бурундук

Чонгук впадает в себя надолго и без просветлений. Настенные часы в этой звенящей тишине тикают как-то слишком громко, бьют по мозгам. Сердце омеги отстукивает тот же ритм, и даже его дыхание, как ему казалось, стало совсем бесшумным. Он уже который час тупо лежит на большой двуспальной кровати и то смотрит в потолок, то на тест на беременность. Две полоски. Две гребанные полоски. Как? Как они упустили момент сцепки? Как он ничего не заметил? Куда делись меры предосторожности? Столько вопросов мучило изнуренный мыслями мозг Гука. А главными вопросами были: что делать дальше и как сказать об этом Юнги? Парень встает с кровати и выходит на балкон, в заначке находит пачку сигарет и долго смотрит на нее, словно может найти в ней ответы на все свои вопросы. Мин запрещал ему курить, но Гук все же курил иногда, когда нервы сдавали. И тут до него доходит такая важная вещь: в нем зародилась жизнь, которую он ни под каким предлогом не станет убивать. Пачка с заветным расслаблением летит вниз с восьмого этажа. И омегу совсем не заботит тот факт, что внизу мог кто-то идти. Раздается звук дверного звонка, и Чонгук нехотя ползет открывать. Он уверен, что это Юнги, но даже думать не хочет о том, почему он не открывает дверь своим ключом. За дверью омегу ожидает дебильная улыбка и запах перегара. Альфа буквально вваливается в квартиру и виснет на шее Чонгука. - Чонгуки...прости, что я в таком виде, - Юнги еле шевелит языком, а еще, кажется, почти засыпает прямо на плече своего омеги, - мы с ребятами отмечали написание нового трека. Гук понимает. Юнги пьет с "ребятами" очень редко и только на грандиозные события. А ребята - это сборище местных рэперов с характером типичного быдла и крашеными волосами. Только Юн был другим, у него была харизма, не было пустых понтов. Этим он Чонгуку и приглянулся когда-то. Гук кое-как закрывает входную дверь, пока альфа жмется к нему со спины всем телом. Минута непонятных зигзагообразных передвижений в обнимку до спальни с охами, ахами и "Чонгуки, ты такой теплый" и вот уже они лежат вместе на кровати. - Почему ты молчишь? Не рад видеть меня? - Мин гладит омегу по волосам, смотрит прямо в его глаза, где видит потерянность, и не понимает, что не так с его мальчиком сегодня. Ведь обычно он веселый и ругает его в те редкие моменты, когда он пьет. - Я очень соскучился, - наконец, выдыхает Чонгук охрипшим от долгого молчания голосом и прижимается к альфе ближе, утыкается носом в его грудь и глотает тяжелый ком в горле. - Никогда еще не видел тебя таким грустным, малыш, - Шуга обнимает Гука крепко, и это, пожалуй, все, что нужно было омеге, чтобы успокоиться. - Я тоже соскучился. Чонгук чувствует умиротворение в теплых объятиях своего альфы. Он знает, даже в пьяном виде Мин остается более менее адекватным и все отлично понимает. А на часах уже давно за двенадцать, и Гук понимает, что утонул во времени из-за раздумий и совсем перестал за ним следить. Юнги замечает, как копошится младший, и мягко хлопает его по спине, шепча в полудреме "спи, малыш, спи". Чонгук слушается, замирает и проваливается в сон спустя какое-то время. Впервые он не хотел спорить даже в шутку, язвить и всячески сопротивляться, потому что решил, что завтра все расскажет Мину. Больше всего он боялся, что альфа оставит его одного, поэтому сейчас он наслаждался моментом, который, возможно, последний такой. Утро будит Чонгука неприятным лучом солнца, бьющим прямо в глаза. Омега садится на кровати и замечает, что забыл зашторить окно вчера, что забыл тест на беременность на тумбочке, что Юнги рядом с ним нет, что рядом с тестом лежит маленький листок бумаги с почерком, похожим на почерк альфы. Осознание всего пиздеца приходит к Чонгуку не сразу, сердце бьется панически быстро где-то в районе печенки, а руки дрожат. - Да возьми же ты себя в руки! - ругается сам на себя Гук и сжимает кулаки, решительно смотря на записку. В бумаге оказывается только три слова, которые выбивают из легких омеги весь воздух. - Я видел тест... - он шепотом повторяет написанное на бумаге и судорожно хватает ртом воздух. Глаза ужасно щиплет, ком в горле так и норовит вырваться наружу в виде истерических воплей. Чонгук не выдерживает, скулит, а слезы катятся по его щекам. Он совсем не замечает хлопок входной двери, шуршание пакетов с продуктами на кухне и, наконец, Юнги, который заходит в спальню и шокировано смотрит на омегу, закрывшего лицо руками. - Чонгуки... - осторожно зовет младшего альфа и присаживается рядом с ним. Чонгук вздрагивает и устремляет на него свой внимательный взгляд, но потом вдруг снова начинает всхлипывать. - Юнги, п-прости меня. Прости, что не сказал тебе все вчера. - Что не сказал? Почему ты плачешь? - Мин обнимает Гука, пытаясь успокоить его. - Про тест... Шуга замирает и хмурится, а потом с подозрением смотрит на омегу. - Я хотел спросить у тебя, что значат две полоски? - на секунду в комнате становится совсем тихо, а потом Чонгук закатывается истерическим хохотом, от чего получает еще более подозрительный взгляд Юнги. - То плачешь, то смеешься. Как тебя понимать вообще? Что значат эти две полоски? - То, что я бурундук, блять, - выдает омега в ответ и улыбается. Была не была. - У нас будет малыш? - восторженно вскрикивает альфа и стискивает Чона в объятиях. А, когда младший кивает, Мин и вовсе переходит на писк, в котором можно разобрать "о господи, я так рад". - А ты куда ходил? - вдруг спрашивает Чонгук. - За едой в магазин. Пошли есть, бурундук, - Юнги поднимается, идет на кухню и громко продолжает оттуда же.- Теперь тебе нужно есть за двоих: за себя и за нашего бурундучонка. Омега смеется, прикрывая ладонью лицо от абсурдности сказанного, но понимает, что это все же чертовски мило.