Шанхайский шёлк

В палате повисла напряжённая тишина, едва доктор закончил говорить. Химчан впился своими колючими чёрными глазами в недавно очнувшегося бледного Ёнгука, теперь молча поглядывающего на мужа исподлобья. – Ситуация весьма серьёзна, советую вам не тянуть и принять решение, – помявшись, добавил доктор. – Мы обсудим и сообщим Вам, – глухо отозвался Химчан, и даже у Дэхёна засосало под ложечкой. Он заметил, как Ёнгук крепко сжал одеяло, напрягаясь, и искренне пожалел друга. Ёнджэ перестал подпирать собой стену, понимая, что сейчас лучше оставить Химчана и его омегу наедине. Ёнгук не выдержал нового взгляда мужа и отвернулся, встречаясь глазами с Дэхёном, он кивнул другу, словно говоря, чтобы тот не беспокоился и спокойно покинул палату, а потом осторожно дёрнул подбородком в сторону ещё не ушедшего доктора. Дэхён весь съёжился, догадываясь, на что намекает Ёнгук. – Пойдём, Дэхён, я отвезу тебя в отель к детям, – Ёнджэ остановился около Химчана и похлопал того по плечу, подбадривая. – Я не могу… сейчас, – промямлил Дэхён и опустил голову, чувствуя на себе несколько заинтересованных взглядов. С огромным трудом он оторвал взгляд от своих обломанных грязных ногтей, оставшихся ему в наследие после сегодняшнего сумасшедшего вечера, и осторожно поднял виноватые глаза. – Доктор, можно и мне провериться, потому что я тоже… Он не договорил, вновь спрятав глаза под пронзительным взглядом Ёнджэ, словно обвиняющим его в предательстве. Мужчина в белом халате мгновенно засуетился, приглашая Дэхёна последовать за собой в смотровой кабинет, Ёнджэ бесшумной тенью следовал за ними, так и не произнеся ни слова. – Ну надо же, у вас почти один срок, – весело сообщил через какое-то время доктор. – Здоровье у Вас, господин Ю, на первый взгляд очень хорошее, и ничего не вызывает волнений, но все исследования мы, конечно, проведём, чтобы не было сюрпризов. Больше не вижу причин сейчас Вас задерживать, Вы можете поехать домой и отдохнуть. В Вашем положении сейчас это самый правильный поступок. – Спасибо, – сдавленно поблагодарил мужчину Дэхён, принимая у него из рук выписку с результатами первичных готовых тестов и рецепт на необходимые витамины для этого срока. – Почему? – Ёнджэ подошёл к Дэхёну сразу, едва доктор скрылся из вида. Вопрос прозвучал так абстрактно, но получился слишком ясным, что Дэхён не сомневался в том, о чём его спрашивали. – Потому что ты обманул меня с документами и скрыл, кто ты есть на самом деле, – тихо ответил он. – Люди лгут всегда, а ты не сообщил мне о Лао. Я хочу быть рядом со своими детьми, – в противовес упрекнул его Ёнджэ. – Отвратительная из нас семья, – зло бросил он, отворачиваясь и быстро удаляясь по коридору. Выписка в руках Дэхёна мелко задрожала. Вскоре показался Ли Фэй и проводил Дэхёна на подземную парковку. Где-то в отеле сейчас без родителей двое напуганных детей, это, пожалуй, важнее межродительских споров. Химчан устало уткнулся лоцом в острые коленки Ёнгука, укрытые больничным одеялом. – Не стони, – упрямился Ёнгук. – Да ты что, тупой?! – вскинулся Химчан, слетая со стула и отскакивая от кровати. – Гребаный придурок, сдохнуть решил? – Да пошёл ты, – засопел тот, глотая подступившие слёзы и перекатываясь на бок, спиной к покрасневшему от ярости альфе. – Я не буду делать аборт. – Да ты… – задыхался от возмущения Химчан. – Ты что, не слушал врача? Или тебя головой много били? – Вот именно что постоянно били! – не выдержав, закричал Ёнгук, сразу накрываясь одеялом с головой, чтобы альфа не видел, что довёл его в очередной раз. – Да блять, – устало выдохнул Химчан, усаживаясь обратно на стул и осторожно опуская ладонь на одеяльный кокон. – Слишком маленький процент, что ты выносишь ребёнка. А если откроется внутреннее кровотечение? Ёнгук… – мягко проговорил Химчан, подтягивая к себе сверток и наваливаясь сверху. – Ёнгук, у нас уже есть Минке. И ему нужны оба родителя. Это ведь действительно опасно. – Ты такая сволочь, – глухо донеслось из-под одеяла, а следом раздался дёрганый рваный вздох. Химчан обнял кокон ещё крепче, вновь прикладываясь щекой. – Химчан, скажи, – раздалось через пару минут. – Если бы я и Минке тонули, кого бы ты побежал спасать? – Ты охуел? – тот так и подпрыгнул на стуле. Одеяло зашевелилось, и наружу выполз взъерошенный Ёнгук с припухшими глазами. Несколько долгих минут альфа и омега обдирали друг друга глазами, пока Химчан не сдался и не ответил на поставленный вопрос: – Я бы спас Минке, потому что я его отец. – Если бы ты ответил иначе, я бы подал на развод, – криво усмехнулся Ёнгук. – И вот по этой же причине, я не собираюсь делать аборт, – он скрестил руки на груди и упрямо покачал головой. Химчану оставалось только закатить глаза и побежать на перекур, чтобы не взорваться от переполнявших его эмоций. Он ни капли не успокоился, поэтому в палату вернулся вместе с Бадом. И на маленьком общем семейном совете обоим альфам не удалось отстоять своё мнение. Они раз десять бегали перекуривать и даже распили бутылку какой-то мерзкой китайской водки из ближайшего к больнице магазинчика, но в итоге пришлось уступить Ёнгуку. На маленьком общем семейном совете было принято решение срочно возвращаться в Корею и ложиться на сохранение. *** Ёнджэ задумчиво почесывал щёку, пустыми глазами всматриваясь в строчки на бумаге. Больше не возникало очагов распространения наркотика, в больницу не доставляли людей с сердечными приступами в двадцатилетнем возрасте, и на поместье больше никто не нападал. Химчан оказался прав, этот Инхо затаился на время. После последнего разговора перед возвращением семьи Кима в Вегас-7, у Ёнджэ начала развиваться паранойя, ничуть не уступающая паранойе Химчана. Этот парень в самом деле тот ещё урод. Ёнджэ зажмурился, вспоминая последние слова старшего. – Как ты мог упустить этого парня? – едва не кричал обычно уравновешенный Ёнджэ. – Да после всего… – Я как-то растерялся, когда он мне кое-что сообщил, – виновато усмехнулся Химчан. – В самом деле, ты бы сам проебал момент. – Ты так говоришь, что мне уже не по себе, – вздохнул Ёнджэ. – Он же бета, понимаешь. Но я почувствовал кое-что, – осторожно начал Химчан. – Ещё он учился с Ёнгуком в университете, и они были близкими друзьями. Поэтому не было сомнений, что он бета. Ёнгук бы знал. – Я не понимаю, к чему ты это сейчас. – К тому, что Инхо на самом деле альфа, – быстро проговорил Химчан. – Реальный ёбаный альфа. Хитрый сучара, понимал, что в личине беты не будет привлекать внимание. – Что? – воскликнул Ёнджэ. – Такого не бывает. – Я думаю, что это какой-то более мощный подавляющий препарат для альф. Что-то подобное тем, которые пьют омеги, отбивая запах, но новый уровень. Я должен найти эту мразь и прихлопнуть окончательно, особенно теперь. – А что, разве нападение на Ёнгука в первый раз не было в категории «особенно теперь»? – усмехнулся Ёнджэ и продолжил: – Если такие препараты выйдут на чёрный рынок, может начаться полный хаос, – озадаченно проговорил он. – Я тебе помогу в поисках. – За помощь в поисках буду благодарен, а что о необходимости прихлопнуть как можно быстрее, то в качестве альфы он меня особенно не устраивает. Тем более, что пока мы там боролись, он, сука, заявил, что в любом случае убьёт Ёнгука, потому что тот не достался ему. Ненавижу паршивца, да я с него кожу буду кислотой смывать медленно и долго! Химчан заскрипел зубами так, что Ёнджэ испугался, как бы тот себе их не сломал. Хотя и сам озадачился сложившейся ситуацией. Месть за смерть семьи, сдобренная неразделённой любовью к омеге, выбравшим вторую сторону, – очень опасная мотивация идти до самого конца. Такой ни перед чем не остановится. Даже перед попыткой стравить два клана и убийством детей. – Дэхёну не рассказывай, чтобы тот не сболтнул Ёнгуку. Уверен, что Ёнгук всё ещё ищет в Инхо того самого друга, каким он когда-то ему был, – попросил Химчан. Ёнджэ молча кивнул. Беременным омегам меньше знать было положено по здоровью. К тому же они опять могут задружить против альф, чего Химчан и Ёнджэ никак не хотели. В первый раз им уже не понравилось испытать на себе их крепкую дружбу. За окном кабинета иногда раздавался весёлый детский смех и недовольные окрики Дэхёна, с которым Ёнджэ почти не разговаривал с того момента в больнице. И хотя они по-прежнему ночевали в одной спальне, каждый засыпал на своей стороне постели, а расстояние между их спинами было равноценно расстоянию между двумя разными планетами – близко по меркам космоса, невероятно далеко по меркам человека. В окно постучали, и за стеклом замаячил Дэхён. Ёнджэ встал из-за стола и высунулся наружу. – Кажется, это Ёнгука. Нашёл в кустах, куда Лао забросил мяч, – Дэхён протянул Ёнджэ плоский смартфон. – Уверен, им не составило труда купить новый, – Ёнджэ пожал плечами. Между ними вновь повисла тяжелая неловкость, какая возникала каждый раз, когда кто-то из них обращался к другому. Оба они чувствовали вину за собой, но и глубокая обида друг на друга никак не давала вырваться из сложившегося замкнутого круга. – Да, но тут могут быть важные данные. Фотографии, например, – предположил Дэхён. – Верни Химчану. – Хорошо, – согласился Ёнджэ. – Ну, я пойду. Там Лао… меня… ждёт. – Эй, Дэхён, – спохватился Ёнджэ, окликнув омегу. – Дед сегодня приезжает с источников, не опаздывай на ужин, ты же знаешь, что он опять будет ворчать весь вечер, – Дэхён кивнул и поспешил к махавшему отцу ребёнку, и вскоре с той стороны вновь зазвучал детский смех. Ёнджэ проводил взглядом Дэхёна, задержавшись у окна и пытаясь высмотреть хоть какие-то очертания фигуры мужа под толстой тканью просторной толстовки. Сейчас он даже не знал, какой Дэхён под одеждой, ни разу не дотронувшись до него, а омега больше не переодевался при нём. Они оба стали жить врозь. И на совместных ужинах даже Лао переставал смеяться, растерянно поглядывая на родителей, ещё не имея возможности понять, почему всё так застывше. Но Ёнджэ не был уверен, что Дэхёну ситуация доставляет такой же неприятный во всех смыслах дискомфорт, как ему. И не знал, хочет ли тот попробовать всё сначала так же сильно, как он сам. Ёнджэ был настолько не уверен во всём, что впервые в жизни не знал, как ему поступить, что делать и в каком направлении двигаться. А ещё боялся нервировать Дэхёна по банальным причинам, ему было сейчас куда важнее эмоциональное состояние омеги, чем своё собственное. Поэтому продолжал приходить в спальню, когда Дэхён уже забирался под одеяло, а уходить тогда, когда тот ещё спал, изредка задерживаясь, чтобы рассмотреть его спокойное лицо. В течение дня они почти никогда не пересекались, если только Ёнджэ не оставался работать в кабинете дома. И что самое пугающее, это могло длиться бесконечно. Несмотря на то, что вечер впервые за долгое время прошёл довольно весело и вроде бы поднял общий домашний настрой, к ночи Дэхёна снова одолела его обычная грусть. Хотя скачки настроения у него были уже реже и спокойнее, его неутомимо преследовала всепоглощающая тоска. Ему было страшно одиноко в огромном доме, полном людей. Ещё сильнее одиночество ощущалось в спальне, где на одной с ним кровати спал его муж. Какой-никакой, но всё-таки. Ёнджэ на него страшно злился, а он злился на Ёнджэ. Но ни у кого из них не было гарантий и уверенности друг в друге, поэтому каждый защищался как мог. Иногда ему страстно хотелось поговорить с Ёнджэ, но он так и не произносил ни слова, не желая ввязываться в спор и, тем более, опасаясь разреветься прямо перед альфой от скачущих эмоций и подавленности. Ёнджэ всегда приходил, когда Дэхён уже спал. И сейчас Дэхён честно пытался уснуть вот уже часа два, но на него беспощадно давило накопленное количество невыговоренных, неуспокоенных мыслей. Не такую семью он себе хотел. Молодец, сбежал от своей семьи и умудрился своими же руками выстроить себе ту же самую клетку с фальшивыми декорациями. Брак по расчёту и ребёнок, как точка преткновения. Как глупо, Чон Дэхён. Точнее – Ю Дэхён. «Ю Дэхён» даже не звучит. Он шмыгнул носом и попытался вытереть ладонью заплывшие слезами глаза. Снова это чёртово плаксивое состояние. Когда даже малейшая мысль ранит. Даже воспоминание, как утром Ёнджэ положил на тарелку Лао ломтик персика, а ему не положил. Дэхён, может быть, никогда и не нуждался особо в альфе, но раз уж он есть, то такой холод, который всю жизнь сквозил между его родителями, теперь рикошетил по нему самому в том, как не замечает его существования Ёнджэ. Точнее замечает, но они просто живут под одной крышей, и не более. Даже не друзья. Они просто никто друг другу. И первым на эту скользкую дорожку вышел, по иронии, сам же Дэхён. Дэхён сильнее закутался в одеяло, когда в спальню тихо проскользнул Ёнджэ. Пока альфа принимал душ, он пытался перестать шмыгать носом, вздыхать и приглушенно реветь. – Дэхён, ты чего? – на него навалился Ёнджэ, тряхнув за плечо. – Я в порядке, – сдавленно проговорил он. – У тебя что-то болит? Отвезти тебя в больницу? – Ёнджэ не поверил и стянул с головы омеги одеяло. – Ничего не болит. У меня просто эмоциональный перепад. Это нормально, – сопел тот, пряча лицо в подушку. – Дэхён, – Ёнджэ был не намерен отстать так просто. – Ты же знаешь, что можешь ничего не скрывать, даже маленькое недомогание. – Я знаю, Ёнджэ. Мы ведь оба не хотим, чтобы ребёнок пострадал, – в очередной раз рвано выдохнул тот и хлюпнул носом. – Думаешь, твоё здоровье волнует меня меньше? – в его голосе послышались нотки упрёка. – Наверное. – Да блять, Дэхён, – Ёнджэ резко развернул к себе парня. – Что ты несёшь! – Я же говорю, просто эмоциональный перепад. Ложись спать, – Дэхён закрылся руками, усиленно елозя по глазам, стремясь скорее вытереть слёзы, которые никак не хотели отступать обратно вглубь тела. – Почему ты вечно такой закрытый, – вздохнул Ёнджэ и принялся отдирать руки омеги от его же лица. – Если тебе хочется плакать – плачь, но хоть иногда разговаривай. Если тебе плохо, расскажи, объясни, зачем ты копишь это в себе? – Я ничего не коплю. – Да, и поэтому сейчас плачешь? – Люди иногда плачут. – Люди плачут либо от счастья, либо потому что им больно, – Дэхён поджал губы, разглядывая вазу на полке за спиной альфы, чтобы не встречаться глазами с Ёнджэ. – Мне больно… Немножко, – всхлипнул Дэхён. – Потому что у нас семья вышла такая же, как у моих родителей. И я это ненавижу. Ёнджэ сглотнул, теряясь в ситуации, пока Дэхён рядом мелко подрагивал, пытаясь успокоиться, что ему совсем не удавалось. Он лёг на спину и подтянул к себе омегу, обнимая его и прижимая к себе. Вновь он оказался в ситуации, когда не знал, как должен поступить и что должен сказать. – Мы оба очень виноваты, – тихо проговорил Ёнджэ, выдыхая в чужую макушку. – Поэтому давай завтра утром проснёмся и сделаем вид, что никогда в жизни не ссорились и не причиняли друг другу боли, – Дэхён слабо сжал его футболку на груди. Вероятно, это можно было бы расценить как согласие. Отец всегда ему говорил, что лучший способ помириться с дорогим человеком, – просто перестать выяснять отношения, обоюдоостро обвиняя друг друга, и сделать вид, что ничего не было, особенно если дорогой человек упрямее всех ослов мира. Ранить близких легко, сложнее переступить через собственные раны и попытаться сохранить то, что ещё можно сохранить, пока всё не дошло до критической грани. Сейчас было ещё что спасать. Его ладонь нагрелась на выступающем круглом животике омеги, и, хотя ещё по сроку было наивно на это надеяться, Ёнджэ нетерпеливо ждал, что почувствует, как ребёнок внутри толкнётся ножкой. – Ёнджэ, что ты ко мне чувствуешь? – услышал он слабый голос Дэхёна, когда уже почти заснул. – Не знаю. Ты мне очень сильно нравишься, – он не стал врать. – Но иногда ты сильно раздражаешь. – Понятно. Послышалось шуршание. Омега устраивался удобнее под одеялом. В этот раз расстояние между ними составляло лишь несколько простых земных сантиметров. Ёнджэ весь сон перебило, когда он краем уха услышал лёгкий смешок на свой ответ. Утром Ёнджэ проспал, Дэхён не стал его будить. И первое, что он сделал в этот новый день, – нашёл случайно сделанный снимок в саду, где на зелёном газоне сидели он, Ёнджэ и Лао, облачил его в рамку и поставил на полку вместо той вазы, на которую постоянно переводил взгляд, когда не хотел встречаться глазами с Ёнджэ. Единственное существующее во всём мире место для этого снимка. Конец.