Light In The Darkness

Вам когда-нибудь кто-то говорил, что вы собираетесь умереть, что через год вы окажетесь под землей на 6 футов вместо того, чтобы быть там, где вы сейчас? Вы когда-нибудь просыпались в комнате, окруженной людьми, которых вы любите больше всего на свете, по щекам которых текут слезы и губы которых сомкнулись вокруг слов, которые они не осмеливаются сказать? Вам когда-нибудь кто-то говорил, что у вас рак, даже когда вы не хотели верить им? Но я поверил, и не важно, что я был мировой поп-звездой, не важно, что мне было всего лишь 22 года и у меня было 6 младших сестер и 4 друга, которых я мог также назвать братьями, не важно, что я еще не готов был умереть. Важно было то, что рак распространяется и что шансы не велики, настолько не велики, что врачи дали мне возможность отказаться от химиотерапии, от лишнего отравления моего организма, потому что я, вероятно, умру в любом случае. Они даже не хотели пробовать, потому что если бы я был жив еще 12 месяцев, это могло бы быть чудом. Это их слова, не мои, поверьте, мои слова были абсолютно другие. Самым худшим было то, что лучше не становилось. Осознание того, что я умираю, не поднимало черные, как смоль, облака над моей головой хоть как-то выше, не облегчало мою боль в груди, не облегчало осознание того, что я собирался оставить моих друзей и семью одних. Битье зеркала стулом в ванной, резание рук и ног на острых осколках, когда я падаю на пол, не избавляет меня от боли в сердце, только усиливает ее, так что не важно, сплю я, или дышу, или ем, я чувствую боль, уединяюсь в своей умирающей оболочке, чтобы избежать факта. Я был ходячим зомби, внутри которого тикают часы, каждая секунда, которая прошла, означала, что мне осталось жить на одну секунду меньше, и это ранило, заставляло задуматься, хотел ли я ждать целый год, когда у меня есть возможность сделать это прямо сейчас, сидя в осколках стекла, пока кровь просачивается через плитку. Но я этого не делал. Я не хватал ближайший осколок и не резал вену так, что кровь из нее смешивалась с кровью из моих ног, не бился головой об стену до тех пор, пока там нечего будет разбивать, не глотал таблетки, зная, что они где-то в комнате. Эта мысль всегда была со мной, следующие 12 месяцев она всегда была со мной, давя на важное, напоминая мне о возможных вариантах. Но даже если все эти мысли всегда были рядом, он тоже был, каждый день с новым цветком в комнате ожидания или историей, которая заставит меня улыбаться, даже если немного. Остальные парни тоже приходили, они всегда были рядом в последние месяцы, то стремительно врываясь в мою жизнь, то покидая ее с сочувственными взглядами и объятиями, от которых ломались кости. Но они не делали этого так, как делал он, их объятия не были такими долгими или такими любящими, они всегда говорили медленно, как будто боялись, что если они будут говорить слишком быстро, я сломаюсь. Если честно, ничего не могло сравниться с ним, и если бы его не было рядом, не думаю, что я бы прожил так долго, я знаю это. Я должен был заметить признаки намного раньше, чем я заметил. Я всегда был уставшим, но до этого я был таким же уставшим с постоянными гастролями и путешествиями. Если бы я не был в отключке на диване, каждый бы подумал, что что-то не так, удивительно, что факт того, что я спал так много, был худшей вещью, а не хорошей. Я начал терять вес на третьем месяце нашего тура, мне часто было плохо, как будто моя иммунная система изо всех сил старалась отбиться. Врач, который был с нами в туре, списал все это на ритм жизни, в котором мы жили и дал мне кое-какие инструкции, чтобы я попытался жить более здоровой жизнью. Но проблема была в том, что эти инструкции не работали. Я продолжал терять вес, я спал больше, чем бодрствовал, и к тому времени парни заметили обесцвечивание моей кожи, которое я уже прошел на два этапа. Так уж вышло, что мое тело не создано для этого заболевания, не создано, чтобы бороться с ним. У меня нет права на то, чтобы мои кровяные клетки и ферменты в моем теле хотя бы попытались дать отпор болезни, и как только мы были на второй стадии, мы были на третьей и мчались к четвертой с прогнозом окончательной смерти. В итоге оказалось, что они были правы. Но это не слезливая история, хотя она уже начинает так звучать. Потеря своей жизни от рака была только одной из многочисленных битв, с которыми я столкнулся в свои 22 года на земле. X-фактор была одной из них, справляться с множеством сестер —другой, гастроли, пресса, СМИ, они все были вещами, с которыми мне пришлось столкнуться, и все в один день, потому что не было другого выхода. Верьте этому или нет, не смотря на все эти проблемы, самая большая задача, с которой мне пришлось столкнуться, была признать, что я был влюблен в него. Звучит глупо, что такая маленькая вещь как признание своих чувств была тем, что собиралось столкнуть меня с края. Оглядываясь назад на этот жизненный опыт, я понимаю, что единственная вещь, о которой я жалею, это то, что я не сказал ему, что я чувствовал, пока я уже умирал, до того, как время, которое мы проводили вместе, уже подходило к концу. Конечно, он чувствовал то же самое, я думаю, часть меня знала, что он будет чувствовать то же самое с тех пор, как он кинулся в мои объятия на сцене в тот первый день, бросив все, чтобы быть рядом со мной в момент его радости. Страх перед тем, что скажет пресса и перед тем, что раскрытие моих чувств может сделать с группой, всегда держал слова под контролем, держал их вне опасного положения, в которое они никогда не смогли бы попасть. Думаю, это делает меня ужасным человеком. К моему большому удивлению, он не кричал, не орал, не сказал мне послать себя к черту. Он никогда не повышал на меня голос, только в самом конце, когда я отключался, и он кричал, чтобы я вернулся. В течение всего пути, до последней секунды, пока мое сердце не остановилось, он был рядом, держал мою руку, поглаживал мои волосы и говорил, что любит меня так много раз, что я знал, что когда я в конечном итоге окажусь по ту сторону, я мог бы ждать еще сто лет, чтобы он присоединился ко мне, просто чтобы я снова был счастлив. В конце он говорил мне это 66 раз, но это уже другая история. Я начал рисовать примерно спустя 6 месяцев, не потому что я думал, что я хорошо это делаю, а потому что мне нужен был повод, чтобы рисовать ужасные картины в гневных тонах и размазывать их все вместе и притворяться, будто это что-то значит. Один раз я 9 дней рисовал один рисунок, одинокий желтый круг в середине поля с черными штормовыми облаками, толпящимися повсюду. Этот круг я принимал за один лучик света в темноте. Я положил рисунок под кровать до того, как один из обслуживающих нашел его, попросил его спрятать это для меня и дать ему, когда придет время. Это не было моим величайшим произведением во всех смыслах, у меня было несколько, которые действительно были проданы за деньги, если говорить о больнице, конкретно в детском отделении, где были люди, такие же как я, только на 15 лет моложе и которые до сих пор сосут палец, но часть рисунков имела для меня особое значение, и когда они показали рисунок на похоронах и прочитали надпись на обратной стороне, мне сказали, что он заплакал. Я хотел бы быть там, чтобы утешить его как-нибудь, но я в это время до сих пор переходил в иной мир, мое тело становилось холоднее, и моя душа обретала покой. После этого, когда он детально изучал рисунок, мне нравилось сидеть в его гостиной с ним, пока он смотрит на него и плачет, просто чтобы он не грустил один. Я не уверен, знал ли он что я рядом с ним, но иногда он мог смотреть на стул, на котором я всегда сидел и говорить мне привет, так что возможно он действительно знал. Я всегда был рядом с ним, до его собственного конца, когда он скончался во сне, окруженный тремя своими детьми. Его жена уже скончалась до этого, но опять же, они были разведены 20 лет. Нужно сказать, я принял его с распростертыми объятиями, когда он прибыл ко мне. Эта история также не о нашей загробной жизни, которая, нужно сказать, была очень долгой. Когда врачи окончательно подтвердили, что я на последней стадии, когда они написали на своих бумагах, что меня ждет смерть и подсчитали мне еще 12 месяцев, они никогда бы не подумали, что я решу проживать свою жизнь на полную. Мы с ним ужинали в верхней части Эйфелевой башни на 7 месяце, бродили по улице рука об руку, мой кислородный баллон спокойно катился позади нас, как напоминание о нашей ситуации. Когда мы остановились в Риме, он забрал меня на прогулку вниз по каналу, ничего не говоря, когда я начал плакать, потому что я знал, что это была одной из самых красивых вещей, которые я когда-либо увижу, потому что я иду к смерти уже слишком долго. Когда я упал и сломал лодыжку в Испании, он был тем, кто донес меня до больницы, которая была за 3 мили, он говорил без умолку, как только мы сели в скорую, что было удивительно для того, кто всегда говорил настолько медленно, что улитки завидовали. Наш тур, конечно, закончился по этой причине, и в один день, на 9 месяце моей болезни все парни пришли ко мне домой и я попросил пообещать, что они продолжат петь. Все парни категорически отказались, сказали, что без меня будет уже совсем не то, но после нескольких часов криков и слез они согласились, только чтобы сохранить живой мою память. Я никогда не говорил им, что я не думаю, что кто-нибудь заметит, что меня больше нет, ведь у меня никогда не было много слов, и мои соло мог спеть кто угодно. Я сказал им, что когда я умру, я хотел бы чтобы Найл пел мои слова, потому что мы с ним понимали, каково это, быть не звездой, и я знал, что он действительно будет петь мои соло, потому что он был таким другом. Он всегда выполнял свои обещания. На похоронах они показали ему мою любимую подпись футболиста Джерси, которую он переворачивал в руках долгое время, прежде чем увидел мое имя, написанное на плече. Я слышал, что он разрыдался, как только увидел это, но я хотел, чтобы он знал, что я всегда буду присматривать за ним до конца его жизни. На их первом шоу вместе, как группа, он носил Джерси и, не смотря на то, что по их лицам текли слезы, они продолжали шоу. Я не мог быть более горд за них. Не думаю, что кто-то был удивлен тому, что Зейн разозлился после того, как узнал новость. Пока остальные парни были в моей комнате почти весь день, он часто просто приходил несколько раз в неделю и никогда не оставался надолго, постоянно утверждая, что у него какие-то дела. Я знал правду, думаю, мы все знали, что он не был готов признать, что я умру, не был готов сказать “прощай”. Это ранит, но, черт возьми, я тоже не был готов, и я простил его, когда он пришел попрощаться в самом конце, сказал ему, как сильно я его любил и как он мне был нужен, чтобы позаботиться о моих сестрах, потому что он как никто другой знал, каково это, иметь младших сестер. Год спустя после моей смерти он взял их ко мне на могилу, и они сели и рассказывали про меня истории до того, как он забрал их поесть мороженого и затем отвез их домой. Это выглядело так просто, но по истечению этого года и всех остальных лет, до того как они все стали старые и седые, Зейн звонил моим сестрам по крайней мере раз в неделю, и то, что он сдержал свое обещание, означало все для меня. Когда он попал сюда, я крепко его обнял и похлопал по плечу, сказал, как сильно я любил его. Я никогда не верил в то, что дождь-это ангельские слезы, но тогда был целый потоп на той неделе, и после этого из-за наших слез я подумал, что это правда. Как ни странно, меня это устраивало. С Лиамом было чуть сложнее; он всегда был рядом, как Гарри. Он тоже много плакал, каждый раз разбивая мне сердце. Не то, чтобы я больше предпочитал Гарри, но он никогда при мне не плакал, во всяком случае не так часто, он держался до того момента, пока не был уверен, что я сплю, или когда он просто уже не мог держать это в себе. Но Лиам постоянно был грустным, и меня убивало то, что из него просто выкачивалась жизнь, когда он смотрел на меня. Где-то на десятом месяце я решил, что я должен с ним поговорить, поэтому мы пошли пройтись по пирсу и я сказал ему, что мне жаль, что я делал ему больно, попросил его заботиться о парнях, когда я умру, с тех пор, как я не смогу этого делать. Я сказал ему, чтобы он убедился, что делает что-то особенное для них всех в самые важные моменты в их жизни, например, когда родятся их дети, или когда они женятся на людях, которые их любили. После моей смерти он был замечательным с парнями, он больше не плакал так много, но поддерживал их, когда они плакали, говорил им, что он их любит, и что я их любил, и затем забирал их домой и укладывал по кроватям. Он сдержал свое слово, он был рядом с парнями в самые важные моменты в жизни, даже на их похоронах, с тех пор, как остался он один. Когда он наконец попал сюда, мы все встретили его с распростертыми объятиями и затем спели песню, потому что, ну что еще мы могли сделать? Его сын, Луи Джеймс Остин сказал, что слышал эту песню по пути из Лондона, когда он приезжал навестить его могилу. В тот день мы тоже много плакали. Но из них всех, Гарри был лучшим и худшим. На 11 месяце мне было сложно делать даже самые банальные вещи, и Гарри всегда был рядом, чтобы помочь мне с этим. Когда моя рука становилась слишком слабой, чтобы поднести вилку ко рту, он помогал мне поднять ее. Когда я был грязным и мне нужно было помыться, он нес меня в ванную и натирал меня губкой, до тех пор, пока я не стану кристально чистым, делая вид, что в глазах у него не слезы, а мыло, хотя я знал, что каждый раз он лжет. Одной ночью мы занимались любовью, он скользил в меня и из меня так нежно, наши слезы смешивались и капали нам на кожу. Это был самый прекрасный момент, который был у меня до того, как я умер, и это было то, что я берег в последние несколько месяцев, любовь и обожание были запечатлены на его лице во время нашего интимного момента. Я сказал ему, что я ждал, пока мы поженимся, и он смеялся до тех пор, пока его смех не перешел в рыдания, и я обнимал его всю оставшуюся ночь. Я хотел, чтобы это длилось дольше, но мое сердце остановилось спустя несколько дней и меня перевели в палату интенсивной терапии. В тот раз меня откачали, но после этого было еще несколько таких случаев и один из них в конечном итоге забрал мою жизнь. Я был просто рад, что в конце моего пути он был рядом, чтобы позволить мне уйти. Последние несколько месяцев с ним я не мог просить о чем-то большем. Он всегда рассказывал мне истории, даже если они были про его любимое животное, когда ему было 3 года, или про то, как он упал с качелей, когда ему было 9. Я любил слушать то, что он рассказывал, любил, когда он забирался на кровать со мной и говорил, что любит меня, обнимая в своих руках. Я знал, что я был эгоистом, я знал, что я должен был держать его подальше от себя, чтобы ему не пришлось смотреть, как я умираю, на самом деле я пробовал так сделать, но он всегда возвращался, всегда говорил, что любит меня слишком сильно, чтобы позволить мне быть одному. Держал мою руку, когда я окончательно умер, последний раз пробежался большим пальцем по ее обратной стороне . Последнее, что я помнил, до того как умереть, было то, что он сказал "я люблю тебя", это было истинным свидетельством того, что единственная вещь, которая держала меня здесь была так же тем, что дало мне возможность уйти в тот мир. Я тоже любил его до предела, это все что я мог предложить, хотя в итоге этого оказалось недостаточно.Но я правда любил его, клянусь. На самом деле, до сих пор люблю. В итоге, раку понадобилось 13 месяцев, чтобы забрать все лучшее от меня. Я умер, держа руку любви всей моей жизни, так что я не могу сильно жаловаться. Я мог бы быть один, вместо того, чтобы быть окруженным людьми, которых в этом мире я любил больше всего. Я сказал медсестрам чуть ранее того дня, что у меня предчувствие, что тот день будет последним, убедился, что завещание написано и что мои подарки были готовы к вручению. Они сказали,что все готово, и я умер несколько часов спустя, зная, что тот день был таким же хорошим, как и все остальные. Это было 14 апреля. Я был на пол пути к 23 годам. Я не знал, что подарить Гарри на дни после моей смерти. Я думал над тем, чтобы подарить ему мой дом, или мою машину, но я знал, что это все не имело бы для него значения, было бы сложно для него жить в комнате покойника, поэтому я отсек эту идею. Я думал написать ему стихотворение или песню, но к тому времени я был слишком слаб, чтобы действительно много сделать самому, не говоря о дыхании, и в итоге мне пришлось выбросить эти идеи из головы просто из-за необходимости. Если честно, я давно забыл про свой рисунок, и когда одна из медсестер принесла его, я открыто плакал добрых десять минут до того, как убедить бедную девушку, что я просто был слишком рад увидеть это и мне совсем не грустно. Я попросил ее написать сообщение на обратной стороне, хотя меня и убивало то, что я не мог сделать этого сам. Когда он увидел рисунок , он очень долго плакал, но когда он увидел обратную сторону, он плакал еще сильнее. Я не знал, как сказать ему, как много он для меня значил каким-либо другим способом. Я думал, что, возможно, ему совсем не понравится это, как я сказал, это не было чем-то особенным, желтый круг, окруженный темнотой, но это многое для меня значило, и я знал, что он сможет понять. Он набил себе тату в виде некоторых слов с того сообщения пять лет спустя после моей смерти, как обещание нашей любви, думаю. Он набил себе мои инициалы прямо под его сердцем в день его свадьбы, даже сказал об этом жене, рассказал ей всю эту чертову историю. Затем они занялись любовью и, спустя 9 месяцев, родился Луи, но насчет этого я не возражаю. На этой неделе тоже был целый потоп. В конце концов, я умер слишком молодым, но прожил великолепную жизнь, пока мог, окруженный самыми замечательными людьми в мире. Я никогда особо не дружил со словами, пока я не узнал, что это был один из единственных путей честно показать людям, что ты чувствуешь. Это конец моей истории, но не конец вашей, поэтому живите на полную, пока вы можете, потому что вы никогда не узнаете, когда вы получите свой крученый мяч, как мой. Скажите своим друзьям, своей семье, что вы их любите, поцелуйте вашу собаку в голову и держите открытыми двери для незнакомцев. Живите, смейтесь, любите, и помните, всегда есть кто-то, кто любит вас больше, чем вы можете себе представить. *** Гарри, Я не знал, как сказать тебе, что я люблю тебя по-другому, не просто говорить "я люблю тебя", но я нарисовал этот рисунок, когда болезнь только начала прогрессировать, и он напоминал мне о тебе. Знание того, что ты умрешь сложнейшая вещь, которую ты только можешь представить, и я надеюсь, что тебе никогда не придется проходить через такое. Этот рисунок должен напоминать тебе, что ты должен проживать свою жизнь на полную и найти то, что как ничто другое будет делать тебя счастливее. Ты всегда был рядом со мной, до самого конца, и за это я буду бесконечно любить тебя. Ты был светом в моей темноте, и ты пронес меня сквозь тьму, сквозь самое темное время в моей жизни. Ты мой свет и ты всегда им будешь. Я люблю тебя,Гарри. Всегда и навечно хх