Портрет неизвестной

      Лондон в конце января – самое поганое место на земле.       Эта мысль крутилась в его голове, пока он, сидя в уютной старой кофейне, ждал заказанный им кофе с миндалем и имбирным сиропом. Дождь, серое хмурое небо, беспросветное и низкое. Время, когда обостряются депрессии, усиливаются комплексы и оживают внутренние демоны. И единственное, что может спасти тебя, или хотя бы попытаться это сделать – твой дом. Уютный, добрый, влекущий к себе своим теплом и надежной защитой, за входной дверью которого можно без сожаления оставить все, что терзает душу в этом холодном, одиноком мире.       Именно так он думал о своем новом жилище, на приобретение которого решился после долгих терзаний и сомнений. Решение продать старый дом пришло к нему достаточно спонтанно, но после многодневных раздумий, он понял, что это - единственный выход. Джонатан давно перестал его чувствовать своим и это очень огорчало его. Каждая женщина, появлявшаяся в его жизни, начинала с того, что воплощала в его жилище свои нереализованные дизайнерские фантазии. И если с одними изысками ему удавалось смириться, то другие он переносил с трудом. Во всяком случае, огромных каменных лягушек, водруженных его последней экс-подругой М. Лэйн прямо посреди большого и просторного холла, он возненавидел сразу и окончательно.       Его новый дом находился в том же районе, так любимом им Камдене. Обустройством занимался молодой дизайнер, итальянец, еще не избалованный многочисленными заказами от богемы, а потому очень требовательно отнесшийся к своему проекту. В этом доме Джонатана радовало все, и прежде всего он стал для него символом того, что прошлое осталось прошлому. А будущее всегда будет для него свободным. Свободным от чужой навязанной морали и дурацких комплексов, которыми его так часто связывали по рукам и ногам.       Он вышел из кофейни в предвкушении вечера в новом уютном доме, с книгой, недавно открытого для себя Гийома Мюссо, и уже поднял руку, чтобы остановить такси, как вдруг увидел метрах в пятнадцати от кофейни небольшую антикварную лавку. Странно, но когда он шел сюда, то не обратил внимания на этот магазинчик. А сейчас мягкий, приглушенный свет витрин манил его к себе, как-будто приглашая в какой-то волшебный мир. Подняв воротник куртки, он решительно направился в сторону лавки, раздумывая о том, что, может быть, какая-нибудь славная вещица старой, доброй, викторианской Англии украсит сегодня стильный дом безродного ирландца, вполне могущего себе ее позволить?       Магазин был довольно большим и невероятно уютным. На одной из стен располагались живописные холсты без рам, вдоль двух других стояли витрины с выставленными безделушками и стеллаж с книгами, с потолка свисала необычная резная конструкция из кованого металла и цветного стекла, а на громоздкое викторианское кресло в центре комнаты были наброшены кашмирские шали ручной работы. В воздухе царил легкий акцент аромата сандалового дерева.       В углу стоял большой рабочий стол, за которым работала женщина сорока с небольшим лет. При появлении посетителя, она с улыбкой подошла к нему и представилась:       - Добрый вечер. Меня зовут Грейс, я – хозяйка этого магазина. Если Вы ищете что-то конкретное, с удовольствием помогу Вам. Если просто хотите посмотреть, то в случае необходимости зовите меня, подскажу.       Ей было не больше сорока пяти. Приятный средиземноморской тип внешности, смуглокожая, пышные темно-рыжие волосы уложены с небрежной простотой, на шее амулет из нефрита с серебряной инкрустацией – сова, сжимающая в лапах извивающуюся змею. Она явно не собиралась докучать потенциальному покупателю. Спокойный, теплый взгляд говорил о том, что она явно знает цену своему товару и абсолютно уверена, что из этого царства старинных вещей очень трудно уйти с пустыми руками.       Джонни не считал себя большим поклонником антиквариата, но, как и любой человек, испытывал непостижимую тягу к предметам из прошлых времен. Его воображение всегда рисовало ему удивительные картинки из жизни тех, кто когда-то, много лет тому назад, держал эти вещи в своих руках, любовался ими, радовался, получая в подарок от любимых людей.       Вот, например, эту чудесную ротанговую коляску для куклы мог подарить любящий отец своей замечательной, любимой дочурке, на ее пятый день рождения. Он смотрит, как его счастливая малышка радуется, срывая красивую бумагу, в которую обернут подарок. Его хрупкая красавица-жена стоит рядом с ним, он обнимает ее за талию, любуется нежным бархатом ее кожи, вдыхает теплый аромат лаванды, исходящий от ее волос. Они счастливы именно в эту минуту, все трое, наполненные любовью и умиротворением. А вот этот «Пастушок, играющий на лютне», наверняка, стоял на каминной полке в доме у какой-нибудь весьма строгой, чопорной старой девы, которая с негодованием делилась со своей сестрой, что дочь полковника Фэрфакса позволила себе непозволительное, улыбаясь Фрэнку Стюарту во время обеденной мессы. Массивные часы в виде орла, расправившего крылья, на бронзовой подставке, могли принадлежать самому полковнику Фэрфаксу, чья проказница-дочь улыбалась Фрэнку Стюарту во время обеденной мессы. А перочинный нож, с удивительно красивыми резными узорами на костяной ручке, привезенный из Индии, наверняка, был предметом гордости того самого Фрэнка Стюарта, который всю обеденную мессу простоял в ожидании улыбки своей милой. История была у каждого предмета, который он брал в руки, и, наверняка, совсем не та, что он представлял себе. Но это было так увлекательно, что он абсолютно потерял счет времени, рассматривая экспонаты.       Обернувшись, он увидел, что Грейс внимательно и с невероятным воодушевлением рассматривает картину, которую она достала из старинной кожаной папки. Ему почему-то очень захотелось посмотреть, что же она разглядывает с таким интересом.       - Она прекрасна. Не правда ли? – обратилась Грейс к Джонатану, увидев, что он заинтересовался картиной.       Джонатан застыл от удивления, не поверив своим глазам. С карандашного наброска на старом, пожелтевшем от времени картоне, на него смотрела … Джесс. Вернее Джессика де Гоу, актриса, сыгравшая главную роль в их общем проекте. Его несбывшаяся мечта, его глоток свежего воздуха, его раз и навсегда запрещенные воспоминания.       - Джордж Беллоуз. Эскиз в карандаше. «Портрет неизвестной», 1921 год. Сама картина мелькнула пару лет тому назад на одном аукционе и тут же осела в частной коллекции покупателя, пожелавшего остаться неизвестным. А вот карандашный эскиз объявился совсем недавно.       Удивительное, почти портретное сходство неизвестной натурщицы с Джесс изумило Джонни. Они с Грейс смотрели на портрет девушки, чей тревожный взгляд не оставлял равнодушным и будоражил воображение.       - Как Вы думаете, какого цвета у нее глаза? – спросил Джонатан, не в силах оторвать глаз от портрета.       - Уверена, что голубые.       - Я думаю, что голубые.       Их ответы прозвучали с разницей в долю секунды и они оба рассмеялись этой синхронности.       - Ах, мужчины! Вы так предсказуемы! Все сходите с ума от голубых глаз.       С лукавой улыбкой Джонни потупил глаза, признавая, что он, как и девять из десяти мужчин сходит с ума от голубых глаз.       - Эскиз продается?       - Она вам нравится? – Грейс смотрела на него с почти материнской теплотой и нежностью.       - Она не может не нравиться. Эти глаза, наверное, будут мне сегодня сниться.       - Я думаю, Беллоуз был влюблен в эту девушку. Влюблен безответно. Ему было почти под сорок. У него сложная судьба, он обуреваем депрессией и творческим кризисом. Ей чуть больше двадцати и ему нечего было предложить ей, кроме своей израненной и мятущейся души, которой нигде не было пристанища.       Грейс отошла к стеллажу со старинными книгами и достала большой фолиант. Раскрыв его, она показала Джонатану репродукцию картины, изображающей боксерский поединок.       - «Ставьте у Шарки». Самая знаменитая его картина. Его называли Джеком Лондоном от живописи. Он был портретистом невероятной силы и мощи, рисовал людей, которых аристократия и знать считали мусором: боксеров, циркачей, бродячих артистов. Он восхищался этими людьми и черпал в них свое вдохновение.       - Кем она была ему? – спросил Джонатан.       - Достоверных свидетельств этому нет, но говорят, что она была невестой его двоюродного брата, молодого, подающего надежды адвоката. Не сомневаюсь, что он не посмел стать на ее пути, заботясь в первую очередь о ее судьбе.       - Уверен, что ему потребовалось для этого все его мужество, - с грустью в голосе произнес Джонатан. – От ее глаз просто невозможно оторваться.       - Его любовь и талант подарили нам ее такой. Не каждому удается достичь такого в карандашном наброске. Но ему удалось. Я думаю, что это была их последняя встреча. Они оба знали это и оба дали себе слово молчать. Молчать обо всем, что могло случиться, но не случилось.       Грейс поставила книгу с репродукциями на полку. Мягкий рассеянный свет, струи дождя, сбегавшие затейливыми ручейками по стеклянным витринам, обостряли ощущение горького аромата чужой любви. Любви, чье воплощение на листе старого потрепанного картона было таким живым и пронзительным.       За чашкой чая, любезно предложенной Грейс, они обсудили деловые моменты, касающиеся сделки. Названная цена была высокой, но оправданной. Джонатан узнал, что картина прошла атрибуцию и получила экспертное заключение. Они договорились о доставке, Грейс пообещала ему, что сама вызовет мастера из багетной мастерской, работавшего с ней и поэтому пользовавшегося у нее доверием. В том случае, если Джонатан захочет провести атрибуцию у другого эксперта, она обещала оплатить экспертизу, но он заверил ее, что заключение его вполне устраивает. Ему не хотелось огорчать ее безрассудным заявлением, что ему вообще плевать на подлинность эскиза. Он хочет получить его и он его получит.       Спустя два дня, картина была доставлена вместе с подарком от Грейс, роскошно изданным альбомом репродукций Джорджа Уэсли Беллоуза.       А еще через неделю раздался звонок от Виктории Смерфит. Они были друзьями, если кто-то верит в дружбу мужчины и женщины. У Виктории был сложный жизненный период, и она как никогда нуждалась в поддержке. Они договорились о скромном дружеском ужине в его доме, в компании их общих друзей. Когда Виктория, как всегда оживленная и жизнерадостная, несмотря на все свои проблемы, появилась на пороге его дома, он был готов с гордостью продемонстрировать ей свое новое приобретение.       - Показывай мне свой дворец. Я специально приехала пораньше, чтобы изучить его вдоль и поперек и высказать свое занудное мнение.       Джонатан изо всех сил прижал к себе Викторию, внезапно ощутив, как сильно он по ней соскучился. Побродив по дому, его подруга осталась довольна, отметила, что дом очень теплый, просторный и уютный.       - А спальню покажешь? Или это неприлично? – с озорной улыбкой на лице спросила Виктория.       - Конечно, покажу. Если бы у меня вместо трех задиристых и непослушных братьев была бы одна любящая и нежная сестренка, то свою спальню я бы показал ей первой. Чтобы она оценила ее с женской точки зрения.       - С женской точки зрения? Хочешь сказать, что какая-нибудь красотка, добравшаяся до твоей спальни, потеряет к тебе интерес, будучи шокирована цветом твоих штор или рисунком на обоях?       Виктория направилась в спальню, что-то напевая себе под нос, а Джонатан решил пока заняться напитками.       - Ах ты, старый греховодник! - Виктория, незаметно подошедшая к Джонатану вплотную, весьма ощутимо ткнула его своим худеньким кулачком под ребра. – И когда это у вас началось?       Джонатан протянул Виктории бокал белого вермута.       - У кого это у вас, хулиганка? И что началось? – Джонатан, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не улыбнуться, изобразил на своем лице боль от удара.       - У вас с Джесс. Я помню, как ты был на ее показе в Лондоне. Я уже тогда заподозрила, что между вами летают искры, но… - Виктория явно была растеряна, - разве они с Оливером расстались?       - Господи! Какая же ты фантазерка! Ничего у нас с Джесс нет. И не было. И с Оливером она не рассталась. Мы давно не виделись, но, по-моему, у них все хорошо.       - А с чего вдруг ее портрет оказался в твоей спальне?       - Дай я сначала отойду от тебя на безопасное расстояние, а то ты опять двинешь мне под ребра, а мне послезавтра сниматься с голым торсом и синяки мне ни к чему..       Джонатан подошел к столику с напитками и плеснул себе в стакан немного виски.       - Ты назовешь меня невоспитанным нахалом и самонадеянным ирландцем, но я рискну просветить тебя.       - Эй, полегче, между прочим, я тоже из Ирландии, - улыбаясь, перебила его Виктория.       - А еще настоящая леди, привыкшая перебивать своих собеседников, - со смехом Джонатан увернулся от Виктории, попытавшейся ущипнуть его.       - Так вот, моя дорогая. Это – Джордж Беллоуз. Карандашный набросок «Портрет неизвестной», 1921 год. Так что, увы, твой дебют детектива не состоялся.       - Да? – Виктория явно сомневалась.       - Хочешь, покажу сертификат?       Виктория явно не была готова расстаться со своими сомнениями, но раздавшийся звонок в дверь отвлек ее.       - Итак! – Джонатан обнял ее за талию и крепко прижал ее к себе. – Сейчас мы с тобой идем встречать гостей, и дай мне слово, что каждый раз, когда кто-то будет падать в обморок от твоей неземной красоты, ты будешь принимать это как должное.       Улыбающаяся Виктория, с порозовевшими от удовольствия щеками, направилась в сторону входной двери. Джонатан последовал за ней.       Проходя мимо спальни, он остановился у открытой двери и обернулся, глядя на портрет. Ему трудно было объяснить себе это ощущение, но в эту секунду он ясно и отчетливо понял – этот дом будет для него самым счастливым местом на земле. Примечание: История любви Джорджа Беллоуза является выдумкой от начала до конца и не имеет никакого отношения к реальной биографии художника.