Часть 1
17 августа 2015 г. в 14:34
Ты смотришь на него и все еще ничего не осознаешь. Это шок. Просто шок, от того, что его больше нет. Ты сумасшедший, лучник, ты сбрендил.
Вы оба лежите в больничном отсеке. Ты ждешь бывших товарищей с очередной миссии, твой сосед спит. Безмятежно спит. Вечно спит.
Ты смотришь в окно. Где-то там, где-то снаружи спокойно живет тот, кто из-за срыва исключил тебя из родной команды. Изверг. Ты считаешь, что он - бесчувственный изверг, непонимающий что творит.
Нет, лучник, это ты не понимаешь, что творишь. Ты не понимаешь, почему встаешь, идешь к своему соседу по одинокой палате. Ты не понимаешь, почему запускаешь свою руку в его некогда серебристые волосы, что теперь стали просто бело-седыми, и настойчиво просишь проснуться. Неужели ты не понимаешь, что это бесполезно? Как и в прошлый раз, и в позапрошлый...
Тебе это не нравится, лучник? Я ведь прав? Да, я прав. Тебя это бесит, выводит из себя, заставляет нервно шагать по палате, ревностно смотреть на скорохода. Стоп, ты смотришь на него ревностно? Неужели ты ревнуешь его к Смерти, глупец?
Ты не даешь себе отчет о том, сколько тут находишься. Час, два? День? Неделю? Больше? Тебе выведена отдельная палата, так почему ты предпочитаешь компанию трупа? Его даже не могут похоронить- настолько боятся даже пальцем прикасаться к нему. Ты тут же бросаешься на них, говоришь, что ему надо просто выспаться. Но почему тебе не кажется, что сон немного... задержался?
Ты берешь его руку в свою. Она несколько холодная. Почему несколько? Еще не остыла от тебя. Ты часто ее держишь, греешь, целуешь. Более редко ты от руки переходишь к лицу. Нежно гладишь небольшую щетину, зарываешься носом в кудри, чмокаешь куда попало, что-то шепчешь на ухо.
Что ты ему шепчешь, лучник? Рассказываешь о своей жизни, о трудных ее моментах? Может, это слова благодарности, признание в любви? Может быть, но скорей всего ты до сих пор умоляешь его открыть глаза.
А помнишь, лучник, что было недавно? Да-да, идиот, я говорю именно об этом. Да, об этом, когда ты поцелуями огинал начинающую гнить плоть, что была истерзана пулями. Да, об этом, когда ты бережно гладил его, впервые поцеловал в губы, а не в нос, например.
Я знаю, что ты помнишь, как он своим молчанием настолько истезал тебя, что ты в один момент даже прикрикнул на него, правда, тут же извинился. Ты извинялся, но не прекращал делать то, что делал. Ты аккуратно стянул с него белое покрывало, что в некоротых местах было коричнево-бордовым, цвета засохшей крови.
Лучник, ты был извращенцем. Зачем ты смотрел на него? На такого красивого, идеального, со своими изюминками внутри, что проделали в нем эти дыры, которые ты сравнивал с бордовыми розами, с твоими любимыми. Лучник, ты был извращенцем. Зачем ты бережно поглаживал его ноги, расставлял их? Зачем ты вообще это делал?
Что значит, ты ничего не помнишь? Ты врешь мне, лучник. Я же знаю, что каждую минуту ты вспоминаешь те мгновения, прокручиваешь их в своей памяти.
Я и сам помню, как ты грел не только одну руку скорохода, но всего его самим собой. Да, я помню, как ты бережно ласкал его, брал за бедра, входил в него. Ты толкался в нем, наполняя его своим теплом. Подобным теплом ты после излился в него. Больной ублюдок...
Пора признать, что он умер, лучник. Отпусти его, пожалуйста. И не смей ничего говорить, просто отпусти.
Прошу, Клинт.