялась крутиться, вертеться и ласкать его. — Володя! Спаси меня! – прокричал растерянный Дуб. Его естество уже отвечало на колбасные приставания. — Мммххррмммм! – прохрипел Володя, вылизывая мускулистый торс своего вокалиста. — Володя! Уйди! Я хочу не тебя! Фу! ВОВОЧКАААА! – резанул по ушам Валера. — Володя! Да заткни ему рот! И спаси меня! — пропищал Дуб. Холст отчасти внял своему обожаемому басисту, схватил Валеру и связал ему рот. — Бантиком вяжи! — орал взмыленный Дуб, пытаясь убежать от старательной колбасы. Колбаса рассердилась на попытку бегства и, похоже, рассвирепела. Она удлинилась и вторым хвостом принялась щекотать аппетитную басистскую попу. Тем концом, на котором у нее предполагалось развратное лицо, она продолжала улыбаться и подмигивать Дубу, одновременно кольцами обвивая его член. Увы, она делала это очень умело, и Дуб не мог больше сопротивляться. Тем временем Холст раздел своего Валеру. Тот при любом удобном случае цеплял ручонками Вовочку и шептал: «Ты скоро будешь моииииим!» — Твоим, твоим, и очень скоро! — приговаривал разгорячённый Холст, переворачивая его на живот. — Черт, Виталь, у тебя есть смазка? «Что такое смазка? О чем он вообще?» — нервно подумал Валера, прижатый враскоряку сильной рукой Холстинина. — Что тебе? Майонез из салата? Или вот! — Дуб в футболке, но без трусов, с обвившей его колбасой прохромал поближе к Володе с баночкой груздей. Тот запустил лапу внутрь, захватил немного маринадной слизистой жижи и смачно размазал по своему члену. Попавший кусочек гриба он протолкнул в Валерин анус и вход обмазал тоже. С грибной слизью дело пошло на лад, и Холст почти беспрепятственно проник в податливое тело. Виталик усмехнулся, но его подружка дала о себе знать, и он свалился рядом на диван, похотливо сдавливаемый одним концом колбасы и ласкающим ложбинку другим. Тем временем толстый и жилистый «Вовочка» таранил вокалиста. Холст ритмично натягивал Валеру, тот отдувался, бился головой в стену и сладостно думал, что наконец он почти заполучил своего «Вовочку», правда, в придачу к нему целого живого Холстинина, который делает весьма неожиданные вещи своим «Вовочкой». «Ничего, что он меня так вот... Мы с Вовочкой потом отделаем этого Холста! Будет у нас сам львиным раком стоять!» Тут он не выдержал и поддался насилию. *** Холст расслаблено полулежал в кресле. Раскрасневшийся Кип стоял на коленях, облизывая его член. Он постанывал и пытался иногда пробурчать: «Ооо, Вовочка!» За это он получал по уху. Вдруг раздался «чпок». Кипелов почувствовал движение в районе своей голой задницы. Увлекшись «Вовочкой», он нежно проурчал, полагая, что это вездесущие Володины пальцы. Дуб, сидящий по диагонали, приостановил увлекшуюся колбасу и оторопело уставился на чудную Валерину задницу. Из Валериного ануса вылезли сразу четыре пальца, и Дуб по-настоящему испугался. Он подумал, что это ему померещилось. Зажмурился, для верности прикрыл глаза ладонью. Но как только он глянул в щелочку между пальцами, он снова узрел это. Он оторопело смотрел на смуглую кисть, на длинные, изящные пальцы, растущие прямо… прямо оттуда. Пальцы вытянулись, элегантно изогнулись и схватили Валеру за яйца. Он застонал. Дуб от испуга тоже. Брауншвейгская колбаса очень старалась его отвлечь. Видимо, она была в сговоре с этими пальцами. Голова поплыла. Холстинин подмигнул ему, потянулся за водкой, хлебнул — всё это, не отпуская Валеру из района паха, протянул бутылку. Дуб взял, глотнул, облился. Обтерся тыльной стороной кисти. Поставил бутылку на столик, даже не уронил. Водка его чуть освежила. Колбаса упорно продолжала, между прочим, свое дело, обоими концами, отчего он сполз пониже, постанывая. «Какая умелая! Где ж он такую взял?» Она уже преодолела упругое выходное отверстие и дразнила его изнутри. Второй ее конец порхал вокруг члена… Рука из Валериного ануса вытянулась, ухватила бутылку и потянула к себе. Она плеснула немного в одинокую рюмку, будто приглашая кого-то, и стала втягиваться в Валеру, таща за собой бутылку. Приостановилась, подумала. Бутылка, зажатая в кулаке, не пролезла бы следом. Рука исхитрилась, ухватила горлышко пальцами и убралась целиком. Снаружи осталась только бутылка, и из приникшего к заднице горлышка водка побулькала вовнутрь. Дуб пьяно заржал. В этот момент с его руки что-то спрыгнуло и побежало к приветливо стоящей рюмке. Что-то облезло-волосатое, длинное, коричневатое. Опустилось в рюмку одним хвостиком, отсалютовало Киповой заднице другим и целиком нырнуло в водку. — Витаааль! – прошептал разнеженный Холст… - Смотри… хммм… твои усы водку с Киповой жопой на пару пьют…. — Это не жопа, это рука пьет. С пальцами, того… этого... — хрипло ответил Дуб. И заорал вдруг, схватившись за лицо, — мои усы?!! Он попытался вскочить, но колбаса именно в этот момент ускорилась, отчего Виталик в который раз рухнул на колени прямо на пол, отклячив задницу. — Ой, ёбанный в рот! Ядрен батон! Ы! А! Ооо! — колбаса долбилась ему в попку, одновременно ритмично сжимая кольца вокруг члена. Холст откинулся, сильно притянул Валерину голову, несколько раз размашисто двинулся и кончил вслед за Дубом. Мокрый и красный Валера скатился на потёртый ковролин и принялся рыдать. Каким бы вкусным и красивым не был его Вовочка, он оказался грубым, неосторожным и слишком большим для его горла. Тем более они так спелись с Холстом, что составляли одно целое. Он с силой подергал что-то, торчащее из его задницы. Хм, водочная бутылка, пустая. Какая-то сука пыталась его еще раз изнасиловать. Он грустно укрылся хаером, всхлипнул и задремал. Рука, не удержавшая бутылку, выглянула, покрутилась, послала Дубу воздушный поцелуй, упаковалась назад и больше не показывалась. Колбаса, завершившая свое грязное дело, устало откатилась под диван. *** На следующее утро в студию пришагал Терентьев. Он обнаружил три распластанных по полу и дивану раздетых тела, россыпь бутылок, ни одной целой рюмки. Вздохнув, он начал приборку: собрал тару, сгреб ошмётки со стола в мусорное ведро. На дне груздёвой банки что-то еще болталось. Он крякнул и один махом допил маринад вместе с коричневыми кусочками. Увы, там были не только грузди, но и мирно дремавшие с грибами в обнимку усы… Да-да, дорогие друзья, Дубовы усы-алкоголики пали жертвой прожорливого Тери. Он почувствовал прилив сил. Недалеко от Кипа он нашел горку одежды. Ухватил первое, что под руку попалось, натянул на Валерку. А это были те самые красные трусы Петровича. Дуба и Холста, спавших рядышком, он накрыл пыльным покрывалом. Хорошо, что он не заметил робкое шевеление под диваном… Да, вы спросите меня, как Теря смог открыть дверь, если она была замкнута на тот страшный громыхающий замок. Да никак! Входная дверь была приоткрыта всю ночь, а страшный замок, так пугавший Валеру, закрывал дверь старинного резного шкафа, у которого к тому же не было задней стенки. Эта история закончилась хорошо. Кип, обнаружив красные трусы на себе, обрадовался, утешился ими и носил их вместо «Вовочки» в коробочке. На Терю грузди не оказали сильного влияния, однако все отметили, что его хаер заколосился, стал еще краше, каштановее и кудрявее. Холст долго отплёвывался и клялся в верности Дубу, мол, объелся грибочков и потерял нюх на своего басиста, поэтому и пал под Валериным натиском. Тот дулся, потом его простил, но усы решил не отращивать больше. На Манины шутки из разряда «почему Виталька сбрил усы» показывал кулак. Судьба Колбасы, которая пряталась от Терентьева под диваном, неизвестна. Возможно, она продолжает своей путь по хэви-металлическим студиям Родины.