Цвета солнца

Сны до жути реалистичные. Беллами чувствует каждый порыв ветра, каждый сучок под ногами, каждую ссадину на своем лице. Каждую стрелу, прилетевшую из темноты деревьев. И чьи-то дрожащие горячие пальцы на своей коже, эту стрелу вынимающие. И чужой голос над ухом ― он тоже дрожит, шепча утешительную чушь. Сначала Беллами никак не реагирует на странные сны. Просто его прошлая жизнь стучится в его настоящую. Ему даже нравится то, что он видит: горы, густо обросшие деревьями, ковер сочно-зеленой травы, щедро посыпанный цветами, под ногами, а над головой ― синь да позолота. Сначала это пьянящее чувство свободы и высота леса. Раз. Беллами стоит под дождем. И хотя часть капель скрадывает листва, одежда на нем вмиг тяжелеет, пропитавшись холодной водой. Земля становится черной и рыхлой, сапоги уходят в почву и противно хлюпают грязью. ― Беллами! Идиот! Быстро иди сюда! Он оборачивается. За пеленой дождя, на границе леса виднеется чья-то фигура. Волосы переливаются золотом на свету. Два. Темно. Костер трещит, жадно пожирая хворост, отбрасывая на деревья неровные тени. В кругу света ― скопление людей. Кто-то лежит в стороне, кто-то сидит, тесно прижавшись, кто-то шепчется и вздыхает. Беллами зовет ее принцессой и протягивает в ладонях пригоршню сочно-красных ягод. ― Спасибо, Беллами, ― слышит он тихий шепот. Сердце пропускает удар. Он каким-то шестым-седьмым-восьмым чувством понимает, что это «спасибо» вовсе не за ягоды. Молчит. Три. Крик застревает где-то в горле. Беллами хватает чужое запястье в последний момент ― стискивает его побелевшими пальцами, рванувшись вперед и задохнувшись от высоты. Скалистая пропасть перед глазами скачет и качается. ― Я держу тебя, ― говорит. Принцесса задирает голову, и они схлестываются взглядами. В ее глазах цвета чистейшей озерной воды плещется испуг ― его глаза темнеют от приступа отчаянного страха. Сапоги проезжаются по насыпи камней. ― Я держу тебя, хорошо? ― Хорошо. Четыре. Чьи-то руки обвивают его поперек груди, зажимают в кольцо. Это не объятие ― это желание остановить, не дать сделать и шага прочь. Беллами чувствует, как ему в спину отчаянно колотится чужое сердце, и пытается заглянуть себе за спину. ― Принцесса… ― Ты не пойдешь. ― Но это же твоя идея. ― Я передумала. ― Я должен. ― Обещай, что вернешься. ― Я постараюсь. Пять. Копье вонзается в живот, намертво пригвождая его к дереву. По рукам хлещет густая, горячая кровь, она же наполняет рот. Беллами сплевывает, плевок переходит в хрипящий, надрывный кашель. Из леса, ему навстречу, выбегают люди. Пот заливает глаза. А может, это слезы. Он видит размытые пятна ― черные, коричневые, серые. Моргает ― и пятна на мгновение превращаются в его друзей, застывших перед ним в бессилии, а затем снова теряют очертания. Кто-то просачивается через толпу, торопливо распихивая зевак. ― Беллами! Голос принцессы он узнает скорее, чем напрягает стремительно падающее зрение и видит перед собой ее измазанное кровью лицо. Она яростно сжимает его ладони, но пальцы уже потеряли чувствительность. Боль уходит на второй план, теряется на фоне невозможности ответить на прикосновение. ― Беллами! Беллами подбрасывает на кровати. Истошный писк приборов режет слух, он пытается сесть ― и тут выясняется, что все его тело сковала непреодолимая тяжесть, словно по венам течет не кровь, а расплавленный свинец. Чья-то теплая, пахнущая мылом ладонь ложится ему на плечо, ласково, но настойчиво укладывая обратно в постель. Прежде чем потерять сознание, Блейк замечает золотистый отблеск, а затем все стремительно темнеет. Когда Беллами приходит в себя в следующий раз, техника уже не пищит, а мерно отсчитывают его сердцебиение. Он поворачивает голову и видит кого-то на стуле для посетителей. Медсестра. Она тут же замечает его пробуждение, проверяет показания аппаратуры, затем наклоняется к его лицу: ― Как вы себя чувствуете? ― и ей на плечи спадают вьющиеся, цвета солнца, волосы. Беллами моргает, чтобы прогнать морок. Но это не обман зрения и не галлюцинация, он действительно видит то, что видит. ― Что со мной произошло? ― хрипит. ― Вы две недели находились в состоянии летаргического сна, ― сообщает принцесса самым нежным и приветливым тоном, какой есть в ее запасе, и выпрямляется, пряча за ухо упавшую на глаза прядь. ― Я позову врача, он вам все подробно объяснит. ― Мы с вами нигде раньше не встречались? Она виновато улыбается. ― Не думаю. Беллами прикрывает глаза. ― А я видел вас во сне.