Мы просто... лечим

Когда менестрель берёт в руки клинок, Лютня сгорает в огне.

Тэм Гринхилл «Последний пир»

      Они появились внезапно: просто в один миг выскочили из придорожных кустов, ощерились клинками и медленно её окружили. Разбойничья шайка угрожающе столпилась над девушкой, и предводитель уже хотел потребовать, как всегда, «кошелек и жизнь», когда послышался быстрый перестук копыт о пыльную дорогу, и в стан врагов, сметая их, со всего маху врезался всадник на гнедом жеребце. На разбойников безжалостно посыпались заклинания: серые и угольно-черные дымки, выцветшие, сухие…       «Некромант», - с ходу определила она и зябко поёжилась от холодной силы, источаемой спасителем. Девушка немного неодобрительно покосилась на горстки пепла, улепетывающих со всех ног разбойников, - тех, кому повезло спастись, - и на спешившегося мужчину. Тот, в свою очередь, недовольно посмотрел на неё: молодая девчонка, пешая, путешествующая в одиночку, а вместо рукояти добротного клинка из-за спины выглядывает гриф лютни. Как только жива до сих пор? Покачал головой и вздохнул.       - Идем, - он кивнул в сторону небольшой поляны для отдыха, раскинувшейся около дороги. – Солнце уже садится, пора разводить костер.       Ярко-оранжевое тёплое пламя с треском пожирало поленья, выстреливая вверх разноцветными звездочками искр. Менестрель запретила ему разводить костёр магическим путем, предпочтя неизвестно зачем мучиться с огнивом минут десять, пока среди хвороста и сухой травы не затеплился робкий огонёк. «Так теплее», - пояснила она на вопросительно приподнятую бровь некроманта. Тот лишь вздохнул – ему всегда казалось, что менестрели немного не в себе. И не в этом мире.       Он покосился на сидящую напротив, за жарким огнем, маленькую фигурку девушки: она довольно жмурилась на пламя и украдкой сцеживала в кулак зевки. Того и гляди заснет. Взгляд непроизвольно упал на бережно уложенную подле неё лютню.       - Почему у тебя нет оружия? Одинокой девушке, путешествующей по трактам, оно просто необходимо, иначе она рискует никуда не дойти, - он немного склонил голову вбок, отчего темные пряди волос упали на лицо, а свет от костра создал на нем причудливые тени. Сейчас мужчина как никогда походил на некроманта из древних сказок.       - Менестрелям нельзя брать в руки оружие, - просто пожала плечами она.       - Это что, табу? Что-то вроде кодекса? – он прищурился, ожидая ответа.       - Почти, - серьезно кивнула она, ласково оглаживая гриф лютни. – Мы сами создаем себе кодекс, свой личный. А менестрель с мечом… это всё равно, что целитель, приносящий живого человека в жертву на некромантском алтаре: может быть, он на это способен, вполне возможно, ему хватит на это силы, прыти и жестокости… но как только он вонзит ритуальный кинжал в грудь жертве, он перестанет быть целителем. И станет убийцей. Ведь целитель – это человек, несущий в своих руках спасение, жизнь, или же облегчение… после убийства его руки смогут нести только смерть.       Так же и с менестрелями. Только если лекарь врачует тело, то певец – душу. Говорят, что убийство её разлагает, даже если быть очень стойким. Поэтому от некромантов веет могилой: не потому, что их основная работа протекает на погостах и в склепах, просто так пахнет умирающая душа. Только это ваша работа, а от обычных убийц… несет отвратительным смрадом, - она слегка поморщилась. – Образно говоря, конечно.       А мы… как может вновь срастить расколотые частички сердца и излечить душу тот, кто сам нуждается в исцелении? Зова большого светлого сердца может хватить на многие раненые души, но, разбитое, оно едва ли может кого-нибудь согреть.       Кодекс? Что ж, это хорошо, это правильно. Ведь у всех есть свой профессиональный кодекс, кодекс совести. И у некромантов тоже.       Все нуждаются в их услугах: ни одна церемония похорон не может пройти без покровительства владыки смерти, без его напутствия и упокоения мертвеца; в государственных службах всех стран уже давно работают его коллеги, удачно помогая развязывать даже самые запутанные дела об убийствах; да и кто лучше некроманта успокоит разбушевавшихся призраков старого поместья, или уничтожит опасное кладбищенское умертвие, как не профессионал своего дела?       И был бы им почет, если бы некроманты не черпали свою силу из смерти…       Если умеешь быть полезным, - вот тебе любой провинившийся висельник, на ваш вкус. Убивать только с разрешения, убивать только разрешенных – это едва ли не главное правило некромантов, а иначе ты из некроманта превращаешься в убийцу. Вот только по его мнению, да и по мнению обычных людей, принципиальной разницы тут нет. Быть невольным палачом для человечества.       Их осуждали, их боялись, их ненавидели…       Небо над лесом окончательно погасло, и это означало, что солнце ушло за горизонт, - за деревьями его не было видно. Сине-черный купол небес расцветили звезды, а луна налилась молочной белизной, затмевая их и высребряя своим светом кроны лесных древ. Но ярче всего сияло ярко-оранжевое тёплое пламя костра.       - Будешь осуждать? – неожиданно спросил некромант, пытаясь заглянуть ей в глаза.       - Зачем? – она подняла на него непонимающий взгляд.       - Все осуждают некромантов, - пожал плечами тот. – Тем более, ты говорила, что убийство разлагает душу. Тебе должно быть противно находиться рядом со мной.       - Что за чушь, - она улыбнулась. – Я уже приводила аналогию…       - Да, с целителем, - как-то нервно перебил он. – Но даже для него это чаще всего просто работа. Он вынужден терпеть, ведь ему за это платят. Как и вам, кстати.       Ты лечишь души, потому что это твоя работа, - тихо добавил он, спустя несколько мгновений молчания.       - Я врачую души потому, что это моё призвание, - возразила она. – На целителя можно выучиться, это верно, но и им нужно иметь достаточно сострадания и желания помогать людям, иначе ничего не выйдет: сорвутся, наплюют, уйдут.       Менестрелем же надо… - она вдохнула полной грудью стылый ночной воздух, ещё хранивший тепло дня, и зажмурилась. - …Быть.       Девушка немного помолчала, вороша горящие угли длинной веткой, дабы пригнувшееся к земле пламя вновь устремилось в небо, а затем продолжила:       - Целитель ведь не осуждает своих пациентов за то, что они приходят к нему с болячками, переломами, ушибами и ранами.       Какая разница, где пациент достал себе синяки?       Мы просто… лечим.       С минуту он вглядывался своими, странно выцветшими, но тёмными, словно провалы окон нежилого дома, глазами в её – яркие, блестящие от света пламени костра. А после тяжело вздохнул, и устало откинулся на мягкую траву подлеска.       - Тогда спой для меня, менестрель.       Она лишь улыбнулась и протянула руку к лютне.