Сон в ершалаимский зной

"В этой стране температура никогда не бывает нормальной! Она либо выше «обычного для этого времени года», либо ниже!» - зло думаю я, передразнивая про себя прогноз. Словно в насмешку, радио в киоске вторит моим мыслям: ‒...До конца недели ожидается жаркая и сухая погода. В горных районах и в прибрежной полосе возможны пыльные бури. Из-за риска обезвоживания не рекомендуется покидать кондиционированное помещение. Особую осторожность необходимо соблюдать пожилым людям, детям, людям, страдающим от сердечной недостаточности, а так же... ‒ Людям с неуравновешенной психикой, ‒ неизвестно почему перебиваю я диктора вслух. Мне самой на самом деле это вовсе не кажется смешным, хотя бы потому, что мне сейчас идти через весь рынок к автобусной остановке, обвешанной пакетами, а потом еще трястись не меньше получаса в автобусе, будем надеяться, что сидя. Продавец, выходец из Йемена, тем не менее мою невольную шутку оценивает и громко смеется. Я протягиваю ему кредитку, царапаю подпись, перехватив пакеты левой рукой. ‒ Что-нибудь еще, мадам? ‒ спрашивает меня продавец. ‒ Спасибо, не надо, ‒ отвечаю я, мысленно уже плавясь на солнце под узким навесом остановки. Не буду об этом думать. Лучше я подумаю о том, как стану под холодный душ дома. В одежде. Да... Встать под душ прямо в платье, позволить ткани пропитаться водой, а потом стянуть с себя все постепенно, продлив удовольствие... ‒ Приготовь мне, пожалуйста, стакан гранатового сока. Среднюю, нет, большую порцию! ‒ передумываю я. Светло-розовые гранаты с ярко-красными зернышками разрезают для меня пополам и выжимают из них сок, который слегка пенится. Вот так. И никакого сахара. Я расплачиваюсь наличными за сок и выхожу под палящее солнце. На остановке пусто. Это может означать две вещи: или народ внял предупреждениям синоптиков, или автобус меня не дождался. Беглый взгляд на экран сотового показывает, что второе. О, Дьявол! Я в раздражении почти швыряю пакеты на землю и отпиваю еще сока. Пластиковый стакан приятно холодит ладонь, я посасываю прохладную кисло-сладкую жидкость и позволяю себе закрыть глаза и откинуться на спинку скамейки... И чуть не падаю, потому что у скамейки каким-то образом пропадает спинка. Я вздрогнула и открыла глаза. Ни навес, ни тень от трехэтажки не скрывали меня от раскаленного полуденного иерусалимского солнца. Я еще раз посмотрела вокруг, чтобы убедиться, что вокруг меня нет никого и ничего. Ни людей, ни транспорта, ни даже вездесущих уличных котов, которые давно облюбовали себе район рынка. Рынка тоже не было видно ‒ похоже я задремала и проехала почему-то на три или четыре квартала больше, чем нужно, причем в обратном направлении. Собственно, я понятия не имела, в каком направлении. Как же я устала, если перепутала автобус и сошла неизвестно где? Вокруг меня были только одноэтажные домики с наглухо закрытыми деревянными жалюзи, которые построили, наверное, еще во времена английского мандата. А то и турецкого. Дорога, на которой я стояла, даже не была заасфальтирована. Я очень хорошо чувствовала грубые камни мостовой под тоненькой подошвой своих вьетнамок. Я испугалась, что меня занесло на палестинские территории, и решила вызвать такси. Пошарив в сумочке, я извлекла мобильник только за тем, чтобы убедиться, что он безнадежно мертв. ‒ О, Дьявол... ‒ простонала я. Солнце продолжало палить так же нещадно, и я, плюнув на пакеты ‒ все равно прекрасный козий сыр, за которым я проехала полгорода, уже был безнадежно испорчен, а такая сладкая и любимая мной кнаффа давно растаяла ‒ я, взяв только маленькую сумочку с ключами, сигаретами и бесполезным телефоном в одну руку, а стакан с соком в другую, просто пошла по дороге, как мне казалось по направлению к городу, мечтая только о том, чтобы поймать такси. Я шагала полчаса или около того, все равно мои часики остановились и теперь противно натирали запястье. Я на секунду замедлила шаг, чтобы и их запихнуть в сумку, и тут услышала особенно ясно в звенящей тишине цокот копыт. В ту же секунду меня накрыла высокая тень. Передо мной в седле сидел мужчина, насколько я могла судить, довольно высокого роста и атлетического сложения. Лицо его было скрыто капюшоном, что было странно в такую жару. Я могла различить только неестественно ярко горящие голубые глаза, длинные платиновые волосы, собранные в низкий хвост, и широкую улыбку, обнажающую белоснежные зубы. ‒ Пожалуйста, ‒ сказала я, ‒ мне не очень хорошо, и я, похоже, заблудилась. Мне надо добраться до автобуса или до поста полиции. Пожалуйста... ‒ Я не понимаю тебя, ‒ сказал незнакомец нарочито медленно, как будто издеваясь. Он все так же смотрел на меня свысока и улыбался. Я беспомощно оглянулась, и тут он резко наклонился и вырвал у меня из рук стакан с гранатовым соком и выплеснул содержимое на землю. Я беспомощно наблюдала, как бордовая жидкость впитывается в камни мостовой. Внезапно, меня охватила такая жажда, что захотелось разрыдаться. Я с ужасом посмотрела в лицо всаднику, но опять же не смогла ничего увидеть, так как он стоял против солнца. У меня только очень заболели и заслезились глаза. ‒ Ты идешь со мной, ‒ прозвучал из-под капюшона низкий, властный и абсолютно бесчувственный голос. ‒ Нет... ‒ в ужасе прошептала я, ‒ нет... ‒ и развернулась, чтобы убежать, нырнуть в первую попавшуюся узкую улочку, параллельно крича во все горло. Мои любимые босоножки без ремешков сыграли со мной злую шутку, когда одна из них соскользнула, и я споткнулась. Я никогда в жизни раньше не чувствовала себя такой беспомощной, как в ту секунду, когда незнакомец подошел ко мне медленно, понимая, что я никуда не денусь. Он присел на корточки рядом со мной и издал короткий издевательский смешок: ‒ Бедняжка. Ты ушиблась, ‒ он стянул с меня вторую босоножку. Несмотря на парализующий ужас, я почувствовала, как по коже бегут мурашки, когда он, легко касаясь, провел по моей стопе от мыска до кончиков пальцев своей прохладной широкой ладонью. Впрочем, эта неожиданная ласка напугала меня не меньше остального. Незнакомец легко поставил меня на ноги, и все так же в полной тишине одним махом распахнул мое платье на пуговках и стянул его с меня, оставляя в одних трикотажных стрингах и лифчике без бретелек. Он оценивающе смерил меня взглядом, и, несмотря на ужас ситуации, я вдруг застеснялась, что на мне не самый лучший комплект белья. Я не понимала почему, но мне хотелось выглядеть достойной под его холодным, оценивающим взором. Я подавила желание прикрыться и наоборот вскинула голову, позволяя ему хорошо рассмотреть пышную грудь, нежную линию талии и по-девичьи крепкие и стройные бедра. Всплеск адреналина в крови заставил меня испытывать странное возбуждение, что, конечно же, не могло укрыться от незнакомца. Глупо было думать, что он не заметит моего участившегося дыхания, проступивших через влажную от пота ткань сосков и приоткрывшийся рот. Солнце начало припекать кожу, возвращая к действительности, и я снова испугалась, не понимая, чего же я боюсь больше: самой ситуации или своего непонятного возбуждения. Страх подействовал отрезвляюще. Разом вспоминая, чему меня учила в восемнадцать лет на курсе молодого бойца бравая толстая командирша Джени, я резко подняла колено, метя мужчине в пах, а сама рванула назад. «Никогда не используйте силу против силы, ‒ говорила Джени. ‒ Используйте скорость против силы». Однако незнакомцу было похоже наплевать и на мою скорость, и на мою силу, он как будто не почувствовал удара вообще и лишь зарычал от злости. Когда он схватил меня за талию, я почувствовала его ярость ‒ свирепую и настолько... древнюю. Здравый смысл и силы оставили меня, и ноги подкосились. Легко перехватив меня поперек талии, мужчина кинул меня в седло и погнал лошадь галопом. Я, видимо, потеряла сознание на какое-то время, потому что когда я открыла глаза, пейзаж изменился. Насколько я могла судить из своего крайне неудобного положения, конь скакал по аллее, а удлинившиеся тени говорили о закате. Зной сменился прохладным ветерком, несшим запах сосен. Всадник замедлил ход коня, и тогда я изловчилась и подняла голову. Он насмешливо поглядел на меня и, перехватив, поводья одной рукой, оттянул полоску стрингов другой и провел пальцами сверху донизу. Его прохладные, несомненно умелые пальцы будоражили мою разгоряченную плоть. Поглаживали. Изучали. От легкого прикосновения к чувствительному бугорку у меня потемнело в глазах. Когда он убрал руку, я застонала от разочарования. Он снова тихо рассмеялся не без нотки удовлетворения и поднес руку, которой ласкал меня к своему лицу, вдыхая запах. Мне неожиданно захотелось взять его пальцы в рот, и я дернулась по направлению к его руке. Он отрицательно покачал головой, но все же рванул меня вверх и усадил ровно перед собой. Я впервые получила возможность видеть, куда мы направляемся. ‒ Шаананим, ‒ прошептала я. Почему он привез меня именно в древний оазис? В этот дворец на островке зелени, насчитывающий сотни веков? Конь въехал в маленький дворик, и меня сняли с лошади. Свет давали только несколько факелов на стенах. Откуда-то лилась негромкая завораживающая музыка. Я пригляделась и увидела в тенях несколько парочек, которые беззастенчиво занимались любовью на глазах у других. ‒ Прекрасный выбор, ‒ прозвучал женский голос рядом со мной. Я увидела девушку не старше двадцати лет, полностью обнаженную, с кудрявыми каштановыми волосами, которые падали каскадом по спине до самых ягодиц. ‒ Прекрасный выбор, ‒ повторила она, расстегивая на мне лифчик и наклоняясь, чтобы стянуть трусики. Я оглянулась на своего похитителя и в свете факелов увидела, что он успел снять плащ с капюшоном, и теперь можно было видеть лицо с высоким скулами, волевым подбородком, жестокими, но совершенными чертами. Он снова усмехнулся, глядя на меня, теперь полностью обнаженную, и вдруг резко толкнул так, что я упала назад. Вскрикнув, ожидая жесткого удара о землю, я вместо этого оказалась в маленьком бассейне, которого раньше просто не заметила. Бассейн был заполнен не водой, а белой матовой жидкостью, дарящей настолько приятное ощущение, что я на секунду закрыла глаза. Слизнув капельку на кончике пальца, я поняла, что нахожусь в ванне с молоком. ‒ Приготовить ее для меня, ‒ раздался приказ незнакомца. ‒ Через час. Девушка медленно склонила голову все с той же улыбкой и через секунду нырнула ко мне. Ее легкие проворные пальцы разминали мое тело, снимали усталость и боль в мышцах. Она распустила мой сбившийся хвост и промыла волосы. Когда я почувствовала, как мне в виски втирается лавандовое масло, она зашептала мне в ухо, легонько лаская своими пухлыми розовыми губами: ‒ У него большие надежды на тебя. Смотри не разочаруй его, если хочешь жить. Я поняла, что не хочу разочаровать его. И не только потому, что боюсь смерти. Я хотела его. Хотела ласк его рук. Хотела проникнуть своим языком сквозь жестко сомкнутые губы, раскрывая их своим ртом. Хотела пробежаться ладонями по линиям сильного мужского тела. «Если я не понравлюсь ему, то погибну», ‒ твердила про себя я. Мне хотелось понравиться ему. Хотелось ощутить его беспомощное наслаждение в момент близости. Хотелось услышать его стон. Девушка провела меня по ступенькам наверх, откинула тяжелую занавесь, впуская, и я осталась наедине со своим похитителем. Меня начала бить дрожь. По коже белыми змейками струилось молоко, между ног было жарко и влажно, соски напряглись. Я машинально провела указательным пальцем вокруг одного из них и слизнула молоко. Я смотрела на него, обнаженного, что легко угадывалось под складками алого бархатного халата, в который он успел переодеться. Я понимала только то, что хочу его. Хочу его так сильно, как женщина может хотеть мужчину. Мне хотелось изучить его тело, познать каждый уголок, ощутить вкус мраморно-бледной кожи своим языком. Низ живота сладко заныл, и я пошла к его ложу. Моя кожа и лоно сочились молоком, я чувствовала свой собственный сок, начинающий гореть между нижних губ. Он увлек меня на кровать, бросил на спину и окинул взглядом от головы до пят. «Почему, ну почему же ты медлишь?» ‒ хотелось кричать мне. Словно в ответ на мои мысли, он склонил голову и провел языком от пупка до ложбинки между грудей, слизывая молоко. Меня будто ударило током, и я тихо закричала, схватив его за плечи и впиваясь ногтями. Он так же медленно отвел мои руки и прижал запястья к подушке, неспешно поцеловал мои соски один за другим, немного оттягивая их зубами и играя ровно настолько, чтобы заставить меня выгибаться дугой, но не причинить боль. Он задавал тон и правила игры, полностью подчиняя и владея, и нам обоим было это известно. Впервые в жизни я чувствовала себя настолько беспомощной в мужских объятиях. И настолько желанной. Я застонала в голос, когда он закинул оба моих бедра к себе на плечи и впился ртом в мою плоть. Он то ускорял темп ласк, то замедлял, лаская меня языком и губами, так что я заходилась в конвульсиях, но развязки не наступало ‒ он продолжал свою сладкую пытку, безупречно владея собой. Когда он погрузил в меня палец, я не выдержала и взмолилась: ‒ Войди в меня! Пожалуйста! Ярость омрачила его лицо, он резко перевернул меня на живот и с силой впечатал ладонь в мои ягодицы. Я вскрикнула от неожиданности и боли. ‒ Если ты еще раз заговоришь со мной, я убью тебя, ‒ прорычал он. ‒ Ты поняла меня? ‒ Да! ‒ простонав, выдавила я. Он снова ударил меня. Я всхлипнула и прошептала: ‒ Пожалуйста... Еще один удар. И еще! Слезы выступили у меня на глазах, и я зашипела от боли. Кожа на месте ударов горела огнем. Я посмотрела на него через плечо и кивнула головой. ‒ Хорошо, ‒ сказал он удовлетворенно, нежно провел пальцами по порозовевшей попке, усмиряя жар. От такого резкого перехода от жестокости к нежности желание снова затопило меня, но он не спешил, продолжая легко гладить меня и пробегать пальцами вверх и вниз по линии позвоночника. О, как же я его ненавидела! Он снова перевернул меня на спину, проник пальцами внутрь, и начал двигаться, постепенно набирая темп, и я почувствовала, как наступает пульсация в пылающей точечке, но я не хотела кончать сейчас. Для меня жизненно важно было подождать его, убедиться, что ему так же хорошо, как и мне. Словно в ответ на мои мысли, которые он мог читать ‒ в этом у меня уже никаких сомнений не возникало ‒ он наклонился ко мне и легонько поцеловал в висок, провел губами от линии щеки к губам. Закрыв глаза, я потянулась своими губами к его, не решаясь поцеловать его и желая остановить время, растянуть на тысячелетия момент удивительной близости, которая так не вязалась со всем, происходившим между нами. Он снова легко поцеловал меня, на этот раз в краешек рта, помедлил секунду, запрокинул мою голову и ворвался яростно и жадно, впиваясь своими губами в мои. В ту же секунду я почувствовала его плоть между своих бедер, ищущую и жадную. Когда он начал входить в меня, я испуганно вскрикнула и отстранилась, понимая, что его размер с легкостью может порвать меня. Он приподнял меня, насаживая до конца, и, теряя сознание, от сокрушительного как цунами оргазма, я почувствовала его язык, который скользит то по моим губам, то по шее, то проникает в приоткрытый в крике рот. Где-то рождались и погибали миры, а я разбивалась на тысячи осколков, никогда еще не чувствуя себя такой... совершенной.