День первый.
Как давно это произошло, как давно это было… Не помнит уже никто, хотя кому это вообще нужно? Никому. Только человеку, чья жизнь здорово так подкосилась в то счастливое и одновременно грустное время. Ганнибал по сей день помнит, как года два назад в терапевтическое отделение завезли молодого мужчину, который потерял приличное количество крови при попытке суицида. Наверное, те семь дней как ни что иное скрасили типичные серые будние заведующего психотерапевтическим отделением. Он до сих пор помнит, как в тот самый первый день он спустился на этаж ниже, чтобы передать нужные бумаги заведующему терапией. Помнит, как мужчину на каталке ввезли в свободную палату. Помнит, как он сам стоял в дверях этой палаты, поодаль наблюдая, как незнакомцу с глубокими порезами на запястьях ставили капельницу, приводя его в сознание и подготавливая пакет с донорской кровью. Он помнит этот уставший взгляд темно-зеленых глаз, который в упор смотрел на него, будто бы никого другого, кроме этого незнакомца и Ганнибала не было. Доктор Лектер помнит все, и вспоминает это по сегодняшний день... *** — Вы мой психотерапевт? — стоило Лектеру на следующий день зайти в палату новоприбывшего пациента, как тот, не глядя на доктора, задал вопрос. Ганнибал в свою очередь не растерялся, а лишь, привычно сдержанно улыбнувшись, сделал несколько шагов к пациенту, присаживаясь на стул рядом с койкой. — А похож? — Без малейшего понятия. Но типичным мозгоправством от Вас так и несет. Я ведь угадал? — Более чем. Но, увы, лечить я Вас не буду. По крайней мере, пока, — чуть сдвинув брови к переносице, Ганнибал блуждал изучающим взглядом по мужчине, останавливаясь на перевязанных бинтами запястьях, от которых тянулось две трубочки капельниц - с кровью и с обезболивающим. Незнакомец, будто почувствовав на себе внимательный взгляд чужих глаз, слабо дернул рукой, не срывая игл, и повернулся лицом к доктору. Его взгляд был измученным и даже пустым. Взгляд человека, который попросту устал жить. Но вот смотрел он определенно не на Ганнибала, а будто бы сквозь или же “не попадая” по нему. Он будто ничего не видел или же не хотел. — Однако. Вы не любитель зрительного контакта, — заметил терапевт, когда мужчина быстро моргнул и вновь отвернулся от него, устремляя взгляд на завешанное светлыми шторами окно. — Возможно. Но в большей степени я просто не вижу смысла в этих “переглядываниях”. — Вы не хотите видеть окружающих? — Я просто их не вижу. Но очень бы хотел. ***День второй.
Несмотря на свою слепоту, Уилл легко определял шаги своего лечащего врача и санитаров от шагов человека, который, по сути, и не должен лезть в это дело. Его уже записали к психологу, который будет его принимать у себя после выписки, а потому Ганнибал здесь был и вправду лишним. По крайней мере, так бы посчитало большинство людей, но явно не он сам. И явно не Уилл. За еще один день, что прошел с их первого разговора, психотерапевт заходил к нему каждый раз, как только палату покидал другой медицинский персонал. Он задерживался у него до позднего вечера и оставлял лишь на ночь, а после вновь приходил. Ссорился с лечащим врачом Грэма, но приходил. Нередко покидал свое место заведующего, но приходил. Приходил и просто разговаривал с Уиллом о чем угодно, но ни разу так и не затронул тему попытки самоубийства. Конечно, окровавленные бинты, которые Ганнибал сам менял, частенько заставляли своим видом откашливать ком в горле, но, несмотря на это, Лектер не торопил Уилла. До тех пор, пока тот сам не поделился этими переживаниями: — Знаете, это действительно страшно, когда ты уже это совершил, а потом вдруг понимаешь, что передумал. И остановить или вернуть назад нельзя, разве что вопить и просить о помощи. — Так ты сам же и позвонил в службу спасения? — Ганнибал сидел на жестковатом белом кресле, пододвинутом ближе к койке, внимательно и даже с долей интереса слушая своего подопечного. — Никто бы другой не позвонил. Если только собаки не умеют пользоваться телефоном, — в усмешке Уилла не было ни капли искренней иронии или энтузиазма. Потянувшись целой рукой, в вены которой не были введены иглы капельницы, к корзине с фруктами на соседней тумбочке и, взяв из нее яблоко, Грэм тихо выдохнул и положил фрукт на белые простыни рядом с собой. Словно передумывая. — Аппетита совсем нет. — Но есть тебе все же нужно, — отрицательно покачав головой, доктор поднялся с кресла и, подхватив яблоко с кровати Уилла, направился к расположенным на противоположной стене ящикам. Надо заметить, палата у Грэма была не самая худая. — Собаки? Любишь животных? — Конкретно собак. Их у меня девять. Ганнибал сдержал тихую усмешку, доставая из ящика небольшой нож и аккуратно срезая с яблока кислую кожуру. Мужчине и раньше попадались люди, страдающие патологическим накоплением животных, но сейчас ему не казалось, что у Уилла есть эта самая патология. Он не был похож на больного или психически нездорового человека вообще. У него было свое мышление, свои доводы для того или иного спора, свое мнение. Немного не такое, как у остальных, но все же оно было. Слабо улыбнувшись, Лектер выкинул кожуру в урну и нарезал яблоко на нетолстые полукольца, разложив их на единственной в палате тарелке. — И кто же за ними сейчас ухаживает? — Никто, судя по всему. Если коллега по работе не запорола обещание следить за домом и собаками. — Два дня уже прошло. Если понадобится, я могу съездить, посмотреть, что там да как, — вернувшись в свое кресло, Ганнибал поставил тарелку на кровать, пододвигая к Грэму и смиряя того внимательным взглядом, зная, что тот почувствует. — Ешь хотя бы это. Или буду кормить сам. — Вам совсем уже заняться нечем, да, доктор Лектер? — усмехнувшись, Уилл без повтора “указаний” потянулся за долькой фрукта. Пусть через силу, но есть нужно было. А вообще, ему просто не нравилась перспектива быть ребенком, которого кормят с ложечки. Унизительно. По-детски. И начинаешь чувствовать себя обузой. — Вполне возможно, но я сейчас говорю на полном серьезе, — получив в ответ лишь искреннюю насмешливую ухмылку, терапевт продолжил, — Уилл, как часто я шутил при тебе за эти два дня? — Ладно-ладно, — отмахнувшись от Ганнибала, шатен тяжело вздохнул и чуть приподнялся, усаживаясь на кровати. — Вы мне не настолько близки и интересны, но так и быть. За собак немного страшно. — Что же, у нас еще будет время познакомиться и стать друг другу интересными, не думаешь? — Не думаю. Меня выписывают в конце этой недели. Потом терапия у муниципального психолога, а потом и “Прощай, Балтимор!”. — Уезжаешь куда? — не будь бы Ганнибал мастером в скрытии собственных эмоций, Грэм смог бы по одному его тону голоса понять, что эти слова самую малость зацепили терапевта. — В Вашингтон. Как оказалось, знакомые и родственники помогли погасить долг в банке, и теперь я могу взять еще денег в кредит, чтобы хватило на операцию. Есть шанс, что мне вернут зрение, — в этих словах не было искренней радости за это событие, но натянутую улыбку суицидник все же выдавил из себя. Возможно, что он просто слишком привык к слепоте. ***День третий.
К слову, обещание Ганнибал сдержал, правда для это пришлось выпытать у Уилла ключи и адрес. Собаки были накормлены и даже в прихожей немного да убрано. На третий день Лектер пришел гораздо позже, нежели обычно. Часам, примерно, к трем. Три размеренных стука по двери палаты. Не дождавшись ответа, Ганнибал открыл дверь, без приветствия пройдя в помещение. Уилл, как бы странно не было, спал, укутавшись в одеяло. Капельница, наконец-то была отключена и более не стесняла движения и ворочания Грэма. Решив пока не будить мужчину, доктор снял халат, повесил его на крючок перед выходом из палаты, а после проследовал в свое, ставшее привычным, кресло. Впервые за три дня он видел подопечного таким спокойным и ненапряженным. В какой-то степени даже беззащитным. Ганнибал невольно сравнил Уилла с большим ребенком, у которого просто сложный и взрослый характер - так уж по-детски он сейчас выглядел, кутаясь в пуховое одеяло и прижимая его к себе, словно обнимая кого-то. Не удержавшись, психотерапевт протянул к тому руку, почти невесомо касаясь кончиками пальцев темных кудрей. Еще секунда и пальцы мягко погружаются в копну волос, осторожно перебирая их, чтобы не разбудить спящего. Но в следующий момент ресницы пациента легко подрагивают, а глаза слабо открываются, не смотря на Ганнибала, который все так же продолжал перебирать волосы мужчины. Он бы не убрал руку, даже если ему было стыдно. — Как Вы выглядите, доктор Лектер? Вопрос Уилла звучал измученно, но это скорее всего просто из-за сна. Однако по его голосу было ясно одно - он точно ждет ответа и ему это действительно важно знать. Да вот только Ганнибал понятия не имел, как ему себя описать. Чтобы не ошибиться и все выложить наверняка, мужчина бегло пробежался по настенному зеркалу. Красавец же, ну. — Не особо молодой мужчина, обычной европейской внешности. Недурно высок, не особо худ... Уилл, что за запросы? Это более чем трудно, — чуть приподняв одну бровь и с интересом посмотрев на отчего-то усмехающегося Грэма, произнес Лектер, все так же не убирая руку от темных кудрей мужчины. — Мне просто интересно... А Вы наверняка зализанный, да? — ухмылка чуть погасла, а пальцы шатена будто не волей убрали руку Ганнибала со своей макушки и скользнули выше. Подушечками пальцев обводя острые скулы, виски, легко проходя по носу с легкой горбинкой и останавливаясь на тонких губах, которых пальцы так и не коснулись, застыв в паре миллиметров от них. — Извините! — резко выпалил Грэм, отдергивая руку и пряча ее под одеялом, укутываясь в него с головой. Ганнибал лишь провел собственными пальцами по тонким губам, будто завершая действия Уилла и слабо улыбнулся. Он не будет ругать за то, что, по сути, плохим делом не является. Он не видит, но хочет. Тогда почему бы не дать ему хотя бы почувствовать? — Не из-за чего извиняться, Уилл, — поднявшись с кресла и поправив суициднику одеяло, доктор легко похлопал того по плечу и чуть отошел к дверям. — Наверное, лучше тебя сегодня не тревожить? — Наверное, — донеслось бурчание из-под одеял. Молчаливо кивнув на это, Ганнибал накинул белый медицинский халат, поправил бейдж на кармашке и вышел из палаты. Эта неловкая ситуация ввела Грэма в тупик, в то время как Лектера она лишь раззадорила. ***День четвертый.
Следующий день прошел куда лучше и менее дискомфортно, нежели предыдущий. Оба предпочли делать вид, что ничего особенного не произошло, но ведь в самом деле... Что такого-то было? — Дня доброго, — стоило Ганнибалу переступить порог, как его вновь узнали. Уилл не здоровался ни с кем другим, ни со своим врачом, ни с санитарами. Только с психотерапевтом. — Надо же, я думал, что я хожу достаточно тихо, — привычно пройдя в палату, он поправил отворот халата и подошел к койке, настраивая капельницу и поправляя трубки. С переливанием крови было уже закончено, сейчас же Уилла пичкали лекарствами. К чему бы... — Я Ваши шаги, даже самые тихие, различаю от остальных. — О, выходит, я могу считать себя избранным? — Не обольщайтесь, Ганнибал. Просто я ко всему этому привык настолько, что различаю походку человека, громка ли она или же тиха, — чуть потянувшись и удобнее устроившись на подушке, Грэм откинул голову назад, прикрывая глаза. — Хотя, кого я обманываю... — Судя по всему, меня. В чем же действительность? — Видимо не в походке. Я, наверное, больше предчувствую чем ощущаю в заправду. — То есть, ты легко можешь ошибиться и перепутать, я ли это зашел к тебе или кто-то другой из мед. персонала? — Я же сказал: я предчувствую, когда Вы заходите. Значит, я не могу ошибиться. Ганнибала этот ответ более чем устроил, так как в нем не чувствовалось преувеличения. Хотя доля упрямства все же была. Довольно улыбнувшись, терапевт присел на край кровати, поправляя одеяло и получая на это недовольное ворчание. Ясное дело, какому взрослому мужчине будет нравиться, когда с ним обращаются как с ребенком? ***День пятый.
— А обязательна эта коляска? Я же не инвалид, все-таки, — Уилл недовольно поморщился, когда санитары помогали ему сесть в инвалидное кресло, понемногу выкатывая из палаты. — Не инвалид, но ходить тебе пока не рекомендуется, — Ганнибал вышел следом за подопечным, волоча за собой склянку с лекарством и трубки. Ежедневная капельница... Наверное, это жутко неприятно. — К чему эта прогулка? Мне легче не станет, да еще и провести полчаса в обществе мало знакомого человека... — Я все еще мало знакомый тебе, Уилл? — не услышать легкой усмешки, слетевшей с губ Ганнибала было невозможно. Мужчина установил конструкцию капельницы на коляске и ввел иглу в вену у изгиба локтя Уилла. — А Вы здесь при чем? — Поменялся с одной медсестрой. Она будет отдыхать, а я возиться с тобой. — Отдыхать? У Вас сегодня должен был быть выходной? Доктор Лектер, Вы несправедливы к самому себе! — Все в порядке. Это мой законный выходной и я вправе распоряжаться им как хочу, — закончив с коляской, терапевт кивнул санитарам и неспешно покатил Уилла на выход. Все-таки, возможно это была и впрямь хорошая идея, позволить прогулку вокруг больницы. — Например сегодня я захотел провести день с тобой. — Впрочем, как и остальные дни до этого. — А тебе это не нравится, как я вижу. Верно? — Вовсе нет, — вздохнув, Уилл устало потер переносицу и откинул голову назад. — Я рад, что есть человек, который проводит со мной все это время. — Как бы странно не было, но аналогично. — Оно и не странно, — хмыкнув, Грэм слабо встрепенулся, почувствовав как легкий и душный ветер обдувают его лицо, перебирая кудри и путая их. — Ганнибал... Мимо чего мы сейчас проходим? Вы можете описать мне все то, что находится вокруг нас? — Уилл, тебе от этого легче не станет... — Ганнибал! Прошу тебя!.. Пожалуйста... — Ладно. Так и быть, — и он рассказывал. Он смотрел на серое небо, по которому плыли свинцовые тучи, а говорил о небесной синиве с курчавыми облаками-овечками, он сделал для Уилла сухую траву и потресканный асфальт свежим парком с кирпичной дорожкой и множеством молодых растений, угрюмых пациентов - жизнерадостными и идущими на поправку, а плач детей преподнес как смех. Он наносил на холст нового видения Грэма только сочные и яркие краски, желая уберечь его от повседневной серости и грусти. Он рассказывал о чем-то дальнем, о реках, о зеленых полях, о горных поселениях, обо всем. И Уилл знал, что ему в наглую лгут. Знал, но принимал как подавали, так как по другому было просто неинтересно. ***День шестой.
Дни шли, и это было катастрофой. Лектер старался засиживаться в палате Уилла подольше, пока сам подопечный не начнет его выпроваживать в коридор. Беседы становились все длиннее, оживленнее и интимнее. Инциндент на третий день помнили до сих пор оба. — Ты тогда довольно сильно покраснел, знаешь ли, — да, вот уже и предпоследний день близился к концу. После долгих разговорах о снах Уилла и о его семье, волей не волей вспомнилась и эта весьма деликатная тема. — Вовсе нет. Мне просто стало жарко, не более того. От этого я и раскраснелся. — Уилл, не стоит об этом лгать мне. Хм... Жарко стало? От прикосновений? — Вот Вы это специально, да?! — Не стоит так из-за это кипятиться. Я ведь просто вспоминаю подробности того дня, — усмехнувшись, терапев пересел с кресла на край койки Уилла, на что сразу получил одобрение в виде освобождения немного места на кровати. — Напомни мне, Уилл, как ты это делал? — Мне это не к чему повторять, Ваши черты я уже давно узнал и "увидел". — А еще раз не хочется? — в голосе психотерапевта явно слышался яд, но несмотря на это Грэм все же потянулся чуть дрожащей рукой к Ганнибалу, сразу натыкаясь на его плечо, а после медленно подбираясь к лицу и, казалось, даже не замечая как доктор медленно склоняется над ним, опаляя дыханием шею и скулы. Пальцы суицидника скользят по подбородку и легко касаются губ, обводя большим пальцем нижнюю губу. Уилл не видит, но чувствует почти физически улыбку Лектера. — А может все-таки не так близко, доктор? — А может дашь побыть последние дни с тобой настолько рядом, насколько я сам себе позволяю? Ответом последовала тишина и первая, черт возьми, первая искренняя улыбка на Грэмовских губах. ***День седьмой.
Последние несколько часов из всей этой недели Ганнибал помнил лучше всех дней вместе взятых. Тогда, в последние часы, у Уилла случился припадок, нервный срыв, о котором знали только он сам и Ганнибал. Никому другому говорить об этом не считалось нужным, иначе бы пришлось еще задержаться у мозгоправов. Ганнибал помнил. Помнил, как Уилл с силой сжимал в ладонях ткань халата Лектера, как он не скрывал эмоций, трясясь и надрывно крича. Помнил, как успокаивал его. Без всяких уколов и капельниц, без кубов успокоительного. Стоило лишь обнять Уилла за плечи, прижимая к себе, невесомо и легко целуя разгоряченный лоб, щеки, касаясь губами прикрытых век и горячих губ, с которых слетали тихие вздохи и всхлипы, становившиеся все тише и спокойнее. — Уилл? Тише, все в порядке с тобой? — небольшая истерика Грэма заканчивает спустя час, а может и полтора. Для Ганнибала это время прошло слишком быстро. Время, когда он мог спокойно сидеть на заправленной койке Уилла, прижимая подопечного к себе, не боясь, что тот достаточно быстро проснется или подумает что не так. Этого времени было катастрофически мало. — Ганнибал?.. — У тебя был нервный срыв, не стоит волноваться. Сейчас как себя чувствуешь? Голова не кружится? — Вроде бы нет, — тяжело вздохнув и попытавшись выбраться из кольца рук терапевта, он в следующий же момент решил отбросить эти попытки и послушно остался в объятиях мужчины. — Почему я не хочу уезжать? — Этот вопрос ты должен задать себе, но явно не мне. — Знаю. Но все же, как бы Вы на него ответили? — Я бы предположил, что тебе просто есть ради чего оставаться в Балтиморе, не уезжая в Вашингтон. И дело явно не в операции. Я прав? Уилл не ответил. Так же как и не отвечал все оставшееся и дарованное им двоим время, которое бежало как вода меж камней - быстро и без остановки. Хотелось ухватить время, заставить его остановиться, но увы-увы, это было невозможно. Остаток они провели в тишине, хотя слова не были сейчас нужны, они наговорились за эти семь дней. Семь. Всего лишь семь. Ни Уилл, ни Ганнибал не верили в любовь с первого взгляда, а вот в одержимость за одну чертову неделю - вполне. Уехал Грэм так же, немотствуя. Уехал из Балтимора, из Мэриленда, из жизни простого психотерапевта. И вернуться из Вашингтона он так же не обещал. Конечно, сейчас Ганнибал не ждет и не ищет своего прошлого подопечного, возможно даже не веря в правдивость этих чувств или просто не желая верить, но не смотря на это он все еще все помнит.