Возлюбленный мой...

— Как прекрасен ты, возлюбленный мой, когда нежишься в пене среди розовых лепестков! Как дивны все члены твои, как соразмерны они и великолепны. Твои сосцы — что холмики под нежными лучами рассветного солнца. Живот твой мягок, но крепок, словно сталь, покрытая атласом. Бёдра твои подобны лучшим корабельным соснам — стройны и гладки они, и ввысь возносятся, когда плещешься ты игриво в волнах. Пальцы ног твои как стада ягнят новорожденных — мягки и послушны. Руки твои сильны и нежны. Пальцы тонки, и как раковины розовые ногти твои, запястья же на жемчуг похожи — белы, и гладки, и безупречны по форме своей. Весь свет мог бы я обойти, но где найду красоту, равную этой, возлюбленный мой? Средоточие же мужественности твоей горделиво вздымается — не сейчас... но, как правило, вздымается — и подобно башне Силоамской! Лицо твоё, возлюбленный мой... о, нет чудеснее него, и ни с чьим лицом не сравню я, ибо нет достойных сравнения. Губы твои что бутон, который целовал бы я бесконечно, если б мог. Глаза твои — озёра бездонные. Брови совершенны, и совершенны власы твои, локонами вьющиеся... Вдохновение неожиданно уподобилось хитрой лисе, обманувшей свору гончих на охоте — то бишь вильнуло хвостом и исчезло. Принц нерешительно поскрёб затылок, потёр лоб... Увы, вдохновение не возвращалось. Его высочество вздохнул и хлопнул в ладоши. Стоявший рядом слуга вытянул руки с подогретым полотном. Джон ещё раз вздохнул и выбрался из лохани. — Я вернусь, — прошептал он нежно, бросив последний взгляд на предмет своего вдохновения — превосходное зеркало венецианской работы.