Когда вдвоём не скучно

Агент Соло рвано выдохнул, уже в который раз глазея на часы. Ему до жути осточертело торчать в номере роскошной гостиницы, ожидая указаний от руководства. Сколько они уже проторчали в этой комнате вместе с чёртовым русским? Час? Два? Больше? Курякин уже минут десять стоял у окна, начисто игнорируя страдальческие вздохи и нервные постукивания ногой своего коллеги. Соло иногда сомневался в такие минуты, человек ли этот кэгэбэшник вообще. В последнее время проблесков разговорчивости и даже некой весёлости стало побольше, но в основном Илья оставался совершенно равнодушным ко всему. Сидеть с ним в одной комнате для словоохотливого Наполеона было изощрённой пыткой. Изредка он всё же вставлял какие-то незначительные фразы, не в силах выносить гробовую тишину, но сдался, ни разу не получив внятного ответа. Боссы на сей раз заслали их в Бристоль, дав задание выявить наркобаронов. В октябре это был не самый уютный город, продуваемый всеми ветрами, и Соло здесь было неуютно. Что до русского, то он, похоже, был способен выживать в абсолютно любом климате и небольшую промозглость не замечал в принципе. Они сидели здесь уже почти неделю, и дело продвигалось медленно, потому что начальство запрещало хоть мало-мальски проявлять инициативу, заставляя «ждать указаний» почти по каждой мелочи. Соло тихо бесился от этого вынужденного бездействия, и видел, что Илье, несмотря на всю кажущуюся непробиваемость, тоже не по нраву томительное ожидание. Соло прижал пальцы к вискам, слегка потирая: голову начинало ломить, как верный признак приближающегося дождя. Конечно, метеопатом он не был, но Бристоль действовал на него как-то удручающее, выпивая физические и психические силы. Устав смотреть в одну точку, он перевёл взгляд на неподвижного, как статуя, Курякина. Что происходит в голове у этого человека? Это было уже их четвёртое или пятое совместное задание, а Соло всё никак не мог составить для себя определённого мнения о напарнике. На первый взгляд, тому вообще незнакомы были чувства и переживания, но постепенно Соло осознал, что на поверхность в Илье что-то выплывает крайне редко, и учился смотреть за маску безразличия. Когда они выполняли опасные задания, то их часто захватывал непримиримый дух соперничества: они соревновались, кто быстрее откроет замок, бесшумнее переплывёт водную преграду, ловчее расправится с охранниками склада. В эти моменты в глазах Курякина загорался шальной огонёк азарта, а иногда даже губы едва заметно раздвигались в улыбке, когда он самодовольно косился на Наполеона. Соло ничего не мог с собой поделать, каждый раз глупо улыбаясь в ответ. Также не сразу, но Соло заметил, что русскому нравится, если Наполеон, например, не забывает прихватить для него вторую чашку кофе или ещё какую-нибудь совершенную, но приятную мелочь. Они быстро привыкли прикрывать спины друг друга в опасных ситуациях. На предыдущем деле Соло опрометчиво высунулся из укрытия, заработав выстрел в ногу. Обошлось без серьёзных последствий, поскольку пуля всего-навсего прошла по касательной, но тогда от неожиданности и боли он упал и в шоке смотрел, как Илья, ещё бледнее обычного, яростно расстреливает противников, а потом поспешно склоняется над ним, хватая за плечо и подкладывая другую руку ему под голову, и хрипит: − Ковбой. Эй, Соло, не смей закрывать глаза. Ты в порядке? Смотри на меня, слышишь? – на его лице при этом ясно отразилось волнение, которое, учитывая его обычную сдержанность, можно было смело приравнять к панике. − Всё нормально, жить буду, − ответил тогда Наполеон и успел заметить, как взгляд русского затопило облегчение, прежде чем на лицо вернулась непробиваемая маска. На том задании с ними ещё работала Габи. Сейчас она была далеко, её услали куда-то в Испанию, оптимистично заявив обоим агентам «И сами справитесь». Пока что им и справляться было особо не с чем. Соло переключился мыслями на Габи, пытаясь определиться, жалеет ли, что её сейчас нет с ними. С одной стороны, в её присутствии уж точно не было бы этого гнетущего молчания, но с другой – от её энергии даже он начинал уставать, и напряжение в комнате точно возросло бы ещё в несколько раз, будь она здесь. Кроме того, Наполеон не оставлял попыток разобраться в тёмной душе Курякина, а это было непросто, даже когда они были наедине. Вот скажите, как установить контакт с человеком, который из принципа не отвечает на любые фразы? Словно подслушав его мысли, Илья вдруг пошевелился, отлипая от своего окна, и развернулся лицом к нему. − Ты хочешь дыру во мне взглядом просверлить? – непринуждённо поинтересовался он. − Ты железобетонный, − буркнул Соло, против воли смущаясь. – Взглядом тебя не взять. Русский неопределённо пожал плечами. Что ж, заговорил, и на том спасибо. − Скажи, тебе не осточертело ждать? – не сдержался Соло, отчаявшись вытрясти из Ильи какую-нибудь человеческую реакцию и не понимая, почему вообще пытается достучаться до него. − Да, пожалуй, − склонил голову Курякин. – А что делать? Мы тут бессильны, надо принять это как данность. Соло в ответ лишь хмыкнул, не желая признавать правоту собеседника. − Может, хоть займёмся чем-нибудь? – он встал и пару раз прошёлся по комнате. – А то так до утра истуканами и проторчим. − Например, чем? – голос Ильи звучал устало, но в нём проскользил легчайший намёк на любопытство, чем Наполеон уже гордился. − Не знаю, − он обалдело оглядел номер, силясь что-то придумать. – Музыку любишь? Илья промычал что-то неопределённое, от безысходности принятое Соло за утвердительный ответ. Он был рад убить время как угодно. Не приди ему в голову идея с музыкой, может, они бы полезли драться, чтобы выпустить пар. Наполеон рассеянно перебрал нашедшиеся в отеле виниловые пластинки, гадая, что может понравиться русскому. Наконец понял, что всё равно не угадает, и решил полагаться на собственный вкус. − Элла Фицджеральд? – казалось, Илья слегка даже оживился, услышав приятный низкий женский голос. − Ты что, знаешь… − начал было Соло, скептически поднимая бровь, но Курякин перебил с лёгким возмущением: − То, что я из Союза, не означает, что я живу в пещере и не имею представления о том, что творится снаружи, − чуть язвительно произнёс он, косясь на Наполеона. – Это не совсем так. Да и здесь я кое-чего понахватался. В том числе и от тебя… Он резко замолчал – явно не собирался говорить последнюю фразу, немало удивившую американца. Значит, напарник следил и за его музыкальными пристрастиями? Со стороны Курякина это одновременно льстило и пугало. Чтобы не смущать коллегу пристальным взглядом, Соло внимательнее прислушался к песне. Stars shining bright above you, Night breeze seems to whisper “I love you”… Birds singing in the sycamore tree, − Dream a little dream of me, − неожиданно для самого себя подпел Наполеон, с удовлетворением отмечая, что его баритон не стал хуже от недостатка практики. Он тут же наткнулся на удивлённый взгляд Ильи и почувствовал, что краснеет. − Мне всегда нравилось петь, − он заставил себя сказать это небрежно. – Танцевать тоже. Иногда. Русский странно посмотрел на него, и вдруг фыркнул, расплываясь в самой настоящей улыбке. Сердце Наполеона радостно замерло, а Илья тем временем засмеялся – негромко, но искренне, и Соло сам не удержался, чтобы не вторить ему. Расслабившись, он решил немного подурачиться, и подхватил стоявший рядом с ним торшер, пытаясь вальсировать с ним под томное пение Эллы. Наградой было то, что Курякин практически пополам согнулся от хохота, глядя на его пируэты. − Эй, большевик! – без раздумий окликнул его Соло. – Хватит веселиться, лучше помоги! Лампа, знаешь ли, не самый удобный партнёр. Сказав это, он тут же прикусил язык, сообразив, что только что пригласил непробиваемого и холодного русского танцевать. Он был в полной уверенности, что Илья отмахнётся и снова уйдёт к своему окну, но, кажется, тот задался целью удивить американца по полной. − Ты думаешь, я танцую лучше торшера? – лукаво спросил он, в упор глядя на Соло. − Определённо, − быстро пришёл в себя Наполеон. – Тебя, по крайней мере, не придётся держать на весу. А ещё у тебя есть руки. Илья не двигался несколько секунд, и Соло уже был совершенно уверен, что он его пошлёт – и это в лучшем случае – как вдруг русский не вполне уверенно, но всё же подошёл к нему. Похоже, Илья был не из тех, кто с танцами на короткой ноге: он стоял перед Наполеоном, опустив руки по швам и явно не желая признаваться, что не знает, что делать. Усмехнувшись про себя, Соло небрежным жестом взял Курякина за руку и чуть потянул, заставляя повернуться и начать покачиваться в такт музыке. От прикосновения Илья ощутимо вздрогнул, что не сильно удивило американца. − Тебе ещё учиться и учиться, − произнёс он в своей обычной насмешливой манере, приводя их обоих в чувство. − Да и ты, ковбой, не блещешь, − хмыкнул Илья, перехватывая его руку и удивительно легко вкатываясь в ритм песни. Соло едва сдержал непонятную ухмылку. Значит, русский не скромничает – так, притворяется. И танцует явно лучше, чем хочет показать. Надеясь, что Илья не сломает ему нос, он осторожно положил вторую руку ему на плечо. Расстояние между ними сократилось до минимума, и Соло пришлось слегка поднять голову, чтобы посмотреть в лицо Илье. Вся неловкость Курякина куда-то испарилась (если она вообще была, пронеслось в голове Наполеона), и он повёл в танце, теперь напоминающем медленный вальс. На его губах появилась лёгкая улыбка, а рука вскоре легла на талию Соло, притягивая их ещё чуть ближе друг к другу. Они встретились взглядами, и Соло вдруг прошиб нервный смех. Русский вопрошающе посмотрел на него. − Только сейчас подумал, что нас прослушивают, − понизив голос, сказал он, не зная, смеяться или ужасаться. − Естественно, − Илья остался абсолютно спокойным, − одна лишь надежда, что не подглядывают. Эта идея Наполеону в голову не приходила, и, видимо, это отразилось на его лице, потому что Курякин шепнул: − Не переживай, ковбой. Мы лучшие, кто у них есть, так что нам ничего не сделают. − Я бы не был так уверен, − Соло послал ему многозначительный взгляд, но не смог оторваться от его лица. Он и раньше отстранённо думал, что Илья не обделён красивой внешностью, но сейчас осознание этого ударило с новой силой. В голове закружились отчаянные, неправильные мысли, и Соло быстро, прежде чем успел запаниковать и передумать, подался вперёд, прижимаясь губами к губам Ильи, которые оказались неожиданно мягкими. Курякин тут же замер, и Наполеон почувствовал, как руки русского непроизвольно сжались. Что он сейчас натворил? Мысленно уже прощаясь с жизнью, Соло, тем не менее, неуверенно начал целовать. Помирать, так с музыкой. Илья горячо и потрясённо выдохнул ему прямо в губы, и Наполеон уже ожидал толчка и хука справа, но тот вдруг чуть разомкнул губы, вечно сжатые в тонкую линию, и начал отвечать на поцелуй. Соло, в лёгком шоке, почти уверенный, что ему это снится, мягко положил руку на затылок Ильи, запуская пальцы в короткие волосы и вынуждая русского наклониться к нему. Руки Курякина легли ему на спину, крепко обнимая, и тело Наполеона как будто прошибло нехилым разрядом тока, и почему-то одновременно с этим в душе разлилось необъяснимое спокойствие. Через какое-то время они разорвали поцелуй, но отстранились друг от друга совсем чуть-чуть, на пару сантиметров. − Илья, − еле слышно шепнул Соло, смакуя это имя, − я, это… Ты… Не знаю, − он тут же обругал себя за этот бессвязный поток слов. − Наполеон, − просто ответил Курякин, чуть запинаясь, и задумался. – Ковбой, я могу звать тебя как-то короче, но… − он не договорил «по имени» − Поль, − предложил Соло, с трудом собирая мысли в кучу. Илья склонил голову набок, что-то обдумывая, а потом кивнул самому себе, слегка улыбаясь. − Тогда Поль, − всё так же спокойно подтвердил он, прижимая Соло к стене и вновь соединяя их губы. А Соло улыбался, потому что в голову пришла совершенно дурацкая и нелогичная мысль: в Бристоле, может быть, вовсе не так плохо и скучно, как ему казалось.