Приготовим лимонад вместе?

      Глава 5. Усаги.       Немного горьковатый, с кисло-пряным привкусом трав чай, заваренный мамой, едва она увидела в каком состоянии я вернулась от Мамору, помог мне немного успокоиться.       Когда он разбил эту триклятую чашку, я буквально увидела, как вместе с ней бьются все мечты о счастливом будущем для моего малыша, которые, не особо считаясь с мнением хозяйки, успело создать мое подсознание. Мамору не возьмет нашего ребенка на руки, чтобы подкинуть на вытянутых руках и услышать счастливый детский смех. Не станет учить его играть в мяч и кататься на велосипеде. Ему все это не нужно. Ведь я была уверена в этом с самого начала, тогда почему вдруг стало так больно?       Рэй пришла ко мне, чтобы обсудить оформление подарков для гостей на их свадьбе, когда я еще билась в истерике, уткнувшись лицом в мамин передник, навсегда пропитавшийся запахами лимона и терпких пряностей.       Я еще не говорила никому из подруг о своем ребенке. Боялась, что они не поймут моих чувств, из-за которых провела ночь с Мамору. Ведь одно дело — делить страсть с человеком, который так же любит тебя. И совсем другое — отдаться, заранее зная, что все отношения закончатся одной ночью. Просто чтобы хоть раз ощутить себя нужной ему. Таких отношений не признавала ни одна из моих подруг. Прежде, я и сама осуждала девушек, способных на такое. Пока не услышала тихий призыв Мамору.       Услышав о моей беременности от Чиба, подруга пришла в ярость. Вот только злилась она совсем не на меня. На голову Мамору обрушился поток проклятий и брани. Никогда не думала, что в прошлом служительница храма, благовоспитанная выпускница католической школы для девочек может знать такие выражения, да еще и так витиевато сочетать их между собой.       Рэй провела со мной много времени, пока не удостоверилась, что я пришла в себя. Мне было страшно, потому что понимала — мои сегодняшние переживания могут отразиться на ребенке. Но прислушиваясь к себе, не обнаруживала никаких тревожных признаков. Не было боли, или ощущения неясной тяжести, о которых я читала в интернете. Даже тошнота отступила. Наверное, малыш решил, что на сегодня для нас с ним достаточно неприятностей.       Когда я наконец перестала всхлипывать, Рэй спешно засобиралась. На секунду мне показалось, что она хочет отправиться к Мамору и высказать ему все, что думает о парнях, которые так реагируют на новость о своем отцовстве.        - Ты куда? - я схватила Рэй за руку, не давая ей выйти из моей комнаты.        - К Джедайту. Пусть встряхнет своего друга хорошенько. Чертыхается тут! Кто виноват, что все так получилось?        - Не надо, - я глубоко вздохнула, надеясь предотвратить очередной поток своих слез. Кажется, сегодня я уже достаточно проплакала, дав выход всему тому, что копилось с самой ночи, которую мы провели вместе, - Никто не виноват. Потому что ничего страшного не произошло. Тем более — он не делал ничего против моей воли. Мамору не тащил меня силой в свой номер, не насиловал, - невольно вспомнила о том, каким нежным и страстным был со мной всегда внешне очень сдержанный и холодный парень. Но тут же прогнала эту мысль из головы. Все кончилось.       Мне так и не удалось остановить Рэй. Оставалось только надеяться, что Джедайт сумеет дать своей любимой один простой совет — оставить нас с Мамору в покое и позволить каждому из нас жить со сделанным для себя выбором.       Было уже довольно поздно, но мне не спалось. Глаза и голова болели от долгого плача. Родители все еще тихо переговаривались в гостиной, тоже даже не думая о том, чтобы лечь спать. Дверь моей комнаты была открыта и я слышала их голоса. А еще — как Шинго в своей комнате играет в сетевую игру, совсем позабыв о том, что завтра ему рано вставать. Но ведь все равно вскочит чуть свет и займет ванную.       Я откинула кажущееся сейчас слишком жарким одеяло и села, спустив ноги на пол. Хотелось пить. На тумбочке ждала своего часа очередная чашка успокаивающего чая, но малыш им уже напился. Ему хотелось теплого молока. Пришлось идти за ним на кухню. Передвигалась почти по стенке. Голова отзывалась болью практически при каждом движении. Но уже было не так больно и я надеялась, что к утру моя голова будет в порядке.       Рэй наверняка уже рассказала всем девочкам о моей беременности. Я ведь не просила ее молчать, да и какой в этом смысл? Рано или поздно, они сами все поймут. К утру, мне нужно быть счастливой и всем довольной будущей мамой, чтобы Минако не сжила меня со свету. Заботящаяся Мина — сила, которую не каждый может пережить. Я сейчас точно нет.       Когда проходила мимо гостиной, мама заметила меня.        - Усаги, солнышко, зачем ты встала? - она сама начала подниматься с дивана, но я покачала головой, останавливая ее.        - Просто молока хочется.        - Не пей холодного, - велел папа, чуть оборачиваясь ко мне и отвлекаясь от новостного выпуска, которым был увлечен до этого, - Один раз ты уже болела. Ни к чему лишний раз рисковать своим здоровьем и здоровьем ребенка.        - Не буду, папа, - я прошла в кухню, разогрела себе немного молока и стала выдвигать ящики в поисках пачки печенья. Мы с мамой только вчера его купили, не могла же я уже все съесть.       Когда переливала немного горячее молоко в стакан, услышала наш дверной звонок. Было уже за полночь, неужели — девочки решили заглянуть. Они могут. Особенно под предводительством Айно. Хотя, теперь-то она не Айно, а Кунсайт ее в такое время одну из дома не выпустит. Наверное — кто-то из соседей ищет кошку или собаку. У нас такое часто бывает. Правда обычно не в такое время.       Папа , чуть шаркая тапками по полу, прошел к входной двери. А я наконец нашла пачку овсяного печенья. Вот только мне его уже не хотелось. Лучше яблоко.       Спелый желтый плод выпал из моих рук, когда я явственно расслышала:        - Чиба Мамору, сэр. Я — отец ребенка Усаги.       Сердце в панике заколотилось в грудной клетке. Что ему нужно, зачем пришел. Я ведь сказала ему, что мне ничего от него не нужно.       Я присела, чтобы поднять яблоко. Руки дрожали. Прежде чем вставать на ноги мне нужно было хотя бы немного успокоиться. Через пару минут в кухню вошла мама. Она не сразу заметила меня, все так же сидящую за одной из кухонных тумб.        - Ты в порядке, родная? - она спешно подошла и присела рядом со мной. Мама казалась такой испуганной. Уверена, по цвету мое лицо близко сравнялось с моей голубовато-белой пижамой.        - Что здесь делает Мамору? - это было глупо, но, поднявшись на ноги, я отступала назад, пока не наткнулась спиной на дверцу холодильника, - Я ведь уже все ему сказала.        - А он тебе — нет. Сказал, что хочет поговорить с нами со всеми. Думаю, нужно дать ему возможность высказаться.        - Не хочу! - я упрямо затрясла головой, - А если он пришел уговаривать меня избавиться от малыша? Не хочу с ним разговаривать.        - Не думаю, что он пришел именно за этим. А если и так — тогда папа просто выставит его за дверь и мы забудем о существовании этого человека. Но сначала нужно узнать, чего именно он хочет. Несправедливо отвергать человека, только на основании своих страхов и обиды.       Мама взяла со стола мой стакан с молоком, передала его мне и мягко приобняв за плечи повела в гостиную, где нас ждали папа и Мамору.       Я замерла в дверях, не решаясь посмотреть на него. А когда посмотрела на Мамору, поняла, что его взгляд буквально прикован к моему животу. И в его глазах застыло такое выражение… Будто под моей кожей скрыта самая большая ценность в его жизни. Неужели, он осознал, что наш малыш нужен ему?        - Усаги, - он поднялся мне навстречу, - Прости за сцену у меня дома. Я совсем не был готов к такой новости, - я все еще чувствовала себя растерянной из-за его прихода, поэтому ответила только кивком. Прошла в комнату и села на диван между родителями. Мама и папа посторонились, освобождая для меня немного больше места. Но сейчас я была совсем не рада этому простору.       Мамору смотрел на меня изучающим взглядом, а мне почему-то очень хотелось спрятаться от его взгляда. Как и чаще всего, в его присутствии я сейчас ощущала себя как неразумная и неумная школьница.       Я еще не чувствовала движений малыша. Слишком рано. Но сейчас была уверена — мой малыш, как и я сама, сжался в испуганный комочек. Хотелось обнять его и успокоить, но я могла только сжимать в пальцах стакан с все еще горячим молоком.        - Я пришел, чтобы обсудить наши дальнейшие планы, - Мамору казался таким спокойным, будто не ему я четыре часа назад сказала, что у нас будет ребенок. И это слово «планы» больно резануло по ушам. Опять он что-то распланировал. Скорее всего — расписал встречи с малышом лет до восемнадцати с учетом праздников и отпусков, - Мистер и миссис Цукино, я хотел бы попросить руки Усаги.        - Что? - родители даже сказать ничего не успели. Я была слишком шокирована, чтобы молчать, - Зачем… зачем тебе это?!       И Мамору, и мама с папой удивленно посмотрели на меня. Для них-то все было более чем очевидно. Но я всегда отличалась своим мышлением от других людей. Просто осознание собственной ответственности за зачатие малыша для меня — не достаточная причина, чтобы вступать в брак без любви. В конце-концов, я принимала в этом не меньше участия, чем Мамору. И не считаю, что он должен расплачиваться за проведенную со мной ночь ценой своей свободы, которую так высоко ценит. Если он женится на мне потому что считает себя обязанным, очень скоро я начну вызывать у него не просто раздражение. С каждым днем я буду вызывать в нем все больше негатива, пока его чувства вплотную не приблизятся к ненависти. А с меня эти чувства могут перекинуться и на ребенка. Я не могу этого позволить.        - Так будет правильно. К тому же, женитьба упростит для нас многие вопросы, связанные с воспитанием ребенка, - Мамору немного совладал со своим удивлением, вызванным моим вопросом. Но стоило ему снова начать говорить, я поежилась от того, как он подходит к «вопросам воспитания» - очень практично. Это ведь ребенок, а не какой-то телескоп, к которому прилагается подробная инструкция — как с ним можно обращаться, а чего лучше не делать. Я покачала головой, отрицая его слова.        - Считаешь, что жить с той, которая только раздражение вызывает, это правильно? - на этот раз, я смогла смотреть в его глаза, пока говорила, - Ты ведь меня не любишь. А если мы поженимся и ты встретишь свою настоящую любовь? Что тогда? Будем разводиться и причинять малышу боль от того, что папа и мама больше не вместе? Или будешь жить со мной и с каждым днем ненавидеть все больше? Я не согласна на это. Браки не должны заключаться только потому, что так надо. Если бы ты любил меня, если бы я тебе хотя бы нравилась… - мне было не очень комфортно говорить об этом при родителях. При маме и папе сказать, что была с парнем, который ничего ко мне не чувствовал. Для них это должно быть очень не просто. Но только так они смогут понять, почему я сейчас отказываю Мамору. Хотя на самом деле мне очень хотелось согласиться на его предложение. Заявить на него свои права и сделать только своим. Но это было бы подло. По отношению к Мамору и к нашему малышу. Ведь вышло бы, что я использую своего ребенка чтобы привязать к себе его отца. Не хочу такой жизни — в вечном напряжении, ссорах или бесконечном безразличии, ни для себя, ни для Мамору. И тем более — для нашего ребенка, - Если хочешь, будешь видеться с ребенком в любое время. А когда он станет чуть старше сможешь даже забирать его к себе на выходные. Для того, чтобы быть отцом этого ребенка, тебе не нужно жениться на бесполезной Булкоголовой.        - Я никогда не считал тебя бесполезной, Усаги. И, ты сама знаешь, мы никогда не оставляли друг-друга равнодушными. Нашему ребенку будет лучше, если мы будем воспитывать его вместе. Да и для нас это будет гораздо проще. Мы сможем избежать многих неудобных моментов и его вопросов. «Почему все мои друзья живут и с мамой, и с папой, а я — нет?». Что ты ответишь нашему ребенку на этот вопрос? К тому же, мне мало часовой прогулки, чтобы почувствовать себя отцом нашего ребенка. Я хочу быть рядом не время от времени, а постоянно, видеть, как он растет. Все время знать, что с ним происходит. Хочу быть рядом с вами обоими, помогать, поддерживать.       Последние произнесенные им слова заставили сердце болезненно сжаться. Мамору на самом деле нужен наш ребенок. Он хочет быть связанным с малышом, а не просто чувствует себя обязанным быть рядом.       Но я знаю, чем может закончиться брак, в котором с самого начала не было и намека на любовь. Родители Рэй разошлись, когда ей был всего год. Развод они не оформляли, но до самой смерти миссис Хино ее муж не появлялся в доме, где она жила вместе с их дочерью. Да и на его отцовских чувствах это сказалось. Не просто ведь так после смерти матери Рэй осталась на попечении деда, а с родным отцом виделась от силы несколько раз в год.        - Ты просто хочешь поступить честно, - воспоминание о семейной трагедии лучшей подруги окончательно убедило меня — брак по обязательству меня не устраивает. Даже если это брак с Мамору, - А я тебе не нужна. И мы оба хорошо это знаем.        - Усаги, - он хотел еще что-то сказать, но я его перебила.        - Я очень устала, у меня болит голова. Пожалуйста, дай мне отдохнуть.       И Мамору, и родители пытались меня остановить. Но этот насыщенный событиями вечер и правда вымотал меня. Хотелось закрыться в своей комнате и уснуть. И не видеть во сне Мамору.       В последнее время он очень часто мне снится. Я не хочу его любить, не хочу! Но он настойчиво проникает в мои мысли, хочет сам того или нет. Но скорее всего — ему безразлично.       Поднявшись на второй этаж, я села на низкий пуф в коридоре и стала ждать, когда входная дверь хлопнет и этот слишком длинный вечер наконец закончится. Но из гостиной продолжали доноситься голоса. Судя по всему, не смотря на мой отказ, Мамору не торопился уходить. Я услышала довольно громкий голос отца.        - Думаю, Усаги нужно дать немного времени для того, чтобы прийти в себя, обдумать происходящее и понять, что ты предложил ей единственный верный выход из этой ситуации. Не смотря на то, что срок у Усаги еще очень небольшой, она уже привязана к малышу. Скоро она осознает, что ваша женитьба в первую очередь положительно влияет на ребенка. И, если ты действительно хочешь жениться на Усаги, тебе придется заботиться не только о вашем ребенке, но и о ней. Мы не потерпим пренебрежительного отношения к своей дочери.        - Я понимаю, сэр. Женившись на Вашей дочери, я буду относиться к ней как к жене и никак иначе. Ни о каких раздражении и ненависти, о которых говорила здесь Усаги, и речи быть не может. Я отвратительно повел себя, когда она сказала о ребенке. Мне нужно было сдержаться и поговорить с ней, чтобы Усаги не решила, что я отказываюсь от своей ответственности перед ней и перед малышом, - голос Мамору звучал спокойно и размеренно. А вот отец в ответ на его слова раздраженно усмехнулся.        - Насколько мы знаем от своей дочери, ваши отношения ограничились только одной ночью.       Я ожидала любой реакции от Мамору, но он остался очень спокоен.        - Это не значит, что Ваша дочь оставила меня равнодушным. Усаги — особенная девушка, совершенно отличающаяся ото всех остальных. Я уверен, что она сможет стать прекрасной женой и обязательно будет замечательной мамой для нашего ребенка, - слушая Мамору, я понимала, зачем он говорит все это. Мамору старается обелить то, что я преподносила в самых мрачных тонах. Он заманивает моих родителей на свою сторону и ему неплохо это удается.       Через минуту, он начал рассказывать о себе. Видимо, мои родители решили узнать о человеке, который вскоре станет отцом их внука. Он сухо упомянул о том, что рос в детском доме, рассказал о полученном образовании и своей работе в крупной компьютерной компании, где он возглавляет небольшую проектную группу по разработке обеспечения. Все это я уже знала, но не уходила в свою комнату, где не слышала бы его голоса. Он заверил моих родителей, что в его жизни нет и никогда не было девушки, которая могла бы стать для него кем-то более важным, чем я и наш малыш.       Чем больше я сидела и вслушивалась в происходящее внизу, тем больше мне хотелось спуститься и принять все доводы Мамору. Чтобы не сделать этого, существовал только один путь — уйти наконец в свою комнату.       Я не стала включать свет. Просто забралась в постель и укрылась легким, но очень теплым одеялом. Легла на бок, подтянув колени к груди. Поза эмбриона. Точно так же устроился внутри меня наш малыш. Я верила во все, что сказала Мамору. Но права ли я? Или снова сделала поспешные, неверные выводы и приняла их за правду. Как когда решила, что он ничего общего не хочет иметь с нашим малышом.       Услышав шаги в коридоре, я закрыла глаза и попыталась изобразить давно и безмятежно спящего человека. Мне ни с кем не хотелось говорить. Даже с таким родным и любимым человеком, как мама. А в том, что это именно она, я не сомневалась.       Шаги приблизились. Вошедший в комнату человек остановился совсем рядом с моей кроватью. Я почувствовала едва различимый запах ЕГО одеколона, и еще один, собственный, присущий только самому Мамору, который я теперь узнаю среди всех других существующих ароматов.       Несколько долгих секунд ничего не происходило. А потом — Мамору наклонился и осторожно поправил мое одеяло. Такой неожиданно нежный, заботливый жест.        - Отдыхай, Усако. Набирайся сил, - шепнул он, делая вид, что поверил: я сплю. Но я не смогла сдержать участившегося дыхания, когда услышала как он снова произносит этот ласковый вариант моего имени. «Усако» - так меня называл только он и до сегодняшней ночи, всего один раз.        - Уснула? - мама остановилась в дверях комнаты, наблюдая за ним. Мамору выпрямился и обернулся к ней, а я приоткрыла глаза, чтобы не только ощущать его присутствие, но и видеть хотя бы силуэт в проникающем из коридора свете.        - Отдыхает, - думаю, он использовал именно это слово, чтобы подчеркнуть: мой маскарад раскрыт, - Мне пора, миссис Цукино. Мне очень жаль, что сегодня Усаги так переживала по моей вине.        - Мне кажется, Мамору, что мой муж прав - пройдет совсем немного времени и Усаги поймет, что ты предлагаешь ей самый простой и верный выход для всех вас. А главное — так действительно будет лучше для малыша, которого она так ждет.       Я соглашусь с тем, что брак без любви, только ради того, чтобы не получить упреков от общества - это правильно и нужно? Надеюсь, что нет.        - Мне нужно уехать на несколько дней по работе. Когда я приеду, мы поговорим еще раз, - он будто говорил с моей мамой, но я понимала, сказанное адресовано только мне.       В следующие несколько дней, он звонил и писал, чтобы поинтересоваться моим самочувствием. Узнав, что со мной все в порядке, Мамору сразу прощался. Мне было приятно, что он беспокоится о ребенке, но его дальнейшая холодность помогала мне сохранить уверенность: я права, «так надо» - не подходящее основание для брака.       Подруги отреагировали на мою беременность спокойнее, чем я думала. Правда, Ами и Мако целиком встали на сторону Мамору, настаивая — я должна выйти за него замуж. Рэй, слыша это, только скептически поджимала губы, но ничего не говорила. Ее волновало мое физическое состояние. Рэй опасалась, что помогая ей с подготовкой к свадьбе, я буду слишком утомляться. Но отказываться от помощи ей я не собиралась. Минако же решила просто наслаждаться моей беременностью. Свободное время она стала тратить на поиски в интернете одежды для беременных и для малышей. Я была только рада тому, что с кем-то из подруг могу поговорить о чем-то очень легком и приятном, вместо того чтобы обсуждать плюсы и минусы моего брака с Мамору.       В среду мы с Миной вышли из ворот университета после занятий, подруга рассказывала мне о кастинге для рекламы йогурта, куда собиралась пойти следующим утром.        - В этот раз я точно получу роль! - Минако отчаянно дула на свои ладони, чтобы согреть руки. Но надеть перчатки или застегнуть пальто даже не думала. Ведь тогда, никто не оценит ни прекрасного маникюра, ни подаренного любящим мужем платья. А Мина всегда рассчитывала на прикованные к ней восхищенные взгляды.       Еще несколько месяцев назад я не обратила бы на такую ерунду никакого внимания, но теперь и сама кутаюсь, и подруг поучаю, чтобы одевались теплее. Наверное — сказывается просыпающийся материнский инстинкт.       Погрузившись в свои мысли, я не обращала почти внимания на рассказ подруги. Опомнилась только когда поняла, что меня уже несколько раз окликнули, а Минако дергает меня за рукав пальто и довольно сильно.        - Оданго, тебя не дозовешься! - Мамору подошел к нам, сдержанно кивнул Минако и снял какую-то соринку с моего пальто в районе живота. Мне показалось, что он хочет поздороваться с нашим малышом. Но делает это так неуклюже, будто пока стесняется даже самому себе раскрыть свои чувства. Понимая все это, я даже не обиделась на «Оданго». В этот раз ненавистное обращение прозвучало как шутка. Если конечно Мамору умеет просто шутить.        - Я хотел бы поговорить. Мне нужно показать тебе кое-что, - он говорил неуверенно, будто сомневался, стоит ли.       Я и сама не была уверена, соглашаться мне на этот разговор или нет. Потому что догадывалась, что именно он хочет мне сказать. Но Мамору смотрел на меня, как никогда прежде. В его взгляде была настоящая, искренняя просьба. Он не умолял. Скорее всего, этот человек вообще не умеет этого. Но противостоять просьбе в его взгляде было невозможно.        - Хорошо, - решившись, наконец, я обернулась к Минако. У нас с ней были планы, но подруга спокойно восприняла мое решение уйти с Мамору. Лишь обняла меня на прощание, помахала ему и отправилась вниз по улице к крупному торговому центру.       Мамору привез меня к себе. Из глубины квартиры нам навстречу выскочила его кошка, вновь милостиво разрешившая себя погладить.       Парень терпеливо дожидался, когда я наиграюсь с его кошкой, а я использовала паузу, чтобы прийти в себя после поездки в его машине. Там было слишком много Мамору. Его запах, его вещи, его любимая музыка. Слишком много его присутствия вокруг меня, чтобы я могла остаться равнодушной.       Но вечно играть с кошкой я не могла. К тому же, сама Луна довольно скоро устала от моего общества и проворно сбежала в одну из приоткрытых дверей. Мамору помог мне снять пальто и прошел в гостиную, чтобы включить свет. Начал что-то искать на одной из книжных полок, почти полностью занявших единственную в этой комнате сплошную стену. Обернувшись, и увидев, что я все еще не переступила порог комнаты, он чуть поманил меня рукой.        - Ты будто боишься. Иди сюда, садись, - он указал мне на диван и достал с полки несколько больших старых книг.       Когда я устроилась на диване, Мамору сел рядом, положил все книги, кроме одной, на столик. Оставшуюся книгу раскрыл и протянул мне. Это оказался фотоальбом с пожелтевшими от времени страницами. На первой был приклеен свадебный снимок. Мужчина, очень похожий на Мамору, только немного старше и, кажется, чуть ниже и уже в плечах. А рядом с ним — миниатюрная привлекательная девушка.        - Это твои родители? - я перевела взгляд на Мамору.        - Да. Они погибли в аварии, когда мне исполнилось шесть лет, - Мамору кивнул, не глядя на снимок. Наверное, ему тяжело было смотреть на фото родителей.        - Я знаю, мне Нефрит сказал, - я стала листать страницы альбома, почти полностью оказавшегося посвященным свадьбе его родителей.        - Нефрит не все тебе рассказал, - Мамору вымученно улыбнулся, - Он не все знает. Когда я рассказывал друзьям о своем детстве, о многом умолчал. Дело в том, Усаги, что я не помню свою семью, - чуть развернув голову, он смотрел на меня, но даже случайного взгляда в сторону родительского альбома не допускал.        - Наверное, это нормально. Ты был совсем маленьким. За столько лет неудивительно забыть лица даже родителей, - я закрыла альбом и убрала его в сторону.        - Ты не поняла, - он мягко прервал меня, - У меня нет ни одного воспоминания о моей семье. Вообще. Я не помню, как мне читали книжки, как учили кататься на велосипеде. Ничего. Помню, когда пришел в себя в больнице, врач очень осторожно сообщил мне о смерти родителей. А я понимал, что остался совсем один, но не мог вспомнить ни маму, ни папу. Позже выяснилось, что все остальное в моей памяти сохранилось. Бытовые навыки, знания, учительница, школьные приятели. Пропало только все, что было связано с моей семьей. Других детей, которые лежали в этой больнице, навещали родители. А я изо всех сил старался вспомнить своих. Кому-то приносили домашнее печенье, я тут же «вспоминал», что моя мама пекла такое же. Я стал придумывать несуществующие воспоминания, чтобы заполнить пробелы в своей памяти.       Я подсела ближе к нему и положила ладонь на его руку, чуть сжала пальцы.        - У тебя совсем никого не осталось после их смерти?        - Сестра матери с мужем и еще какие-то, очень дальние, родственники, - не отнимая у меня руки, он протянул свободную к столику и взял следующий альбом. Чуть притянул меня ближе к себе. Я передвинулась по сидению, думая о том, как непросто ему сейчас даются эти откровения, особенно если он и правда никому об этом не рассказывал до меня.       Мамору пролистал несколько страниц и показал мне снимок, сделанный у храма во время новогодних праздников.        - Ты был очень красивым ребенком, - мне захотелось как-то его отвлечь, хоть и не была уверена, что у меня это сейчас получится. Он улыбнулся уголками губ, хотя было ясно — улыбаться он совсем не хочет и делает это только ради моего спокойствия.        - Это мамины родственники, - он указал на пару рядом с его матерью, крепко держащей маленького Мамору за руку, - они забрали меня к себе после того, как закончился восстановительный период. Первое время меня осыпали подарками. Для меня, это было очень странно. Я воспринимал их чужими людьми, а они покупали мне игрушки, книжки и сладости. Это ведь должны делать родители, правильно? Я продолжил придумывать. Не дядя принес конструктор, а мой папа. Не тетя испекла пирог, а мама. Поначалу, они объясняли мне. Но очень скоро стали ругать и наказывать за мои выдумки. Вскоре меня отвели к специалистам. В мою карту вписали диагноз «Посттравматическое стрессовое расстройство» и начали лечение. Но к тому времени опекуны уже потеряли остатки терпения. Через восемь месяцев после смерти родителей, я оказался в детском доме.        - Тебя забрали у дяди с тетей? - услышав мои слова, Мамору хмыкнул, перехватил мою ладонь, теперь сам держа меня за руку.        - Нет, Усаги. Они сами меня отдали. Им надоело возиться с ненормальным. Я стал помехой для их привычного образа жизни. Я помню тот день, когда меня привезли в приют и сказали, что теперь я буду жить здесь. С того дня я стал чувствовать себя ненужным, выброшенным. Поверил в то, что на самом деле ненормальный.       Мне хотелось что-то сказать, чтобы поддержать Мамору. Вот только с поиском тех самых, нужных слов у меня всегда были затруднения. Поэтому могла только сидеть рядом и позволять держать меня за руку, поглаживая второй рукой его напряженные пальцы.        - Я перестал фантазировать о родителях и очень старался быть хорошим. Таким, от которого уже никто никогда не захочет отказаться. Учился и занимался спортом гораздо усерднее, чем мои сверстники. Воспитатели считали, что меня очень быстро усыновят и многим семьям я нравился по началу. Симпатичный, умный ребенок со спортивными достижениями. Но потом они видели мой диагноз, наблюдали за моим характером — я уже тогда был не самым дружелюбным парнем, и переключали внимание на других детей. А я просто очень хотел, чтобы у меня была семья. Поэтому и стал жить так, как живу — чтобы стать успешным и когда решусь завести собственную семью не оказаться снова «отбракованным».       Я чувствовала боль в его голосе, которую он старался скрыть, не смотря на всю свою откровенность сейчас.       Он замолчал, а я вдруг испугалась. Мамору столько лет хранил все, рассказанное сейчас, в тайне, а теперь — раскрылся передо мной. Что, если я подведу его, разболтав случайно что-то из того, что услышала сегодня.        - Я боюсь, - не хотела признаваться ему в этом, но слова вырвались будто сами собой, - Что, если я расскажу кому-то об этом? Я совсем не хочу этого, но просто не умею хранить тайны.        - Я просто знаю, что ты никому не расскажешь о моем детстве. Потому что ты не просто булкоголовая болтушка. Усаги, ты теперь моя семья.       Сказанное им заставило меня замереть, а он просто смотрел на меня, очень мягко держа за руку.        - Я очень много думал в эти дни, Усаги. Что бы ты не решила в конечном итоге, ты уже стала моей единственной семьей. У нас будет ребенок. Продолжение тебя и меня. Это связывает гораздо больше, чем бумаги, кольца, клятвы, семейный реестр, - говоря, он отвел взгляд. Но я понимала, что это не свидетельство его равнодушия, а нежелание показывать свой страх быть отвергнутым теми, кого он уже признал своей семьей — мной и нашим ребенком.        - Если ты окончательно решила, что не хочешь выходить за меня, я приму твой выбор и буду уважать его. Но я хочу, чтобы у нашего ребенка было то, чего я сам всегда был лишен. Настоящая семья, уверенность, что его любят, в нем нуждаются и защитят от всего, - внезапно, он повернулся ко мне и совсем не нежно зажал мне рот ладонью. Выпустив мои пальцы, освободившуюся руку он положил мне на затылок, привлекая ближе к себе. Почему-то, в этот момент мне не было страшно. Мамору прижался лбом к моему и зашептал, обдавая свою и мою кожу горячим дыханием, - Я знаю, что это совсем не то, о чем ты всегда мечтала. Ты хотела красивой истории любви, похожей на сказку со счастливым концом. Я — неподходящий для этого парень. Во мне ты видишь холодного и равнодушного невоспитанного хама. Но… ты ведь любила меня, правда?       Я почувствовала, как мои глаза удивленно расширились. Я ведь всегда очень старалась сохранить свои чувства в тайне. Даже девочки ни о чем не узнали. Они поняли, конечно, что я влюблена, но так и не связали моих чувств с Мамору. Так откуда он узнал?        - Ты никогда не умела вовремя спрятать глаза. Они выдают тебя с головой, о чем бы ты ни думала, - он мягко усмехнулся, будто и сейчас прочел в моих глазах все, что хотел знать. Потом глубоко вздохнул и продолжил: - Не знаю, поверишь ты мне или нет, но я понимаю: ты и наш ребенок нужны мне гораздо больше, чем я нужен вам. Я хочу, чтобы моя семья жила здесь, со мной.       Я смотрела на него во все глаза. Сейчас этот очень взрослый парень напоминал пятилетнюю меня. Когда я видела падающую звезду или задувала свечи на торте, всегда просила у загадочных высших сил ручного единорога. Для Мамору семья была такой же реальной, как для всех остальных людей мифический конь с золотым рогом.       Начала говорить, забыв о прижатой к моим губам горячей ладони, но сквозь его сжатые пальцы пробралось только невнятное и неразборчивое мычание. Мамору убрал руку от моего лица, но я перехватила ее и крепко сжала, не давая ему отстраниться.        - Я не хочу японскую свадьбу. Что-то европейское и очень простое, - я говорила тихо. Наверное — потому что не была до конца уверена в правильности своего решения. Но постепенно голос начал крепнуть, - Но мне нужно время, чтобы найти платье.       Договаривала я, уже находясь в его объятиях. Это очень сильно отличалось от того, как он обнимал меня в прошлый раз. В сексуальном плане, Мамору прекрасно знал, что, когда и как нужно делать с девушкой. А вот самые обычные человеческие объятия, которые не ведут к избавлению друг-друга от одежды для него в новинку. Так неуклюже. Казалось бы, что может быть проще, чем обняться? Но он не умеет. Чувствую, что очень боится сделать что-то не так. Причинить мне боль этим или обидеть. Все таки, как же мало тепла он получил в своей жизни! Все, что я могла сделать для него в этот момент — положить ладони на его спину и затихнуть, чтобы не мешать ему напитываться этим новым для него ощущением — близостью его новой семьи.       Внутри меня все еще жило сомнение, но с каждой проходящей секундой оно становилось меньше. Сегодня Мамору не сказал ни слова о долге, ответственности и необходимости заключить брак потому что «так надо». Вместо этого, этот самостоятельный и всегда такой закрытый человек раскрылся передо мной так, как никогда не раскрывался ни перед кем, даже перед самыми близкими людьми — его друзьями. Его доверию, тому, что он выделил меня из всех остальных людей, мне было нечего противопоставить. Да и не хотелось.       Мамору — отец моего ребенка. Как бы я это ни отрицала — у меня есть к нему чувства и я сама хочу стать его женой. Хочу, чтобы мы стали настоящей семьей друг для друга и для нашего ребенка.        - Усаги, - он совсем немного отстранился, - я понимаю, что это глупо. Срок еще очень маленький, я все равно ничего не почувствую. Но, можно мне прикоснуться?        - Это совсем не глупо, - я задрала свитер и футболку, взяла его руку и приложила к своему животу. Взгляд Мамору изменился. Стал таким умиротворенным. Он едва ощутимо гладил мою кожу, но в этом не было ничего ласкающего или соблазняющего. Все его мысли в этот момент были там, в глубине, где уже бьется совсем крохотное сердечко.       Все еще придерживая свою одежду, я подняла свободную руку и вытерла выступившие слезы. Ни смотря ни на что, я была по-прежнему уверена — чувства Мамору ко мне далеки от любви. Значит и мне нельзя его любить. Потому что иначе мне будет очень больно. Вот только — не поздно ли я спохватилась?