Предрассудки остаются в прошлом

Твое имя - Дэйв Страйдер, тебе шестнадцать с небольшим лет, и у тебя есть небольшая проблема, которая не дает тебе спокойно жить. Все знают, что подростковый возраст — это такой странный возраст, когда ты можешь влюбиться в человека за то, что он мило улыбнулся и поздоровался с тобой. Это тот возраст, в котором ты еще не знаешь самого себя на сто процентов, но уже думаешь, что прекрасно знаешь человека, в которого влюбился. Но твоя проблема не совсем в этом: обычные дети твоего возраста влюбляются в своих сверстников. Мальчики - в девочек, а девочки - в мальчиков, соответственно. Так, почему-то, должно быть. Хотя, ты не веришь в это, потому что это очередная придумка какого-то тупорылого мудака. Невозможно заранее знать, каким будет человек, в которого влюбишься. Невозможно влюбиться в кого-то захотев этого, никто не выбирает кого любить. Влюбляются случайно, спонтанно, неосознанно, так всегда случалось само по себе. И чаще всего в тех, в кого меньше всего ожидали влюбиться. Так произошло и с тобой. Но обо всем по порядку. Твою проблему зовут Дирк Страйдер (хотя ты предпочитаешь звать его просто Бро), он старше тебя почти вдвое, и он делит с тобой одну жилплощадь все время, что ты себя знаешь. Он — тот человек, который заменил тебе отца, мать и прочих родственников. Он — тот человек, который старался делать для тебя практически все: мало того, что он дал тебе дом и еду, он так же старался дать тебе необходимые навыки выживания, научив тебя обращаться с мечом, и какое-то образование. И не то, чтобы ты любил его только из благодарности: это ебанутая херня, которую придумали ебнутые идиоты. Ты прекрасно знаешь, что чувствуешь к нему совсем не такую любовь, какую называют платонической; ты никогда не относился к нему как к отцу, брату или другу, он всегда был для тебя чем-то большим. Чем-то крутым и недосягаемым, слишком идеальным для тебя. Еще будучи мелким и безмозглым ты восхищался им, словно перед тобой был не твой родной брат, а какая-то раритетная музейная статуя, на которую пялятся всякие искусствоведы и просто зануды, оценивая ее как очень дорогую. Иными словами, Бро был тем человеком для тебя, которых принято называть особенными людьми. Он значил для тебя так много, что ты не знал даже с чем это сравнить. Однако, рассказать ему об этом было бы совершенной тупостью, на которую пошел бы только твой друг Джон, который, к слову, тот еще идиот. Ты ведь не такой глупый и понимаешь, что Бро может не принять твои чувства или не понять их. И не потому, что давит общество, мол, это конкретно неправильно; потому, что он учил тебя, что у крутых парней не может быть других чувств, кроме чувства собственного достоинства. Остальная фигня, типа чувства юмора, предназначалась идиотам. И ты долгое время не мог признаться даже себе в том, что у тебя есть чувства. Непозволительные чувства. Вот уже третий день ты лежишь в кровати и смотришь в потолок, изредка вставая только по нужде. Тебе не хочется выходить из своей комнаты и проходить мимо гостиной, потому что там сидит он. Тебе отчего-то последнее время сложно на него смотреть. Сложно находиться рядом. А когда это случается, тебя словно переворачивает внутри: твое сердце быстро и непростительно стучит, ладони потеют, мысли путаются, из-за чего ты несешь несвязную чушь. Бро, признаться, думает, что ты просто заболел, ведь никогда ранее ты не игнорировал его призывы на очередную битву так долго. Ты никогда не убегал, не прятался, ты всегда терпел и принимал поражения. Но все, рано или поздно, должно закончиться. И, если твои чувства растут все сильнее, не собираясь никуда уходить, ты должен о них рассказать. Пускай тебя не примут, не поймут, в конце-концов, даже выгонят из дома, Роуз сказала, что станет легче. У тебя не было причин не верить ей: она — специалист по промыванию мозгов и выкапыванию человеческих душ, ей лучше знать, чем тебе. Ты же все-таки вырос без всяких чувств и прочего дерьма. Но судьба, которая весьма иронична, распорядилась иначе. Как и всегда. Если ты не расскажешь, ты сдохнешь, в этом нет никаких сомнений. В один момент твоя голова либо лопнет от чудовищной боли, либо ты сам себе ее отрежешь, чтобы бесконечный поток мыслей, наконец, прекратился. Как другие вообще молчат о таком достаточно долгое время? Как вообще получается молчать о своих чувствах всю жизнь, и в итоге упускать свой шанс, проводя остаток жизни с человеком, которого ты не любишь, а просто используешь, чтобы не быть одиноким? Это низко. И мерзко. А у тебя, все же, есть свои принципы. И твои принципы не терпят такой подлости. Ты не хочешь думать о том, что способен на то, чтобы встречаться с тем, кого не любишь, лишь чтобы забыть о том, кого любишь. Таким образом, ты будешь мучить не только себя, но и ни в чем неповинного человека. Таким образом, вообще, все через жопу получается. И выбора у тебя нет: либо ты признаешься прямо сейчас, либо будешь бегать и прятаться всю жизнь, пока не сойдешь с ума, оказавшись в психиатрической больнице, в одиночной палате и в смирительной рубашке. Ведь да, ты на самом деле сходишь с ума: даже смотря телевизор ты можешь заметить у кого-то знакомые черты лица, знакомый голос, и дернуться. Даже на улице в толпе ты можешь почувствовать знакомый запах его одеколона, которым он заливает себя с ног до головы. Даже общаясь в интернете ты можешь наткнуться на случайного собеседника со схожим стилем письма, изложением мыслей и прочим. И это не просто пугает. Это сводит с ума. Ты направляешься в ванную, где долго смотришь на себя в зеркало. Как же, оказывается, вы с ним похожи. Ты словно - его мелкая копия. Особенно, если напялить такие же треугольные очки и кепку, и уложить волосы гелем. Это действительно так, или ты снова сходишь с ума? Ты, если честно, знать этого не хочешь. Облив лицо холодной водой, чтобы угомониться, ты возвращаешься обратно в комнату. Идешь мимо гостиной совсем тихо: старший Страйдер сидит на диване, и будет не очень хорошо, если он тебя заметит. Ну, по крайней мере, ты снова будешь выглядеть глупо. Но пройти незамеченным у тебя не выходит: ты спотыкаешься о брошенного на полу Кэла и падаешь, и шум, естественно, привлекает его внимание. — Ты чего развел, малой? — он откладывает пульт и поворачивается к дверному проему, где ты, матерясь и потирая ушибленные зад и колено, пытаешься встать. Ну вот, теперь точно придется по-дурацки оправдываться и врать. — Если бы ты не разбрасывал свое дерьмо по всему дому, то я бы не упал, — ты стоишь к нему спиной, поэтому чувствуешь себя увереннее. Но он прожигает твою спину взглядом даже через очки, и ты через несколько секунд чувствуешь это. Твои ладони снова потеют, дыхание снова сбивается, а сердце так и хочет свалить через твою глотку куда-нибудь, дабы подыскать себе другого хозяина. Ты хочешь сбежать, но это бесполезно: Бро найдет тебя где угодно и надает по заднице. Придется снова выглядеть идиотом перед ним, чего бы ты хотел меньше всего. Ты что-то невнятно говоришь, и он зовет тебя к себе, потому что не расслышал. И твои ноги, не подчиняясь тебе, несут тебя к нему. Ты не замечаешь, как стоишь прямо перед ним. — Садись, — он кивает на место рядом с собой и расстегивает еще две пуговицы на своей рубашке. Все-таки в городе снова стоит ужасная летняя жара, и даже открытые нараспашку окна и включенные вентиляторы от нее не спасают. Ты мысленно проклинаешь ебучую погоду и все на свете. Хотя, жара тебе даже на руку; со всей этой ситуацией ты не заметил, как твои щеки и кончики ушей покраснели. — Запарился, малой? — пока ты думаешь, он пытается завязать с тобой разговор. Ты не особо вникаешь, почему Бро это делает, ведь раньше вы не особо стремились говорить. В любой другой промежуток времени он бы, скорее всего, предъявил тебе претензии по поводу проебанных страйфов и полнейшего игнорирования его персоны. В голове проскакивают пара мыслей, от которых тебя дергает. Нет, ты идиот. Случайные догадки и самоутешения не могут оказываться действительными. Судьба так не работает. Эта шлюха вообще работает как-то через задницу: то она дает тебе все, а то грозит забрать в один момент из-за каких-то слов. — А-ага, — ты отворачиваешься от него и проводишь рукой по лбу. Это. Слишком. Сложно. — С тобой происходят странные вещи, — Бро смотрит в выключенный телевизор, а не на тебя. И от этого становится легче дышать. Сердце уже не так ощутимо давит на глотку. Ты чувствуешь, что ему тоже сложно говорить с тобой. Но весомых причин ты не видишь. — Я в порядке, хах, боже, — из тебя очень некстати вырывается нервный смешок. Молодец, придурок, теперь ты в полной жопе. Не буквально, конечно. — Пиздишь, — коротко говорит Бро и ловко хватает за руку. И как он угадал, что ты хочешь уйти? Ты спрашиваешь об этом. — Ты делаешь так всегда, когда проигрываешь. Он прав. Ты всегда пытаешься убежать. Ты не отвечаешь, потому что у тебя нет никаких сил. Тебя словно что-то придавливает. Ты кладешь голову к нему на колени и смотришь на него снизу-вверх. Не хочется думать о том, как это смотрится со стороны. Не хочется думать о том, что об этом подумает Дирк. Но он, кажется, совсем не возражает, включая телевизор обратно. Еще полчаса вы пребываете в тишине, которую нарушает лишь гул телевизора. Бро без особого интереса смотрит на то, как какой-то мужик прокачивает чью-то тачку, а ты смотришь на него, про себя отмечая, что он выглядит еще лучше, когда на него падают лучи солнца. Фу, блять, где ты этого понабрался? Приходится мысленно дать себе пощечину, от бессилия и собственного идиотизма больно сжав пальцы на руках и ногах. К твоему счастью, Бро не заметил этого. Ну, так показалось тебе. — Наслаждаешься видом, малой? — на его лице появляется самодовольная улыбка. — Нет, бля, с чего вообще?! — ты подрываешься и стараешься выразить возмущение. Внутри тебя разгорается борьба двух личностей: одна из них вынуждает тебя обо всем рассказать, а вторая так и подталкивает позорно сбежать. Ты, кажется, первый раз в жизни серьезно не знаешь, что тебе делать. — Я давно заметил, что ты влюблен в меня, Дэйв, — Бро выключает телевизор и кладет руку на твою грудь, возвращая тебя в исходное положение. План побега провалился. Из-за такой близости тебе становится безумно жарко. Ты уже совсем не можешь дышать, говорить, и что-то чувствовать. Тебе только хочется, чтобы это оказалось дебильной шуткой или сном. Старший Страйдер снова усмехается, чувствуя, как твое сердце колотится о его руку. Он не мог оказаться неправ. Он молчит, выжидая. Ты знаешь, что первым нарушишь тишину. Ты знаешь, что от тебя зависит: разрушишь ли ты все или нет. Слишком тяжело принять конкретное решение, когда здравый смысл говорит тебе, что Бро ни за что не свяжется с малолеткой, тем более со своим мелким братом. Но какое-то другое чувство заставляет тебя рискнуть. Вроде, зануды типа Лалонд называют это «юношеским максимализмом» или чем-то в этом роде. Точного термина ты не помнишь, да и тебе насрать. Через какие-то пятнадцать минут, которые станут для тебя вечностью, ты не выдержишь и скажешь о том, что Бро, как и всегда, прав. Эмоции на его лице от этого не изменятся, и он не скажет ничего. Позже ты почувствуешь, как тебя поднимают, и это значит только одно: он хочет, чтобы ты ушел и не возвращался. Он хочет перестать думать о том, что расколол тебя. Он хочет думать лишь о том, что произошедшее тут — какая-то странная ирония. Но самообмана не происходит. Также не происходит и позволения тебе уйти. Тебя хватают сильные руки твоего Бро. Он прижимает тебя к себе. Серьезно, он делает это. Ты не веришь. За всю твою жизнь он ни разу не делал этого. Он не отпускает тебя, а внутри тебя творится нечто: тебе то ли хочется рыдать от отчаяния, то ли кричать от радости. Ты не понимаешь и не можешь разобраться. В прочем, этого и не требуется, брат разобрался во всем без тебя. Он всегда разбирался во всем без тебя, потому что, как он всегда говорил, у тебя на это мозгов не хватит. Из всех сил ты прижимаешься к Дирку, мечтая надеясь, что этот момент никогда не закончится. Но что-то дергает тебя на необдуманный и рискованный шаг. — Бро, прости за эту ебнутую херню, — тихо говоришь ты и в ту же секунду, не давая ему ответить, прижимаешься своими губами к его губам. Ваши очки и носы стукаются друг о друга, и ты краснеешь, потому что это было действительно тупо. Ты сразу же отрываешься и опускаешь голову. Ты этого не делал. — Хах, мелкий, и это ты называешь поцелуем? — не меняя эмоций, Бро наклоняется к тебе сам. Ты хочешь что-то сказать, возразить, вообще откреститься от того, что было секундой ранее, но он сам целует тебя. Более умело, естественно, от чего у тебя перехватывает дыхание. Не встретив сопротивления, он тут же углубляет поцелуй, из--за чего ты чуть ли не падаешь с дивана. Его пальцы в этот момент крепче обхватывают твою талию и не дают тебе упасть, а ты сам пытаешься ответить ему. До этого ты ни с кем не целовался вовсе, а он, к гадалке не ходи, наверняка перецеловал кучу народа. Хотя бы потому, что он целуется слишком хорошо. Каждый раз, когда он отрывается от тебя, ты глотаешь еще больше воздуха и с новой силой целуешь его, не желая, чтобы это прекращалось. Но Бро не дает тебе перехватить инициативу. Так же, как не дает оторваться. Ты снимаешь его дурацкую кепку и кидаешь ее за диван, запуская пальцы ему в волосы, чтобы притянуть еще ближе. Он, в свою очередь, сажает тебя к себе на колени и обнимает еще крепче, обхватывая твою нижнюю губу своими губами. И от этого ты почти теряешь голову. Вы целуетесь достаточно долго, не желая упускать друг друга. Ты цепляешься за него, а он - за тебя. Вы — оба Страйдера, и сейчас вы чувствуете себя самыми счастливыми (не только крутыми) людьми во всей сраной вселенной. И плевать, кто что об этом скажет. Наплевать на предрассудки.