You Make Me Feel

So tell me what you really want Так скажи мне, чего же ты хочешь, Cos I don't wanna be Потому что я не хочу быть, I don't wanna be alone Я не хочу быть один.

Он уже не помнит, сколько лет они вместе, и почему именно они. Глупо было говорить, что они вместе, потому что похожи, или, что ещё более глупо: «вы просто истинная пара». Грей не верил в те самые истинные пары. Не верил, что можно найти своего альфу. Он не верил — да ему и не нужно было. Он бы и альфу себе не находил, просто провёл бы свою жизнь в полной свободе, ночном Нью-Йорке и алкоголе. Но, к сожалению, на его пути появился альфа. Он не был слишком красив, или, допустим, чертовски обаятельным. Он смотрел на Грея своими карими глазами и перебирал пальцами его волосы. Грей не помнит, когда не смог жить без этого «доброе утро», без чудного кофе, что он делал по утрам, без перепалок с этим альфой, и самое главное, без его непринужденных касаний к его коже. Он долго отказывался в это верить, пока нужда к этому человеку не стала перегибать планку. Дошло даже до того, что Грей умудрился подбить Леона на секс без обязательств — лишь бы не отношения. Он помнит их первую ночь. Пожалуй, это был второй раз, когда он почувствовал, как его сердце точно даёт сбой. Он пытался выглядеть спокойным, но настойчивый румянец так и просился на его щёки. После первого движения Грей уже точно потерял всякие остатки терпения, сдержанности и своей безупречной холодности. Трудно было удерживать себя, чтобы не коснуться его тела и не сказать тихим шёпотом его имя. Леон, в самом начале, был как-то притягивающее нежен, аккуратен. Он так отчётливо помнит каждое его касание, каждый напряжённый вздох. Помнит, как напрягались его мышцы, как подрагивал, от возбуждения, пресс. Он помнит, как та ласка внезапно сменилась на животную грубость, принося сначала жуткую боль внизу живота, а затем удовольствие по всему телу. Леон мастерски своими настойчивыми, грубыми движениями выбивал из Грея все вздохи и стоны, так кричащие о его беспомощности, все судорожные хватания воздуха, и, что самое главное, своё собственное имя, слетавшее с его губ предельно сладко. Грей отлично сдерживал себя, не позволил зайти дальше, чем за эти ночи, когда Леон мог делать с ним буквально всё, а Грей спокойно разрешал делать это всё. Он помнит тихий шёпот Леона, как он скользил подушечками пальцев по его лопаткам, как исступлённо шептал его имя. Помнит его прерывистое дыхание, грубые движения, его рычание около уха и тихий шёпот. Помнит, как он сам, совершенно случайно, может быть, даже не контролируя себя, прошептал: «Я люблю тебя, Леон». Помнит, как резко пришло осознание того, что он сказал. Он как-то испуганно, резко зажал себе рот рукой, как будто поможет. Он смотрел на альфу испуганно, боясь следующих слов и движений. Да он, чёрт возьми, никогда и никому такого не говорил, почему именно сейчас, именно в такой ситуации? Он помнит, как Бастия удивлённо на него смотрел. Но, что самое ужасное было для Грея — Леон промолчал. Он ничего не ответил, он просто продолжил, а потом ушёл. Пожалуй, для Грея это было действительно больно. Для него самого говорить такое было невероятно сложно. Да, пусть неосознанно, да, пусть не так эмоционально, может даже без той любви в глазах, но сказал же! Какая ирония: он не хотел отношений, но ему было чертовски больно, когда Бастия ничего не ответил. Но, что далось ему ещё более сложней, так это то, что Леон не появился ни на следующий день, ни через неделю. Не было больше кофе по утрам, сонного «доброе утро», его касаний и взгляда карих глаз. Всё было потеряно и разбито. Сломано одной фразой. Как же Грею сложно далась эта неделя. Для него было странно испытывать то саднящее чувство боли, от отсутствия человека, которого знает едва. Он скучал по нему. Но, каково же было его удивление, когда он увидел знакомую рубашку на ещё более знакомом человеке, на своём пороге. Леон в руках держал букет цветов, бутылку какого-то вина и коробку конфет в другой. Грей видел, что название конфет было на чётком, немецком языке. Такие возил ему отец, когда приезжал с Германии. Возил, пока не умер. Не попал в автокатастрофу. И всё. Не было немецких конфет, грубого баса, щетины и чёрных волос. Никто его больше не трепал по голове и не говорил, чтобы он не боялся очередного экзамена. Неужели на смену Сильвера пришёл Леон? Второй важный мужчина? « — Прости, что не предупредил перед уходом. Эти конфеты нельзя было заказать в нашем Нью-Йорке, пришлось ехать». Грей смотрел на него удивлённо, немного испуганно, боясь, что человек, стоящий перед ним — плод его воображения. Просто иллюзия. Быть может, он сошёл с ума? « — Пришёл красиво попрощаться? — усмехался Грей, давя своё желание резко припасть к нему и убедиться, что это не сон. — Зачем же так красиво? С конфетами, цветами. Мог бы просто SMS отправить. Я бы понял всё. Не ребёнок. Взрослым дядям не нужны отношения с мелкими отпрысками, вроде меня. И мне, к слову, тоже» Грей помнит тот взгляд Бастии в его сторону, Грей знает, что выглядел тогда довольно самодовольно. « — Я знаю твои сценарии наизусть, — его губ коснулась привычная усмешка. — Я давно знаю, что твои смущённые «нет» значат «да». Я давно выучил тебя наизусть, мне не привыкать к твоей холодности. Я знаю твои жесты. И да, даже если ты действительно не хочешь отношений, то у тебя нет выбора. Думаешь, я бы ездил в Германию за конфетами, чтобы услышать «нет»? Если ты сейчас уверенно мне откажешь, так уверенно, чтобы я понял, что ты серьёзно, то я всё равно заставлю тебя полюбить меня. Так что давай по-хорошему? Хоть сегодня будь со мной честен». Грей помнит, что тогда был жутко удивлён. Он тогда резко опустил взгляд вниз, смотря на свои домашние, давно протёртые штаны. На секунду ему стало неловко: вот он — простой омега, в растянутой, домашней одежде, а на против него альфа, в идеально выглаженной рубашке, чёрном пиджаке и каких-то, наверняка, дорогих джинсах, с букетом в руках. Смотрится такой контраст, между серьёзным альфой и таким омегой, довольно по-идиотски. « — Не нужен ты мне, — фыркал Грей. — И тем более отношения. Поверь, мне и так хорошо. И вообще, мне надо готовиться к сессии. Пока» Грей говорил тогда уверенно, он помнит чёткость своих слов и грубость своего взгляда на мужчину. Он в правду боялся отношений. Что он сможет дать в обмен на всю любовь Леона? В отношениях надо быть искренним, а искренним он быть не умел. Он хотел, чтобы у Леона была такая омега, чтобы он мог ей гордиться, чтобы он смог похвастаться ей перед друзьями. А с ним что? У Грея волосы взъерошенные и взгляд тяжёлый — как такого вообще полюбить могли? « — И на кого ты меня оставляешь? — говорил Леон. — С кем мне по вечерам слушать Нирвану и смотреть на ночной Нью-Йорк? С кем пить глясе* в ближайшей кофейне? Кому покупать то фисташковое мороженное и апельсиновый сок? Кому покупать книги по социологии и с кем искать ночью на небе малую медведицу? Кто будет рассказывать мне про дождливый Лондон и тихо подпевать «IAMX»? С кем? Кого мне любить?» Грей молчал и смотрел в пол. Он не мог поверить в то, что он, чёрт возьми, может кому-то нравиться. Нет, конечно, ему и раньше предлагали встречаться, но те после первого же отказа покидали поле зрения омеги. « — Подержи, — Леон впихивает ему в руки букет и бутылку «Шардонне*». Грей неловко схватил букет с ярким запахом лилий и бутылку вина. Пару секунд прошло, как Леон находился в пару сантиметрах от него и целовал его губы. Ему не нужен был ответ на его движения. Грей судорожно сжимал горлышко бутылки, совершенно без понятии, как ему поступить. В прочем, мысли смогли собраться в одно целое только после двадцати минут, когда Леон прижимал его к себе и тяжело дышал. Они лежали в одной постели, Грей был совершенно без понимания того, когда он успел затащить его в кровать. В прочем, сейчас его это не волновало. — А какое вино? — Грей вскинул голову, глянул на Леона. — Белое, — отвечал мужчина, повернув голову к омеге, и уткнулся носом в тёмную макушку. — Я больше красное люблю, — притворно вздохнул омега, пытаясь поднять голову к мужчине. — Тебе вообще пить нельзя, — усмехнувшись, говорил Бастия, скользя рукой к низу спины. — Это почему ещё? — недовольно нахмурился Грей. — Нам ещё детей делать. А ты в курсе, как всё это сказывается на будущем ребёнке? — Чего? Бастия, кто тебе сказал, что я собираюсь выходить за тебя, а уж тем более делать с тобой детей? — У тебя нет выбора. Я не покупал презервативы, а до постели дело дошло. Леон видел, как округлились глаза омеги, как тот испуганно дёрнулся. Он видел, как тот резко сел, возмущенно хватая ртом воздух, глядя на альфу. — Ты идиот?! Надо теперь идти покупать какое-нибудь противо… Леон рассмеялся, резко перебивая и хватая подскочившего омегу за руку, заставляя обратно лечь. — Это шутка была, — отсмеявшись, сказал Бастия. — Рано ещё нам для детей. — Вообще детей не будет, — возмущенно фыркнул Грей». Последние звуки, что произносит фортепьяно, немного резанули слух, вырывая из воспоминаний. Грей приоткрыл глаза, видя, как длинные пальцы в последний раз прошлись по клавишам. Боковым зрением тот замечает, что мужчина как-то удивлённо посмотрел на омегу. — Просто задумался, — он отвечает на его немой вопрос, застывший в шоколадных глазах. — Вспоминал… о нас. Как думаешь, много изменилось? — Ни черта, — его вечная усмешка, такое чувство, никогда не покидала лица альфы. — Ты такой же прямолинейный зануда, как и был. — А ты такой же эгоист, — цыкает брюнет, глядя на лицо сидящего рядом альфы и поднимает голову с его плеча. Леон улыбнулся и с какой-то любовью прошелся по клавишам. — Ты понял, о чём я, — он сказал это немного тихо, перебивая свой голос звуком фортепьяно. — Думаю, что да, — он касается его руки, что в привычных движениях нажимали на клавиши, вырывая из этого огромного инструменты какую-то до одури спокойную музыку. Я о том, что всё также люблю тебя. — Я сейчас вот подумал: почему ты, в ту ночь, так подорвался и побежал покупать мне конфеты в саму Германию? Мог бы сначала хотя бы объясниться. — Нашему ледяному королю было больно? — его настойчивый взгляд окинул омежью фигуру. — Честно, я сам не отдавал отчёт своим действием. Мне хотелось, чтобы моё предложение встречаться было более… романтичным. Вот и получилась такая бурда. А ты не возникай. — Твоя логика и учтивость бьёт все рекорды, — он обнял его за руку, ложа вновь голову на его плечо. В комнате раздалась мелодия сонаты, что Леон так мастерски играл. Грей внимательно следит за движениями его пальцев. Он не хочет отношений, но что-то подвигло его сделать такое огромное исключение. Он думал — это игра. Он думал — это ненадолго. Он думал — это пройдёт. Но пять лет оказались за спиной, не давая и передышки. Грей замечал за собой, что говорить о своих чувствах стало всё легче. Он не хочет отношений. Тогда почему он до сих пор держит его за руку? Почему он верит ему? Будто наваждение. Сгореть за него или сжечь за собой мосты — неважно. Грей чувствует, что готов на это. Хоть вслух ему он этого никогда не скажет. Он до сих пор, в душе, был тем пареньком, что не хотел отношений, что мог дать так мало искренности, что любил эти германские конфеты. Изменилось немного: утренний кофе стал вкусней, «доброе утро» чаще, а ещё Леон заставил его чувствовать. Или растопил его сердце. Называйте как хотите. Но за это Грей действительно ему благодарен. ______________ *Глясе — холодный напиток на основе кофе, с добавлением мороженого. *Шардонне — одноимённое сортовое вино.