Трещины на фарфоре

От третьей сигареты подряд запершило в горле. Дэниел задумчиво покосился на алеющий в вечерних сумерках огонек и затушил его прямо о стоящую рядом на веранде керамичскую бочку, в которой росло… какое-то растение, названием которого он никогда не интересовался. Озеленением дома всегда занимался муж. Раньше занимался. Он покосился на входную дверь за своей спиной. Внутрь заходить не хотелось. Сказал бы кто ему пару часов назад, что Дэниел Прайд будеть стоять на пороге собственного дома и не решаться войти — рассмеялся бы в лицо. Десять лет жизни. В этих стенах, с мужем — казалось, любимым и любящим, с детьми — которые, как оказалось, вовсе не его. Десять лет лжи, впитывающейся в эти стены день за днем. Не рухнут ли они, эти стены, теперь, когда правда раскрыта, а маски сорваны; не погребут ли под собой, не завалят ли обломками, накрывая с головой и в кашу сдавливая грудь?.. Он глубоко вздохнул. Ну же, альфа ты, или кто? Нет там ничего. И никого. Впрочем, нет. Мальчишка. Дэниел нахмурился. Как он мог забыть? Муж у него всё еще есть. Горько усмехнувшись, альфа покачал головой, потом мотнул ей, словно вытряхивая все ненужные мысли, и шагнул к двери. Новоиспеченное обновление интерьера сидело всё в том же кресле, стиснув руки на коленях, вжав голову в плечи, а заслышав звук поворачивающегося замка, съежилось еще сильнее, как будто пыталось полностью слиться с обивкой. Дэниел медленно приближался, а пара огромных перепуганных светлых глаз пристально следила за каждым его движением. Прайда кольнула жалость — ребенок еще совсем, не понимает ничего: сначала родители продали, словно ненужную вещь старьевщику, потом на сцену «развод на полкровати» попал, теперь вообще наверное не знает, чего ждать. Бедняга. Альфа постарался улыбнуться как можно дружелюбней и произнести как можно мягче, хотя внутри чувствовал только тяжелую холодную усталость: — Не бойся. Я не причиню тебе вреда. Ты ведь… — он запнулся, припоминая имя, написанное в договоре, — Мэттью? Юноша кивнул, непослушная прядь каштановых волос упала ему на лоб, и он тут же нервно загладил ее назад и, сглотнув, неуверенно сказал: — Мэттью Йорк, сэр. И снова выжидающе-испуганно уставился на Дэниела. Тот как раз добрался до дивана, неторопливо опустился на него, стараясь не делать резких движений — ему казалось, что от любого неосторожного слова или жеста мальчишка то ли разревется, то ли в обморок упадет. — Я — Дэниел, — представился он. — Мой, — взгляд Мэтта метнулся к журнальному столику, на котором лежали небрежно брошенные бумаги, — муж? — Муж, — вздохнул Дэниел. — Не бойся, Мэттью, я не собираюсь тебя обижать или к чему-то принуждать, — как можно убедительней повторил он. — Завтра мы съездим к моему адвокату и спросим, имеют ли эти документы законную силу. — А если нет? — тихо спросил Мэтт, опуская глаза. — Наверное, ты вернешься к родителям. Ты ведь хочешь вернуться домой? — спросил Дэниел и был немного озадачен, когда тот вдруг резко замотал головой. — Мне через месяц будет восемнадцать, — ответил он, не поднимая глаз. — И домой я не хочу, — еще тише добавил он. И вдруг поднял взгляд, посмотрел на Дэниела — отчаянно и просяще, с такой мольбой в прозрачных серо-голубых глазах, что тот только выдохнул, закрыл лицо руками, потер лоб. Вот так номер. Домой он не хочет. Альфа невольно зацепился взглядом за брачный договор, и ему, кажется, стало понятно, почему омега не горит желанием возвращаться. Ну что ж, кое-что общее у них точно есть — их обоих предали самые близкие. — Ты голоден, Мэттью? — спросил Дэниел и получил в ответ робкий кивок. — Пойдем, — он махнул рукой, вставая с дивана. Празднично сервированный в столовой стол вызвал у него горькую усмешку. Вот так отметил десятую годовщину свадьбы. Ухватив пару стульев за спинки, он пошел дальше. — Поедим на кухне, хорошо? — бросил Дэниел через плечо, не особо интересуясь ответом. Вряд ли парнишка будет протестовать. Запеченная телятина остыла, соус загустел, но Дэниел решил — сойдет и так. Он полдня возился с этими кулинарными изысками, не пропадать же теперь добру. Отрезав пару ломтей мяса, он обернулся к мнущемуся у порога Мэтту. — Садись, — попытался улыбнуться альфа. — Стоя есть не очень удобно. Омега тут же послушно уселся на стул, поставленный у кухонного «островка». — Тебе с соусом? — поинтересовался Дэниел. — Клюквенный, — уточнил он на вопросительный взгляд. — Никогда не пробовал, — ответил Мэтт. — Я тоже. Но должно быть вкусно. Пока альфа возился с тарелками, юноша оглядывал кухню — большая, шкафчики из натурального дерева, столешницы — мраморные, техника неброская, темно-серая, но сразу видно — дорогая. Кухня обеспеченных людей. Его «муж» явно не беден. Впрочем, это было понятно сразу: двухэтажный кирпичный дом в дорогом и тихом районе, ухоженные газоны произвели впечатление. Раньше бывать в таких местах Мэттью не доводилось. Он всегда был застенчивым и замкнутым ребенком. И скорее, не в силу характера, а в силу воспитания. Строгий до жестокости отец мог наказать не то что за лишнее или не вовремя сказанное слово — за показавшийся ему вызывающим взгляд, за неловкое движение, за слишком громко стукнувшую о стол тарелку. Когда он был дома, Мэтт мечтал стать невидимым, исчезнуть, испариться, старался как можно реже попадаться ему на глаза, ужин каждый раз был сложнейшим испытанием на выживание, а потом его долго трясло в комнате. С младшими братьями-альфами отец был менее строг, а омега должен знать свое место — это было его глубочайшее убеждение. «Он хороший человек и заботится о тебе, — говорил папа и, вздыхая, добавлял: — Как может». Стоило ли удивляться, что и в школе мальчик старался вести себя тише воды — шумные и самоуверенные альфы пугали его, а кокетливые болтливые омеги сами сторонились тихони. Мэтт хорошо учился, если дело не касалось устных ответов и выступлений перед классом. Тогда он терялся, мялся, с трудом выговаривал слова. Учителя заметили эту его особенность и старались давать ему больше письменных заданий, так что с учебой у Мэтта дело обстояло довольно неплохо, чему он был несказанно рад: всё меньше поводов для придирок отца. Да, жизнь его была не радужной, но другой он не знал — и привык, смирился, старался быть как можно незаметнее, не выделяться, не привлекать внимание, не заговаривать ни с кем лишний раз. Этому подобию спокойствия настал конец два года назад, когда его отец, служивший в полиции, получил ранение во время патрулирования. И оказался инвалидом — после пули, попавшей в плечо, у него отказала рука. Ему пришлось уйти в отставку, и хотя он получал пенсию, денег в семье стало не хватать, да и много ушло на лечение. Папа, никогда раньше не работавший и занимавшийся детьми и домом, попытался было заикнуться о поисках работы, на что получил гневную отповедь, что дело омеги — семья, и нечего лезть куда не просят. Но самому отцу работу найти не удалось — никто не горел желанием брать калеку, и тогда он стал просто невыносимым: если раньше он был просто строг, теперь это вылилось в ежеминутные придирки и бесконечными наказаниями. А потом Мэтта ждал еще один удар. После стандартного медосмотра для справки об окончании школы родителей неожиданно вызвали к школьному врачу. О чем шла речь, Мэтт не знал, но через пару дней после этого папа повел его к другому специалисту. Он снова сдавал анализы, а на следующем приеме доктор-бета сыпал кучей терминов, и среди словечек наподобие «незрелость гонад» и «гормональный дисбаланс» Мэтт понял только одно — у него никогда не будет течки, а значит, он бесплоден. Удар был поистине ниже пояса. Если раньше у него была надежда на замужество, как на возможность сбежать из родительского дома, то теперь... Кому нужен бесплодный омега? После презрительно брошенного отцом «бесполезный урод» его охватила такая апатия и безразличие ко всему, что он целыми днями сидел в своей комнате, ничем не занимаясь, кроме бытовых дел. Окончание школы, означающее для всех остальных начало новой жизни, стало для него концом всех надежд. И тем неожиданнее было, когда в их доме вдруг появился незнакомый холеный омега и о чем-то больше часа разговаривал с родителями. Проводив гостя, те что-то долго и горячо обсуждали, а потом позвали Мэтта и объявили ему, что им предложили отдать его в «младшие» мужья. Это было редкой и довольно архаичной практикой. Быть младшим мужем означало чаще всего быть бесплатной прислугой: домработником, нянькой, постельной грелкой, никто не воспринимал их равными первым мужьям. На такое соглашались только совсем отчаявшиеся омеги: некрасивые, бедные или с изъянами. Как Мэтт. «Они обеспеченные люди и будут хорошо к тебе относиться, — говорил папа. — Это твой шанс». «Не будешь висеть на нашей шее», — мрачно отрезал отец. Мнения Мэтта никто особо не спрашивал, его, в общем-то, ставили перед фактом. Какое-то время заняло оформление документов, и у него была возможность смириться с тем, что родители его продали, спихнули по дешевке, как бесполезную сломанную вещь. Это было горько и обидно — знать, что так с тобой обошлись самые близкие люди. «Будь послушным, не перечь и хорошо делай всё, что тебе скажут, — наставлял папа, когда они собирали нехитрые пожитки Мэтта: одежду, несколько книг и дисков, школьный аттестат и прочие документы. — И всё у тебя будет хорошо». С родителями Мэтт попрощался сухо, обнял братьев и последовал за красивым светловолосым омегой к машине. По дороге они молчали: представившийся Алом блондин сосредоточенно вел автомобиль, а Мэтт, не решавшийся ничего спросить, украдкой разглядывал его. И правда очень красивый: светлые волосы в той «естественной» небрежности, что создается усилиями парикмахеров, одежда модная — зауженные брюки, шелковая рубашка — и дорогая даже на вид, тонкий парфюм — тоже, наверное, дорогой. Рядом с ним Мэтт почувствовал себя жалким замухрышкой в своей великоватой толстовке и стареньких джинсах, и с тоской подумал, каково же ему будет жить рядом с таким красавцем, в холеном лице которого угадывалось что-то очень капризное. Когда они въехали в пригород, который даже в сумерках производил чрезвычайно благопристойное впечатление: ровные улицы, аккуратные домики, свет в окнах, Ал скорость снизил. Долго любоваться окрестностями Мэтту не пришлось — минут через десять машина зарулила на подъездную дорожку к одному из домов. Там уже стояло, поблескивая аспидно-черными боками, другое авто — явно представительского класса. Остановив машину, блондин откинулся на сиденье, побарабанил пальцами по рулю, а потом повернулся к Мэтту. Поразглядывав его пару секунд с ног до головы, Ал скривил свои губы в какой-то странной усмешке — что-то между презрением и жалостью. — Не удивляйся ничему, — сказал он. — Дэниел, — это имя он произнес с уже явным презрением, по слогам, — о тебе не знает. Будет ему сюрприз, — омега язвительно усмехнулся и вздохнул: — Не завидую я тебе, честно говоря. Он жуткий высокомерный зануда. Но я, слава богу, уже от него избавлен. Пошли, — кивнул он на дверцу, забрал из бардачка папку с документами и сам вышел из машины. Сказать, что Мэтт ничего не понял — значило ничего не сказать. Он не понимал абсолютно ничего. Но из машины вышел и последовал за старшим омегой к дому. Внутри было тепло и уютно, пахло чем-то вкусным и мясным. Мэтт настороженно огляделся: они стояли в небольшом холле, две большие арки справа и слева вели в столовую — судя по накрытому столу, и гостиную — судя по дивану, креслам и огромной плазме, прямо перед ним, метрах в пяти, была лестница на второй этаж и пара закрытых дверей. Спокойные тона стен, картины и фотографии в рамках, темно-зеленое растение, похожее на пучок тонких стрел между закрытыми дверьми — обычный жилой дом семейной пары. Наверное, и дети есть, подумал Мэтт, практически ожидая, что со второго этажа вот-вот сбежит пара шумных мальчишек, встречая вернувшегося папу. Правда, ничего подобного он не дождался. Только Ал рассеянно огляделся по сторонам, пробормотал что-то похожее на «Дом, милый дом» и подтолкнул Мэтта к гостиной. Тот нерешительно вошел, снова оглядываясь по сторонам. — Садись, — приказным тоном велел Ал. — Сейчас будет явление Дэниела народу. Мэтт опустился в кресло, сгорбился, снова, как и раньше, желая стать невидимкой. Слова Ала о сюрпризе и его общий язвительно-вызывающий настрой за милю отдавали скандалом. Кому понравится, если в его дом притащят совершенно незнакомого мальчишку? Тем более, если это сделает омега. Альфы очень не любили покушений на свое главенство — это Мэтт четко понял из наставлений отца. Услышав ровные неторопливые шаги, юноша замер, во все глаза глядя на арку, в которой показался высокий мужчина. — Ал, что так дол… — начал он, снимая кухонный фартук, заметил Мэтта и осекся. — У нас гости? — несколько удивленно посмотрел альфа на своего супруга. А Мэтт смотрел на него как завороженный. Таких альф он еще не видел. Не огромный бугай, какими их любили показывать в сериалах, и на задиристых угловатых одноклассников не похож — широкоплечий и жилистый, но каждое движение дышало ленивой силой. У альфы были аккуратно уложенные на косой пробор темные, почти черные волосы, лицо худощавое, властное, а цвет глаз Мэтт со своего места не смог разглядеть. Рукава серой рубашки были закатаны, и на предплечьях ходили мускулы, когда мужчина комкал в руках фартук, ожидая ответа своего супруга. От Дэниела исходили именно та сила и уверенность, которые так нравились омегам — спокойные, ровные, не самовлюбленный самец, а уверенный в себе альфа. «И это мой муж?» — недоверчиво пронеслось в голове Мэтта. Странная смесь благовейного восторга и затаенного страха не дала бы ему пошевелиться, даже если бы он захотел. — Нет, дорогой, — в конце концов ответил Ал. — Это не гость. Это твой новый муж. Альфа нахмурил темные брови, глядя на него всё еще удивленно-недоверчиво. А блондин помахал в воздухе папкой, которую держал в руках. — А это — брачный договор. — Что?.. — совершенно непонимающе проронил Дэниел и забрал из рук мужа документы. Он пробежал глазами по первым строкам, поморщился и требовательно спросил: — Немедленно объясни, что происходит и почему ты привел в дом какого-то мальчишку в десятую годовщину нашей свадьбы, которую — на минуточку — мы планировали отметить вдвоем. — Это ты планировал, Дэниел, — издевательски процедил омега. — Не мы. Моего мнения ты не спрашивал. Как, впрочем, всегда. А я, видишь ли, уже давно планировал с тобой развестись. И теперь — по нашему с тобой брачному контракту — имею на это полное право. Там есть такой пункт — я имею право подать на развод, если ты возьмешь в мужья другого омегу. Вот этот мальчик — твой новый муж. — Что за бред? — тряхнул головой альфа, явно не до конца понимая происходящее. — Я это не подписывал. — Подписывал, — закивал Ал. — Пару дней назад. Я сказал тебе, что это документы для школы. А ты, как обычно, подмахнул, не обратив внимания. Лишь бы отвязаться от меня. Лишь бы я не отвлекал великого Дэниела Прайда от его безумно важных дел. Альфа весь словно сдулся и его плечи опустились. Он сел на диван, невидящим взглядом уставившись в папку с документами. — Почему? — наконец глухо спросил он. Омега смотрел на него со злорадным торжеством наконец свершившего возмездие благородного мстителя. — Я так любил тебя, Дэниел. Ходил хвостом еще в школе, умирал от счастья, что ты выбрал именно меня, не замечал, как снисходительно ты относился ко мне, позволяя быть рядом. Чуть не спятил, когда ты сделал предложение. Но чем дальше, тем больше понимал, что тебе плевать. Всё, что тебя интересовало — твоя ненаглядная экономика — сначала учеба, потом работа. Ни я, ни дети — ничто даже рядом не стояло, ничто не стоило твоего дражайшего внимания. И я устал. Устал это терпеть. Ты можешь радоваться — этот мальчик, — блондин кивнул на Мэтта, — уж точно не будет тебя отвлекать. Будет тихо и незаметно обеспечивать твой быт. И радоваться, что ему позволено хотя бы это. Таким ущербным, как он, дорога разве что на панель. Дэниел остановил поток его слов взмахом руки. Повернулся к Мэттью, разглядывая его как какую-то диковинку. А тот наконец рассмотрел, какие у него глаза — серо-стальные, внимательные и холодные, и сжался под этим пристальным взглядом. — Ущербный? — переспросил альфа, видимо, не найдя никаких внешних изъянов. — Бесплодный, — уточнил Ал. — Зачем тебе дети, Дэниел? Будут шуметь, мешать, бегать по дому, отвлекать тебя. Идеальный вариант. — Дети… — снова обратил внимание на мужа Дэниел. — Я их заберу, — отрезал тот. И затрясся от смеха: — Боже, Дэниел, ты настолько зациклен на себе, что не замечал одну простую вещь — это не твои дети. Мэтт увидел, как лицо альфы стремительно побледнело и заострилось — для него это был удар. — Как? — выдохнул Дэниел. — Помнишь ночь перед нашей свадьбой? Я так волновался, что не мог заснуть, правда, дело оказалось не только в этом — началась течка, но я не сразу понял. Пошел прогуляться и меня занесло к твоему домику. — Дэниел машинально кивнул: это Ал хотел устроить церемонию в туристическом комплексе у озера. «Так красиво! — восторгался он. — Лес, природа», — и Дэниел согласился, место проведения свадьбы ему было не принципиально. — Ты разговаривал с отцом, — и снова Дэниел кивнул — такой разговор действительно был. — И он уговаривал тебя отложить свадьбу. И ты — соглашался! — Нет, — слабо запротестовал Дэниел. — Он просто говорил, что мы очень молоды… — Уже не важно, — отмахнулся омега. — Мне было так больно, что я весь в слезах кинулся куда глаза глядят — в лес. И встретил там Грега. Альфа шумно вздохнул — он знал, что Ал всегда нравился его младшему брату. — Он утешал меня. Успокаивал. А потом… — и блондин неожиданно замялся. — Потом ты трахался с моим братом в лесу, — продолжил за него Дэниел. — Да, — кивнул омега, тут же возвращаясь к своей язвительности. — Мне было так стыдно утром, а ты вел себя как ни в чем не бывало, и я решил, что заглажу ошибку, буду тебе верным мужем и всё забуду. Когда родился Бобби, я чуть не умер от страха — сразу понял, что он не твой. А ты не заметил! Ты! Не! Заметил! — Грег мой брат, — глухо проронил Дэниел, — наши запахи похожи. — Тебе просто было плевать, — неожиданно устало ответил Ал. — И на меня, и на ребенка. — А Дилан? — альфа поднял опущенную было голову. — Помнишь экономический симпозиум в Балтиморе пять лет назад? Пока тебя не было, я заказал новую кровать в нашу спальню — хотел сделать тебе сюрприз. Но грузчики потребовали дополнительной платы, я поругался с ними… — Позвал Грега на помощь и обновил супружескую кровать, — снова закончил за него Дэниел. — Ты к нему уходишь? — Да, к нему! — с вызовом выпалил Ал. — Мы любим друг друга и у нас общие дети. И он заботится обо мне! Интересуется мной. Я для него не просто надоедливое приложение к интерьеру. — Уходи, — внезапно резко поднялся с дивана Дэниел. — Немедленно, пока я не свернул тебе шею. На лице омеги промелькнуло нечто похожее на страх, но всего на мгновенье. Он спиной шагнул к двери, смерил стоящего напротив мужа взглядом с ног до головы. — Мой адвокат пришлет бумаги о разводе, — сказал он. — Ты ловко всё провернул, Аллоис, — негромко ответил Дэниел, глядя на совершенно чужого и незнакомого ему человека, с которым он прожил десять лет. — Потрясающая изобретательность и предусмотрительность. Я бы поаплодировал, но что-то не хочется. Убирайся. Омега безразлично пожал плечами, а потом перевел взгляд на Мэтта, который в течение всего разговора, кажется, и не шевелился. — Не вздумай в него влюбляться, малыш, — криво усмехнулся он. — Бесполезное занятие. И Ал, легко развернувшись, вышел прочь.